– Добрый день, Кора, – кивнул он весело мне. – Я ваш новый лечащий врач, – он подошел ко мне и поставил на тумбу, которая стояла возле моей кровати, что-то вроде маленького портативного компьютера. – Меня зовут Арнольд Торн-Коннор, и вы по всем вопросам можете обращаться ко мне. Это моя клиника. Клиника доктора Коннора.

Я внимательно посмотрела на него, зависнув в своих мыслях.

– У вас все будет прекрасно, – присел он на стул. – Я вам обещаю. Я посмотрел ваши снимки, МРТ головного мозга, и поверьте, у вас всё будет хорошо, просто нужна небольшая операция и последующая реабилитация.

Из вежливости я кивнула и попыталась улыбнуться, хотя не особо чувствовала левую часть лица.

Потом он приходил еще несколько раз за день, и мы общались с ним. Он говорил мне утешительные речи, подготавливая меня к операции. Мне нужно было сдать все необходимые анализы. Нас следующий день одна из медсестер подошла ко мне и, протянув мне авторучку, попросила подписать их, а потом очень резко смутилась. Я вначале не поняла почему, но вдруг вспомнила, что я ничего не могу подписать правой рукой, к которой она поднесла мне авторучку. Пришлось подписывать левой.

– Это согласие на хирургическое вмешательство, я оставлю вам прочитать, а потом вы сможете поговорить с лечащим врачом.

Я кивнула, хотя я не собиралась читать. Мне вообще было все равно что подписывать, какая разница. Ведь даже если бы операция закончилась очень плачевно, то оплакивать меня все равно было некому.

***

В день операции я не волновалась вообще. Мне даже хотелось, чтобы мне поскорее дали наркоз, и я отошла от реальности. Арнольда я не видела. Мне дали наркоз. Мне сказали, что операция будет длиться около часа, но этот час провел для меня за одну секунду, в которую я ничего не заполнила, как будто закрыла, а потом открыла глаза. Я чувствовала жжение в висках и сильное головокружение. После операции в палату ко мне подошел Арнольд и, взяв меня за руку, сказал, что всё прошло идеально, а теперь мне надо немного поспать, чтобы побыстрее восстановиться. Когда Арнольд ушел, то медсестра, ставя мне капельницу, сказала, что мне очень повезло, что сам Арнольд Торн-Коннор делал мне операцию. Она говорила о нем с придыханием. Впрочем, я не придала этой информации большого значения, потому что для меня на тот момент было намного важнее поскорей провалиться в сон, чтобы как можно меньше думать о том, кто я теперь, и что меня дальше ждет.

Реабилитация была болезненной, я очень тяжело отходила. И всё это время со мной был Арнольд, он поддерживал меня, говоря, что скоро все будет совсем хорошо. Единственное сомнение у него вызывала моя правая рука, она почти не двигалась. Я ни с кем не хотела говорить о своей прошлой жизни, даже с самой собой. Поэтому, когда Арнольд зашел и спросил меня готова ли посмотреть на себя в зеркало, я согласно кинула. Я не понимала, почему они так тщательно берегут меня от зеркал, ведь мне действительно было всё равно. Я уже потеряла руку, какая разница, как я выгляжу, если я не смогу выйти на сцену, которая была для меня всем.

Когда я согласилась, Арнольд подошел ко мне и повел за собой.

– Пойдем со мной, – сказал он, и в его голосе я почувствовала уверенную твердость.

Я не сопротивлялась. Мы шли по больничным коридорам, точнее даже не шли, он вел меня, но не потому, что было идти тяжело, а потому что была ведомой. Меня как будто бы не было, все было в тумане.

Он завел меня в большой зал. Наверное, там собирались консилиумы и шли конференции, он подвел меня к стене, на которой было огромное зеркало от пола до потолка. Я увидела себя сразу всю, это было неожиданно. С удивлением я посмотрела на свою голову, из которой смешно вырастали волосы, торчащие в разные стороны.

– Прикольно, – сказала я. – Если б рука двигалась, то было бы совсем норм, – с усмешкой добавила я.

На самом деле мое отражение в зеркале меня не пугало, хоть оно было жалким. Было видно, как сильно я изменилась, ведь последний раз я себя помнила в сценическом платье, здоровую и молодую. Я бы непременно расплакалась, если бы хотела испытывать чувства. Но я не хотела. Я просто смотрела на себя как на другого человека. Мой лицо стало худым и бледным, оно сильно осунулось, обнажив мимические морщины, которых я раньше не замечала, мои тонкие руки стали еще тоньше, а вот шрамов было не видно. Только легкая повязка на голове свидетельствовала о том, что была операция.

– Ну что, ты готова начать новую жизнь? – жизнеутверждающе спросил он.

И я почему-то ответила:

– Да, готова.

Хотя на самом деле это было неважно.

Арнольд опекал меня как мог, когда реабилитация отнимала у меня все силы. Со мной занималось много специалистов, но они почти не разговаривали со мной, не спрашивали, что я чувствую. Друзей у меня тут не было, хотя я точно знала, что кроме меня тут еще были пациенты, иногда я видела их из окна, покрытого решетками, опять же для моей безопасности. Мне объяснили, что все пациенты здесь тяжелые, поэтому разделены по блокам и изолированы друг от друга. Единственным, кто общался со мной, был Арнольд, иногда он мог прийти и поговорить со мной. В какой-то момент я поняла, что жду, когда он придет, потому что изоляция мне явно шла не на пользу.

Сейчас вспоминая то свое состояние, я могу сказать, что действовала как будто под гипнозом. Мне странно вспоминать, как Арнольд вошел в мою палату и спросил, что я собираюсь делать дальше. Он имел в виду мое будущее. Я не знала, что ответить ему, потому просто растеряно посмотрела на него. Тогда он сказал:

– А почему бы тебе не перебраться ко мне?

– К вам? – переспросила я, даже не поняв, что он уже перешел на ты.

На самом деле я бы в том моем состоянии согласилась на все что угодно.

– Хорошо, – кивнула я, даже не спросив, куда он предлагает мне перебраться и что я там буду делать.

Для меня, когда-то свободолюбивой женщины, такое поведение было не характерно, но я не задумывалась об этом. В моей голове почему-то было пусто, а если и возникали мысли, то они были скорее о музыке, потому что все чаще и чаще в моей голове играла та песня, которую я хотела записать. Я правда не знала зачем, ведь все равно ее уже никто, кроме меня не услышит.

***

Ночью я спала плохо, периодически я открывала глаза и смотрела на время. А на моем ноутбуке высвечивали цифры времени, эти странные цифры времени. Его мне принесла медсестра, на нем было расписание моих занятий и компьютерные игры, выхода в интернет не было. Чаще всего я смотрела на ноутбуке время. С каждый взглядом на ноутбук время взрослело в цифрах, а потом все обнулялось и начиналось заново, бег по кругу. Дни, недели и месяцы. В одну из ночей, пятого августа, когда я посмотрела на время и увидела 1.45, ко мне зашел Арнольд.

Я очень удивилась, ведь он никогда не заходил к мне в столь поздний час.

– Поехали со мной в ресторан, – сказал он настолько так просто, как будто это было обычным делом.

– В ресторан? – удивилась я.

– Да, – подтвердил он.

– Нет, я не готова, настороженно ответила я.

– Это частный ресторан, там никого не будет, кроме меня и тебя. Он принадлежит мне и моему старому другу Гарри, мы с ним знакомы со студенческой скамьи.

Когда он сказал про студенческие годы, то невероятное чувство ностальгии захватило меня, и мне захотелось увидеть огни Москвы. Мне узнать, как там на воле. Поэтому я согласилась.

***

После того, как я согласилась, я поняла, что мне нечего надеть, в прямом смысле нечего надеть. У меня есть только то платье, в котором я попала в аварию, и его бы я не решилась надеть больше никогда в жизни, а все остальное – это больничная одежда. Я недоумением посмотрела на Арнольда. Он улыбнулся, как будто знал, о чем я подумала.

– У меня для тебя сюрприз, – сказал он, взяв меня за руку. – Пойдем.

Мы пошли с ним в его кабинет, в котором не было ничего лишнего и, наверное, личного. Кабинет был очень строгим и функциональным, здесь буквально все было разложено по полочкам, поэтому от него веял холодок, как будто ты находишь в операционной.