- Хочешь поводить машину сегодня?
Джефф открыл глаза, когда Эрин села напротив него со своим кофе.
- Что?
- Ну, я подумала, что могу позволить тебе взять машину сегодня. Мне она не понадобится, я буду здесь работать. Вы с Мэл сможете спокойно доехать до школы в первый день занятий, избежав автобуса. Ты согласен?
- Конечно. Спасибо, мам.
- Только не забудь запереть ее.
- Обязательно.
Эрин допила кофе, отдала Джеффу ключи от машины и ушла в свою комнату. Через несколько минут вышла Мэллори, торопливо застегивая мешковатую желтую рубашку. Она свисала ниже талии ее бирюзовых брюк, собранных посередине косым, свободно сидящим черным поясом.
- Бери тосты, - сказал Джефф, вставая из-за стола. Он не смотрел на нее, пока засовывал бумажник в набедренный карман синих джинсов и брал учебники и ключи от машины.
- Ты поведешь машину?
- Да. Поехали.
Мэллори издала раздраженный звук - отрывистый глоток воздуха через нос - и вышла за ним из квартиры с сумкой.
Когда Джефф вырулил на Лорел-Каньон, радио играло на большой громкости, Мэллори поинтересовалась:
- Что с тобой?
Джефф приглушил радио.
- Что?
- Я спросила, что с тобой не так? Ты ужасно тихий.
- Я не очень хорошо спал прошлой ночью.
- Да, я тоже. - Она была раздражена.
- Поздно вернулась?
- Угу.
- Во сколько?
- Не знаю. Поздно.
- Около пяти.
Уголком глаза Джефф заметил, как она вдруг с подозрением повернулась к нему.
- Ты не спал? - спросила она.
Он кивнул.
Она отвернулась и посмотрела в окно, покачивая головой.
- Господи, - вздохнула она.
Песня по радио закончилась, и утренний диск-жокей стал изображать Сильвестра Сталлоне, вызывая приглушенные смешки у своей утренней команды ассистентов.
Мэллори несколько мгновений молча смотрела в окно, ее челюсть слегка подрагивала. Джефф и раньше видел ее такой, но только во время жарких разговоров и ругани с матерью.
Наконец она повернулась к нему и спросила:
- Мама не спала и ждала меня? Нет. Она не волновалась, так почему ты должен волноваться?
- Мама не знала, что тебя нет дома, но даже если и знала, она ничего не знает о Кевине Донахью.
- Ты тоже не знаешь, - тихо проговорила она, снова отвернувшись к окну.
- Я знаю достаточно, чтобы беспокоиться.
Джеффу вдруг захотелось, чтобы они не говорили об этом. Он устал и мог видеть, что Мэллори более чем раздражена. В данный момент его больше волновал первый день в школе и невозможность каждый вечер засиживаться смотреть шоу Леттермана. Кевин Донахью его больше не тревожил. В основном потому, что это напоминало ему о его снах накануне вечером.
- Понимаешь, - сказала Мэллори, не поворачиваясь к нему, - ты действительно ничего не знаешь о Кевине. Ничего.
"Я знаю, чем ты с ним занимаешься", - подумал он и тут же пожалел об этом. Он чуть крепче сжал руль, как вдруг к нему пришло воспоминание о вчерашнем сне: парни тискают круглые груди Мэллори, зарываются лицом между ее ног и чавкают, как собаки, сжимают в кулаках ее волосы, погружая свои твердые члены в ее рот. ...И хуже всего была теплая влага, которую он почувствовал на своих ногах, когда проснулся.
Чувство вины накатило на него густой черной волной, и он снова сжал кулаки на руле. Это было знакомое чувство вины, которое впервые посетило его два года назад и возвращалось со все большей регулярностью. Оно начинало казаться постоянным, презираемым спутником.
Неделя, когда ушел отец, была одной из худших в его юной жизни. Конечно, она была плохой и для Мэллори, и для их матери. Но для Джеффа она принесла нечто большее, чем просто разрушение семьи.
В ночь после отъезда отца Джефф не мог уснуть. Стояла жаркая летняя ночь, он лежал на одеяле в одних трусах, прислушиваясь к шагам матери и приглушенным всхлипам в соседней комнате, и думал о том, что отсутствие отца, вероятно, было бы хорошо. Во всяком случае, для него это будет хорошо: Джефф состоял не в лучших отношениях с отцом с самого раннего детства. Все внимание отца было сосредоточено на Мэллори; он души в ней не чаял, осыпал лаской, покупал ее преданность подарками, которые не мог себе позволить. Джефф был удивлен, что он не попытался забрать Мэллори с собой. Джефф знал, что она страдает гораздо сильнее, чем он, и, возможно, будет страдать еще какое-то время.
Робкий стук в дверь спальни заставил его сесть на кровати. Мэллори приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
- Можно войти? - прошептала она. Ее глаза были опухшими, а щеки влажными.
- Конечно.
Она тихо закрыла дверь и на мгновение замерла, опустив лицо. На ней была голубая ночная сорочка до колен с разрезами по обеим сторонам до талии. До этой ночи Джефф не замечал, как она округлилась. Материал рубашки натянулся на ее груди, а тело приобрело изгибы в тех местах, которые еще недавно казались мальчишескими.
- Я не могу уснуть, - сказала она, пересекая комнату и садясь на край его кровати.
- Я тоже не могу.
- Могу я... остаться здесь на некоторое время?
- Конечно.
Она зажала уголок его простыни между ладонями и всхлипнула.
- Как ты думаешь, почему он ушел, Джефф? - прошептала она. - Что она могла сделать такого плохого?
- Не вини маму. Она тоже очень тяжело это переживает.
- Так и должно быть, - произнесла она, сжимая в кулаке простыню.
- Ну же, не надо...
- Ведь это не из-за нас! - Она подняла на него заплаканные глаза, и ее лицо исказилось в маске боли. - Да? - всхлипнула она. - Я имею в виду, ты же не думаешь, что это произошло из-за нас, Джефф? - Она отпустила простыню и медленно приблизилась к нему, внезапно упав в его объятия и прижавшись лицом к его обнаженному плечу. Ее слезы катились по его спине.
- Нет, мы тут ни при чем, - прошептал Джефф ей на ухо. От нее пахло шампунем и зубной пастой, а в его объятиях ей было тепло, даже жарко. - Не думай так. И мама тут ни при чем. Он просто... ушел. Вот и все.
- Но он даже не попрощался. Он даже не...
- Это было не из-за того, что мы что-то сделали или не сделали. Он просто... - Джефф остановился, чтобы взвесить свои слова, размышляя, не прозвучат ли они слишком резко. - А тебе не приходило в голову, что, может быть... может быть, ему просто было все равно, чтобы сказать что-то на прощание?
- Как ему могло быть все равно? После всего того, что он... говорил мне... - Ее слова потерялись в бурных рыданиях, заставивших ее тело задрожать в его объятиях.
В ту ночь они больше не разговаривали. Они лежали на кровати, Мэллори обнимала Джеффа, положив голову ему на грудь, и ее рыдания постепенно перешли в медленные, равномерные вздохи сна. С каждым вдохом ее грудь нежно прижималась к боку Джеффа, а затем медленно отстранялась. Он чувствовал ее горячее и влажное дыхание на своей коже.
Пока Мэллори спала, Джефф пытался вспомнить их совместное детство, лагеря, в которые их отправлял отец, и тот год, когда они за одну неделю побывали в Диснейленде, на Волшебной горе и на Ягодной ферме Нотта.
Он вспомнил самую большую ссору в их жизни. Она произошла из-за блока глины, который им пришлось делить между собой; Мэллори хотела больше половины, потому что делала миниатюрный фонтан на заднем дворе для двух своих кукол, которые только что поженились, а Джефф хотел больше, потому что половины блока не хватало, чтобы сделать куклу вуду миссис Родс, его учительницы в четвертом классе. Их ссора продолжалась несколько дней, пока мама не пригрозила, что посадит их под домашний арест, если они не забудут об этом.
Он пытался вспомнить себя и Мэллори детьми, братом и сестрой, которые необычайно хорошо ладили друг с другом и зависели друг от друга в поддержке, общении и искренней, невинной привязанности.
Но в ту ночь в Джеффе что-то изменилось. Его кристально чистое представление о Мэллори-ребенке перешло от канцелярского клея и жевательной резинки к духам, пудре и тонкому, темно-манящему запаху, который, когда он чуял его, заставлял его ощущать тепло внутри, тепло и вину. Эта Мэллори отличалась от всех остальных девочек; она думала иначе, даже говорила иначе. Он знал о ней - о ее поступках, мыслях и чувствах - больше, чем кто-либо другой. Она являлась его лучшим другом, самым близким человеком, и в этот момент он любил ее сильнее, чем когда-либо прежде.