Могла бы так не напрягаться.
Мама покинула кухню, а Денис взглянул на содержимое тарелки и скривился. Сегодня на ужин тушёная капуста, две разваренные в кашу сосиски и унылая серая картофелина. Он взял вилку и лениво поковырял картофелину. От аромата, исходящего от еды, – хотя сложно было так называть эту склеенную воедино массу – его замутило. Если положить в рот хотя бы кусочек, его точно стошнит. А мама воспримет это как личное оскорбление. Она ужасно готовила, но ещё сильнее оскорблялась, если Денис пытался готовить себе сам. Хуже кулинарила только Ира. Для Насти или Жени тоже считалось за подвиг пожарить яичницу, и Денис подозревал, что у женщин в их семье это наследственное. Передаётся генетически, как по-умному говорил Макс.
Когда они жили вдвоём с Ирой, Денис в конце концов устал питаться лапшой быстрого приготовления и начал пробовать самостоятельно варить макароны и жарить яйца. Ира не возражала, даже напротив – горячо поддерживала его начинания, и спустя несколько сожжённых кастрюль и подкопчённых пятен на потолке он неплохо поднаторел в этом деле. Главной проблемой оставался рост. С таким ростом сложновато было тянуться до плиты и верхних полок холодильника. До плиты-то он дорос уже, а вот с холодильником до сих пор беда. Но, как говорила Ира, рано или поздно проблемы такого рода уходят сами собой.
А ещё она говорила, что человек должен заниматься тем, что у него хорошо получается. У Иры хорошо получалось пускать дым из ноздрей и заучивать по тридцать китайских или японских словечек в день. А ещё у неё отменно получалось спорить с папой. Ира претендовала на звание лучшей в мире тётки. Но проиграла. Хотя Денис нередко терзался мыслью, что, скорее, он сам не дотянул до звания лучшего племянника, потому его и наказали.
Денис отковырнул маленький кусочек от разбухшей сосиски и не глядя закинул его в рот. Тошнота усилилась, но каким-то чудом ему удалось проглотить его. Ну что ж, начало положено, а настоящие ниндзя идут к своей цели, не оглядываясь, как любил повторять Бигмакс. Хорошо ему говорить, ему-то ничего не стоило сожрать что угодно и в каких угодно количествах, даже если это мамина стряпня.
– Какая это рука, мальчишка?!
Денис вздрогнул, пальцы разжались, и вилка полетела на пол. В ту же секунду его плечо сжали с такой силой, что Денис вскрикнул от боли.
– Когда ты запомнишь, наконец?!
Папа развернул его к себе лицом и встряхнул. От него густо несло дешёвым пивом, язык заплетался.
– Когда ты наконец запомнишь, где право, а где лево, щенок?!
Разбудил зверя. Сам виноват.
А в какой руке была вилка?
Не помню. Не помню!
Денис по привычке сжался, готовый ко всему – к крикам, к удару, к тому, что его выгонят в подъезд в одних штанах и майке, и последнее даже казалось ему самым предпочтительным наказанием, но папа внезапно отпустил его и, выпрямившись, ткнул пальцем вниз.
– Подними!
– Что?
– Подними вилку, я сказал! Правой рукой! Бестолочь…
Теперь папа говорил тише и будто даже немного успокоился, но Денис прекрасно видел исходящие от него удушающие волны напряжения. Воздух на кухне подрагивал, вибрировал, словно внутри папы скрывалась туго натянутая пружина, которая вот-вот распрямится. И это могло случиться в любой момент.
Втянув голову в плечи, Денис медленно сполз с табуретки и взглянул на свои руки. Его била дрожь. Ошибка могла дорогого стоить.
Какая из них правая? Какая же из них правая?
Он всё время забывал.
Ему понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить, и он потянулся к вилке с такой осторожностью, будто собирался прикоснуться к скорпиону. Папа молчал. Сейчас главное – не заплакать. Иначе папа точно выйдет из себя. Не плакать.
Не плакать.
Краем глаза Денис заметил, что в дверном проёме стоит, прижимая кулачки к лицу, Женя – бледная как смерть и с глазами, круглыми от ужаса.
Ну куда же ты лезешь, сестрёнка? Ещё и тебе достанется.
А вот маму было не видно и не слышно. Мама делала вид, что её это всё не касается. Как обычно. Из гостиной всё так же орал телевизор – шёл рекламный блок. От жвачки «Стиморол» ваше дыхание станет свежим, а «Смекта» поможет всей семье, главное – не забывать, какой рукой положено брать вилку.
Денис поднялся, сжимая вилку в правой руке, и снова уселся на табуретку. Он не решался взглянуть на папу. Да и потом, чтобы посмотреть ему в лицо, пришлось бы высоко задрать голову: роста в папе было почти что два метра.
Только Ира как-то умудрялась смотреть на него сверху вниз, хотя даже до плеча ему не доставала. Ире всегда было наплевать, кто какой рукой ест и чистит зубы. Но сейчас Ира была далеко.
Некому тебя защищать, бурундук-дубина…
– Ну и что же, это так сложно запомнить? Это настолько сложно для тебя, бестолочь? Ну, что ты молчишь?
В голову вдруг пришла безумная идея, и Денис ухватился за неё, как за спасательный круг. Он прекрасно понимал, на что идёт, понимал, что дело может и не выгореть, но попытка не пытка… По крайней мере, не такая мучительная, как попытка запихнуть в переполненный желудок похожую на слизь тушёную капусту.
– Папа…
– Так-так. И что ты хочешь мне сказать?
В папином голосе проскользнули нотки нетерпения. Денис с трудом сглотнул, собираясь с духом. Женя за спиной папы, казалось, перестала дышать, в её глазах плескалось непонимание.
– Я…
– Что ты там лепечешь?! Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю! – рявкнул папа.
Будто разряд тока пробежал по телу, и Денис мгновенно вскинул голову. Глаза защипало.
– Я получил двойку по математике! – выпалил Денис на одном дыхании и замер, поражённый, что смог сказать это вслух.
На какое-то время воцарилось молчание. Денис внимательно вглядывался в папино лицо. Впалые щёки и подбородок покрыты чёрной с проседью щетиной, кустистые брови сдвинуты на переносице, глубокие морщины превращают лоб в уродливую морду какого-то чудовища. Папа будто бы силился переварить неожиданное признание. Оно сбило его с толку. Точно. Такое признание было равнозначно тому, как если бы Денис сам лично вручил папе провод от пылесоса и попросил выдрать его как ту козу.
Да и что тут такого? Ну двойка и двойка. Нашёл чем удивить.
– Тоже мне новость, – подтвердил папа его опасения. – Что ты мне голову морочишь, мальчишка? Что ты от меня скрываешь? Это ведь не единственный твой грех за сегодня? Признавайся, что ты ещё натворил? Опять подрался? Опять мне за тебя краснеть перед директором?
Соврать? А смысл? Врать он умел так же хорошо, как мама – готовить. Рано или поздно папа сообразит, чего он добивается. Папа вовсе не дурак. И тогда лично заставит его проглотить чёртову капусту всю без остатка, даже если эта гадость будет лезть у него из ушей.
Есть один грешок, достаточно убедительный, чтобы лишить его ужина как минимум на неделю вперёд. А как максимум насовсем, потому что мертвецам еда без надобности. Нет, не вариант.
– Пап, – некстати влезла Женя. – Пап, дай ему поесть…
– А ты что здесь делаешь?! Марш в свою комнату, пока тоже не получила! – взревел папа, резко повернувшись к ней.
Женя отпрянула и чуть не споткнулась о коврик в коридоре. Глупая Женя! Не хватало только, чтобы она переключила папину злость на себя! Такой расклад Дениса совершенно не устраивал. Нужно было любой ценой вернуть папино внимание, но, как на зло, ничего путного в голову не приходило.
– Витя! Взгляни!
Денис похолодел. В коридоре рядом с растерянной Женей, в шаге от двери на кухню, стояла мама. В руке она сжимала нечто, в чём он быстро распознал смятую сторублёвую бумажку. Нет-нет-нет, только не это! Только не это! Неужели мама обнаружила тайник в ящике стола?!
И без того крошечная кухня сжалась до размеров клетки, паника сдавила грудь, а мир в один миг рухнул и рассыпался на тысячи кусочков. Мама видела или слышала больше, чем ему представлялось, и решила проверить, ради чего он устроил такой шум, ради чего вломился в квартиру в грязных ботинках и наследил на её любимом линолеуме…