Он рассуждал спокойно и разумно. И я снова подивилась тому, как могла раньше не замечать того, что очевидно указывало на его высокий статус. Впрочем, в своем детстве и в юности я не имела возможности общаться с аристократами и потому немудрено было, что я не отличила графа от принца.
Но ведь заблуждалась не только я, но и все, кто общался с Кэррингтоном те годы, когда он скрывался за чужим именем.
— Но неужели никто, с кем вы общались с тех пор, как стали называть себя графом, не узнал в вас сына короля? — это казалось мне странным.
Да, здесь не существовало фотографий. И центральных, распространяемых по всей стране газет тоже не было. Но не мог же принц за эти шесть или семь лет, которые произошли с тех пор, как он покинул королевский дворец, измениться настолько, чтобы его никто не рассекретил.
— Я несколько лет провел за границей, — ответил он. — Кто мог меня там узнать? Разве что послы Терезии, но с ними я не встречался. А когда я вернулся на родину, то предпочел избегать больших городов. А провинциальное дворянство не так часто бывает в столице и еще реже имеет возможность видеть своего короля и его родственников. Даже Марлоу, будучи герцогом, бывал в королевском дворце лишь несколько раз, и мы с ним там никогда не встречались. Даже если бы кому-то и показалось, что я похож на принца Ланьонского, то вряд ли он осмелился бы высказать такое предположение вслух. Мои волосы стали длиннее, прежде бледная кожа в результате долгих странствий загорела и огрубела, а тело обросло мускулами. Конечно, если бы я появился в королевском дворце, меня узнали бы многие. Но здесь, в глуши, это было маловероятно.
Я долго сомневалась, прежде чем задать следующий вопрос, но ответ на него был для меня очень важен, а потому я всё-таки не удержалась.
— Значит, моя поддержка после вашей дуэли с графом Расселом вовсе не требовалась вам? Вам достаточно было бы просто назвать себя, чтобы избежать всяческого судебного преследования. Должно быть, вы вдоволь посмеялись надо мной, когда я предложила вам себя в невесты.
Я почувствовала, как мои щеки запылали. Хорошо, что было темно, и мой спутник не мог этого видеть.
Почему-то именно теперь, когда я поняла, что между нами не может быть ничего общего, я отчаянно об этом сожалела. И мне отчаянно хотелось верить в то, что встречное предложение с его стороны вовсе не было шуткой. И что он делал его вовсе не для того, чтобы оказаться рядом с принцессой Арвитании, как показалось мне после подслушанного в замке разговора.
— Как вы могли такое подумать, мадемуазель? — в его голосе прозвучала обида. — Напротив, ваш поступок меня весьма впечатлил. Я не уверен, что какая-то другая девушка оказалась бы столь смела, чтобы пожертвовать своей репутацией ради помощи совершенно постороннему человеку.
Я зажмурилась на мгновение и всё-таки выпалила:
— А чем руководствовались вы, когда делали мне предложение? Оно и тогда показалось мне странным, а уж теперь…
— Странным? — хоть я и не видела при этом его лица, я была почти уверена, что он улыбнулся. — В нем не было решительно ничего странного. И если вы вообразили, что я привык направо и налево разбрасываться столь серьезными предложениями, то вы ошиблись. Даже когда я жил во дворце, у меня не было официальной невесты. Отец всё пытался подобрать для меня наиболее выгодную партию. А потом в своих скитаниях по миру мне не встретилась ни одна женщина, с которой я захотел бы соединить свою судьбу. Вы оказались единственной.
Теперь по моим щекам уже катились слёзы. Он еще не сказал ни слова о любви, но я почти не сомневалась, что он сказал бы. Наверняка сказал бы, если бы… Если бы наш брак теперь оказался решительно невозможным.
Король не может жениться на дочери барона даже по очень большой любви. А тот факт, что я была незаконнорожденной дочерью герцога Руара ничуть не улучшал ситуацию, а скорее даже ухудшал ее. Оказаться бастардом было позорно во все времена. А уж такое пятно на имени возлюбленной короля и вовсе становилось непреодолимым препятствием. Так что самое большее, что он мог мне предложить — это роль фаворитки, любовницы. Но даже одна только мысль об этом мне претила.
Мой приемный отец воспитывал меня в уважении к семье, к браку. И я выросла в полной уверенности, что до свадьбы никаких отношений с мужчиной быть не может. И что основой брака является верность.
И даже когда я была подавлена и растеряна после смерти отца, я не изменила своим принципам. И никакие ласковые речи моего жениха Вадима Темрюкова поколебать их не смогли. Он тогда сам сказал, что готов ждать до свадьбы и что ему не нужен никто, кроме меня. Вот только всё это оказалось пустыми словами.
И теперь мне хотелось думать, что с графом Кэррингтоном у нас всё было бы по-другому. Мы дали бы клятву верности в церкви и никогда бы не нарушили ее. И своих детей мы воспитали бы порядочными людьми. И мы и дня не провели бы друг без друга, наслаждаясь тем светом и теплом, что дарит настоящая любовь.
Да, с графом Кэррингтоном всё это было возможно. А вот с принцем Ланьонским — нет.
Этот разговор оказался для меня слишком сложным, и я почти обрадовалась, когда впереди показался Гран-Лавье. Стало уже светло, и город проснулся. Мы проехали по улицам, где уже сновал народ и шумно шла торговля, прямиком к замку Марлоу.
Мы спешились у крыльца, отдав поводья выбежавшему нас встретить лакею. Сам герцог уже тоже спешил нам навстречу.
— Граф! Вы уехали так спешно, что я ничего не смог понять! О, мадемуазель Бриан! Рад приветствовать вас.
— Разговоры потом, Чарльз! — прервал его принц. — Мадемуазель Армель устала в дороге, и ей необходимо отдохнуть. Распорядись проводить нас в какую-нибудь комнату, в которой она сможет поспать. И мы, пожалуй, не откажемся от сытного завтрака. Но до того нам с вами нужно будет поговорить.
Нас провели в уютную комнату, в окна которой заглядывало солнце. Граф положил принцессу на большую кровать, а она даже не проснулась.
— Я оставлю вас ненадолго. Мне будет нужно многое рассказать его светлости и отдать необходимые распоряжения. А потом я буду ждать вас в столовой зале. Или, быть может, вы тоже хотите отдохнуть?
— Нет, — я покачала головой. — Пока Армель спит, я предпочла бы сходить до нашей чайной. Рут, должно быть, не находит себе места от беспокойства.
Он кивнул и вышел из комнаты. А я сняла с малышки чепец и башмачки. Снимать с нее еще и платье я не стала, мне не хотелось ее будить. Поэтому я просто укутала ее одеялом.
В коридоре меня ждала горничная, которая сообщила, что ей велено проводить меня до столовой. И когда она выполнила это поручение, я попросила ее вернуться в ту комнату, где спала Армель, и если девочка проснется, сказать ей, что я скоро приду. Мне не хотелось, чтобы малышка испугалась.
В столовой меня уже ждал принц. Стол был заставлен всевозможными яствами, среди которых я увидела и знакомые драники. Эта картинка так умилила меня, что я улыбнулась.
— Я в двух словах рассказал всё Марлоу. Конечно, он был изумлен, ошеломлен и немного обижен. Но я надеюсь, что он простит меня за мою скрытность. Сейчас он отправился на конюшню, чтобы распорядиться об экипаже для Нормана. Будет лучше, если мы отвезем тело моего брата сразу в столицу, не заезжая сюда. Он будет погребен в фамильном склепе со всеми необходимыми почестями. Герцог тоже хотел отправиться с нами в Терренвиль, но я попросил его остаться здесь и обеспечить вас с Армель всем необходимым. Думаю, вы понимаете, что будет лучше, если ее высочество пока не будет покидать пределы замка. Я оставлю здесь большую часть гвардейцев, которые прибыли сюда с Норманом. И потом пришлю еще людей из Терренвиля. И я буду держать вас в курсе той переписки, что буду вести с королем Арвитании. И сам я приеду сюда сразу же, как только это будет возможно.
Он усадил меня за стол. Сначала я была уверена, что из-за волнения я просто не смогу есть. Но нет, чувство голода быстро напомнило о себе, и я не отказалась от пышного омлета с зеленью и сыром.
