– Я так и предполагала, – Ирина трагически воздела к потолку свежевымытую тарелку, с которой стекала вода. – Ты избегаешь серьезных разговоров. Ты защищаешься от анализа своих проблем чем угодно – работой, усталостью, голодом… Но в следующий раз я заговорю с тобой об этом, когда не будешь голодным и усталым, и ты скажешь: «А зачем переливать из пустого в порожнее, если все хорошо?» Получается, что ты просто не хочешь со мной разговаривать на эту тему.

– Как же не хочу, еще как хочу! Кстати, давно собирался тебя как специалиста спросить: в чем разница между неврозом и психозом? Сколько раз натыкался на эти понятия, но почему-то так и не уяснил.

– Меняешь тему? Зубы заговариваешь?

– Ничего подобного. Честно, хочу разобраться.

– Ну… – Ирина помедлила – обретала спокойствие, становясь на твердую почву психиатрии. – Невротик, в сугубо медицинском смысле, нормален. Он полон страхов, которые нарушают его взаимодействие с окружающим миром, но при этом он ориентирован в месте, времени и собственной личности. Ну, выражаясь обычным языком, невротик, в отличие от больного с психозом, не считает себя Наполеоном и не воображает, что вместо больницы он находится на чужой планете, куда его доставили зеленые человечки на летающей тарелке. Если человек видит зеленых человечков, чертиков и тому подобное – это уже галлюцинации.

– А галлюцинации, как я догадываюсь, это совсем хана?

– Да, Саша. К сожалению, галлюцинации – это ничего хорошего.

– Докладывать о преступных фирмах, Сан Борисыч? – с весельем на грани фамильярности спросили чуть ли не в один голос Володя Поремский и Рюрик Елагин. В их неуместной, на посторонний взгляд, веселости не присутствовало ни грамма цинизма: Поремский и Елагин радовались не тому, что в нашем дорогом отечестве существуют преступные фирмы, занимающиеся скупкой земли, а тому, что изобличить и остановить этих ушлых умников поможет прокурорская проверка.

– Докладывайте, дети мои, докладывайте, – пригласил Александр Борисович с благосклонной улыбкой. С тех пор как Ирина увлеклась психологией, в домашней обстановке он себя чувствовал, как под свистом пуль на войне, зато работа представляла собой приятную отдушину. – Сколько их там у нас – преступных фирм?

– Фирм немало, преступления типичные, – отчеканил Поремский. – Но особо выдающиеся на этом фоне тоже имеются. У нас же, вы помните, организована группа по проверке заявлений граждан о скупке земельных паев по заниженной цене у крестьян, обанкротившихся сельхозпредприятий Московского региона. А регион, как известно, включает не только Москву и Московскую область. А еще и Тверскую, Белгородскую, Тульскую, Курскую, Рязанскую, Калужскую и другие области России…

– Помню, Володя. Знаю. Так и что же?

– А то, что во всех перечисленных областях засветилась крупная такая фирмища «Русский земельный фонд». Возглавляет ее, – Поремский заглянул в бумажку, – Акулов Андрей Васильевич. На «Русский земельный фонд» заявлений особенно много. Коллеги из облпрокуратур утверждают, что было еще больше, и постоянно подаются новые. Но, что интересно, забирают их тоже часто.

– Это стоит взять на карандаш. Почему забирают? Боятся?

– Акулов Андрей Васильевич, – перехватив инициативу у Поремского, предложил Елагин свой вариант ответа на вопрос, – человек, прямо скажем, небедный. В состоянии заплатить истцу еще до суда, чтобы снял претензии. А если не получается, в состоянии заплатить киллеру, после чего никаких претензий уже не возникает. Так, по крайней мере, поговаривают. Правда, доказательств нет…

– А откуда деньги у этого «небедного человека»?

– Это было бы и нам очень интересно знать. Акулов возник, как шишка на ровном месте. Из бедной семьи. В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году судим за воровство: вытащил кошелек в магазине у покупателя. За отличное поведение быстро освободился… Ну, это все, Сан Борисыч, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой. Мы не знаем, откуда у него в начале девяностых взялись деньги и фирма. Зато нам точно известно, откуда у него такие деньжищи теперь.

– Ну и откуда?

– Тысячекратная прибыль от торговли землями в Московском регионе.

– Какая-какая?

– Вы не ослышались, Сан Борисыч, – Володя Поремский слегка паясничал, но то, о чем он говорил, было исполнено страшной серьезности. – Прибыль в этом бизнесе превышает вложенные средства в тысячу раз. А вы думаете, из-за чего так все на ушах стоят по поводу земель в Центральном регионе?

Турецкий задумался. В наши дни никакой иной легальный бизнес в России не приносит своим хозяевам прибыль, в тысячу раз превышающую вложенные в этот бизнес первоначальные денежные средства. Да и в мире, пожалуй, такого нигде нет. А вот нынешний российский бизнес, связанный с захватом и покупкой за бесценок земель, оказывается, приносит прибыль в 1000 раз больше первоначально вложенных денежных средств! Этот на первый взгляд легальный бизнес сравним только с нелегальным, преступным бизнесом: с торговлей наркотиками и оружием, с коррупцией в таможенной сфере, с проституцией и прочими организованными преступлениями.

Итак, как выясняется, подмосковная земля рожает новых олигархов?!

– «Подмосковье-агро» – тоже не слабая фирмочка. – Турецкий прислушался к Володиным рассуждениям. – Сейчас у нее столкновение с «Русским земельным фондом». Не знаю, правда, в чем корень проблемы…

– Выясни, Володя. Непременно выясни.

Воспоминания госпожи Ганичевой властно влекли ее в несчастную и такую счастливую молодость, полную деловых начинаний и любви, никак не совмещавшихся между собой…

На протяжении совместной жизни с Андреем Рите приходилось раздваиваться. Весь день она проявляла завидные чудеса активности, работая во имя благополучия будущей фирмы. В этом Андрей ей не препятствовал, потому что он уходил по своим важным делам, о которых не распространялся, в семь часов утра (к этому времени Рита успевала приготовить завтрак и привести в порядок кухню, чтобы ее любимый позавтракал в приятной обстановке, способствующей отделению желудочного сока, на чистой белой скатерти, пользуясь салфетками). День, как уже было сказано, находился целиком в распоряжении Маргариты. Зато часам к восьми вечера ей приходилось подсобраться: не только забросить все дела, связанные с частным предприятием, даже требовавшие немедленного разрешения, но и привести себя в совершенно другой вид. Внешний и внутренний. Из деловой женщины ей предстояло превратиться в универсальную домохозяйку и идеальную женщину, с точки зрения любого мужчины. Ту, которая служанка на кухне, королева в гостиной и шлюха в постели. Из этих трех ролей, которые пришлось спешно осваивать, Рите больше всего подходила та, что в постели: здесь ей даже не приходилось ничего менять, надо было просто следовать за своими чувствами, и если Андрей учил ее каким-то новым приемам удовлетворения чувств, ничего сложного в этом не было. Осваиваться на кухне оказалось труднее: Ритина мать была отличной кулинаркой, никого в семье не подпускавшей к плите, вследствие чего потолком кулинарных умений Риты оказалась пресловутая яичница. Но и здесь, обложившись рецептами и справочниками, удалось как-то выкрутиться. А самой сложной частью оказалось научиться прислуживать Андрею и его гостям, вместе с которыми он частенько заваливался домой. И главное здесь было в том, каковы эти Андреевы гости…

Они были своеобразные люди. Крайне своеобразные. В основном мужчины – женщин среди них Рита видела всего раза два, и то они производили впечатление запуганных, потертых, нанятых на один вечер статисток, которым не светит титул примадонны. А мужчины – в них было что-то особенное, то, что, вопреки внешней несхожести, сближало их всех, как бы стригло под одну гребенку. Одни выглядели так, будто вперлись в московскую квартиру из какого-то дикого леса, другие, напротив, казались королями в изгнании; одни могли нагрубить Рите, другие отличались изысканными манерами, но было в них что-то… одно и то же… одно… В те времена Маргарите Николаевне не приходила на ум поговорка «одним миром мазаны». А зря. В попытках определить, чем они по-настоящему занимаются, она ухватилась бы за возможность побывать на одном из таких вечерних приемов: с ее-то экономическим образованием она могла бы многое для себя прояснить. Но Андрей был против. «Солнышко, Рита, зачем тебе слушать наши скучные деловые разговоры, в которых ты все равно ничего не поймешь?» Поэтому роль Риты сводилась к формальному «Подай – принеси», ну и к заключительной части, когда гости напивались и принимались вести себя недостойным образом. Даже короли в изгнании превращались иногда в пьяных биндюжников.