Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Потянув паузу, Александр Борисович поднял над головой указательный палец, призывая к вниманию, после чего ткнул им себя в грудь:

– А Турецким, господа, буду я! – Затем он направил палец, словно ствол пистолета, в салон машины: – А там, то есть вот здесь, супруга Турецкого, иначе говоря, моя, господа! Надеюсь, диспозиция вам всем понятна? Тогда почему же, черт побери, не начинаем движение в указанном направлении?! – рявкнул он напоследок почти шаляпинским басом, внося полное уже замешательство в ряды встречающих и возвращаясь за руль.

Братаны испуганными воробьями, если бы уместно было такое их сравнение со шкодливой мелкой птицей, сыпанули в свои джипы.

Ирина едва не подавилась от хохота…

Первым катил джип с «квадратноголовым» охранником, за ним следовала «Лада», а завершал короткую кавалькаду другой джип. Ехали небыстро, будто такое движение также входило в церемонию встречи. А может, охрана все еще не могла прийти в себя после «выступления» такого крутого, блин, Турецкого?

…Позже, уже за большим и обильным столом, когда Ирина весьма артистично изобразила в лицах эту торжественную встречу, от хохота чуть не подавился уже сам хозяин, веселый и, кстати, абсолютно не зацикленный Сашкин ровесник, выглядевший, однако, много старше.

Что же касается семьи Игоря Валентиновича, и в первую очередь его симпатичной пятнадцатилетней дочери Светланы, девицы, надо сказать, со своеобразным характером, а также множества других гостей, то все они внимательно слушали очаровательную супругу известного «важняка», и восторгу их не было предела…

4

Конечно, Алексей прекрасно знал, о чем постоянно думает Люся. Боится, трясется, а виду не показывает. Молодец. Понимает, что испытатели иной раз вынуждены в аварийном порядке покидать неуправляемую машину, такое и по телевизору показывали. Не догадывается о другом: каждый раз, когда возникает подобная ситуация и решение должно быть однозначным, на чем в первую очередь настаивает «земля», не всякий испытатель готов с охотой и немедленно выполнить приказ оставить машину. Но если уж такое произошло, значит, ты сам либо твой товарищ будете обязаны повторить все сначала, чтобы понять суть происшедшего. Чтобы избавить других от подобных неожиданностей. От будущих катастроф. От гибели людей, доверивших пилоту свои жизни…

Он считал себя везучим человеком.

Но само везение, если его брать как факт, основанный на реальных, то есть достаточно жестких, условиях работы, было для него результатом целого комплекса, скажем так, умений.

Случалось, Алексея с пристрастием допрашивали журналисты о такой тайной способности его характера, как интуиция. Иначе говоря, об умении предвидеть и, соответственно, что-то там всегда заранее предотвращать. И почему-то всякий раз, вольно или невольно, их вопросы словно бы изначально подразумевали в подтексте ответа расхожую формулировку, высказанную, кажется, еще яростным врагом советской власти, господином Черчиллем: мол, они (большевики) нарочно создают себе трудности, чтобы потом с успехом их преодолевать. Так ли дословно это было сказано или не совсем так, но… главное, что в этом смысле.

Алексей предпочитал в таких случаях ссылаться на Суворова. Известно ведь, как однажды Александра Васильевича крепко, говоря современным языком, достали по поводу его фатального, прямо-таки неправдоподобного «везения». Вот и воскликнул генералиссимус в сердцах: «Везение, везение! Но когда-то ж должно быть и умение!»

Примерно так же рассуждал и Алексей. Хотя ему, конечно, все-таки и везло. Но тут, как ты ни рассуждай, а что-то, наверное, проистекает и от Бога. Хотя и на этот случай тоже есть добрая российская присказка: «Бог-то он Бог, да сам не будь плох!»

Особенно памятен эпизод, который едва не закончился трагически. Едва! И тогда досужие на выдумку журналисты сочинили, что он, Алексей Мазаев, успел в самый последний миг выскочить из-под крышки гроба. Красиво, конечно, сказано, даже впечатляет в известном смысле. Но все это чепуха на постном масле. Ну да, ситуация действительно сложилась критическая. И что? Шанс-то ведь оставался! Он, кстати, всегда имеется, пусть один из тысячи… из миллиона! И поскольку он все же есть, профессионал им не просто должен, но обязан воспользоваться. Тем более пилот экстра-класса, для которого критические ситуации – всего лишь привычные условия его повседневной работы.

Вот легендарный Сергей Николаевич Анохин однажды рассказывал…

А его ведь называли «человеком-птицей», и без всякого преувеличения, потому что он летал в буквальном смысле на всем, что только может подниматься в воздух. И рассказывал он, конечно, не Алексею – к тому времени, как юный Лешка Мазаев лишь помышлял о своей будущей героической профессии летчика-испытателя, великого Анохина друзья-товарищи, чьи имена тоже стали легендарными в кругах, связанных с авиацией, провожали на заслуженную пенсию. Так вот им, своим коллегам, и рассказывал Сергей Николаевич. Алексей же услышал о той старой истории уже от своего наставника Сан Саныча, который учился у Анохина, летал вместе с ним, прекрасно его знал, ну и все такое прочее…

Словом, вышло так, что во время очередного испытания самолет Анохина попал во флаттер.

Даже бывалые летчики внутренне содрогаются при одном только упоминании об этой внезапно нарастающей вибрации, способной вмиг разрушить потерявший управление самолет. То есть в самом прямом смысле разорвать его на куски. Еще в недавнем прошлом флаттер означал, по сути, смерть машины, а если летчик не успевал среагировать, терялся, то и его тоже. В наши дни теория этого грозного явления достаточно разработана, и расчеты авиаконструкторов практически точно указывают на верхние границы скоростей, переходить через которые летчик не должен. Но в те, уже кажущиеся давними, шестидесятые годы превалировал все еще трагический опыт испытателей…

Машину Анохина трясло так, что приборы выпадали из своих гнезд, искря разрывами проводов. Взрыв, подобный тому, как если бы в самолет попал пушечный снаряд, мог произойти в любую секунду. Но Анохин успел сообщить на землю о происшествии, получил команду оставить гибнущую машину и… теперь пытался выполнить ее. Однако плексигласовый фонарь кабины заклинило от сумасшедшей вибрации. Смертельная ловушка, другими словами…

Позже состоялся примечательный диалог.

– Но ведь как-то тебе удалось все-таки выбраться? – допытывались товарищи.

– А я сел и подумал.

– А что, разве еще оставалось время?!

– Целых три секунды. Вполне, чтобы принять решение…

Анохину удалось тогда с помощью совершенно уже невероятных усилий сдвинуть фонарь пилотской кабины и, не пользуясь катапультой, которая могла бы его в тот момент попросту расплющить, размазать по прозрачной «крыше», выбраться наружу и перевалить через борт. Встречный воздушный поток довершил путь к спасению.

Ну, правда, там случилась еще одна непредвиденная и неприятная штука: парашют зацепился, и надо было каким-то образом освободить его. Удалось…

Три секунды… Сел, подумал… Фантастика! Если бы все это не было истинной правдой…

Испытание самолета на прочность по правилам относится к высшей категории сложности. Тут уж без преувеличения. И Анохину, и его товарищам приходилось иной раз даже специально разваливать машины, чтобы точно определить те самые, смертельно опасные границы, через которые впоследствии не должны будут переступать уже серийные, а не экспериментальные самолеты. И всякий раз не обходилось без крайнего риска, потому что лишь за чертой дозволенного можно распознать признаки грозных катастроф.

И тот же Анохин, и Сан Саныч, сознательно вгонявший самолеты в штопор, чтобы проверить их на устойчивость и управляемость, а вот теперь уже и Алексей Мазаев, выполняющий уникальные эксперименты на максимальных высотах, при сверхнизких температурах, в условиях полярной ночи, над океанами и антарктическими просторами, – все они делали и продолжают делать одну и ту же работу, про которую лихо и самозабвенно распевает маленький Лешка, – «учат самаёты итать…». Вот и пацаненок к взрослой жизни готовится!..

5
{"b":"91901","o":1}