Рожественский говорил напористо, видя, что управляющий явно растерялся. Если оперативное отделение было создано без «скрипа», но офицеры там «зашивались» от массы навалившихся дел. И как ни странно, вернее вполне объяснимо, «завал» случился именно по манкированию самим Авеланам обязанностей начальника ГМШ, которым он являлся на протяжении семи лет. И если дело шло, то не по воле Федора Карловича, а вопреки. Решения не принимались, они больше затягивались, по важнейшим вопросам «управляющий» вообще не выносил резолюций. Особенно поразили листы рапортов и донесений морского агента в Японии капитана 1 ранга Русина, сумевшего создать разветвленную агентурную сеть и «черпавшего» вполне достоверную информацию. Сообщения буквально вопили — японцы сколачивают экипажи, происходит взрывной рост тоннажа и численности личного состава, а потому потребуется время на подготовку, которая будет закончена к декабрю. После чего начнутся боевые действия, причем вражеский флот будет действовать активно с самого начала.
Так что подготовку Японии к войне прекрасно видели, только меры по ней были предприняты слишком поздно, упустив как минимум два-три года. И дело тут в неповоротливости бюрократического аппарата, его неспособности принимать быстрые и адекватные обстановки действия. Являясь начальником ГМШ, в котором имелся целый «отдел кадров», возглавляемый контр-адмиралом Нидермиллером, Зиновий Петрович к своему ужасу стал понимать, что одной из причин постоянных поражений русского флота явилась устрашающая некомпетентность, нерешительность адмиралов, не желающих принимать на себя весь груз ответственности. Все терпеливо ждали приказа «сверху», не желая что-либо предпринимать по собственной инициативе, рискуя положением и карьерой. Бывшие когда-то лихими лейтенантами и капитанами второго ранга, но получив на плечи погоны с черными «орлами» практически все «флотоводцы» менялись в худшую сторону.
Сложилась самая настоящая система, которая отсекала путь «наверх» тем, кто имел свой взгляд на флот, и при нем собственное мнение, а оно, как известно ведет к не только к критическому мышлению, но и отстаиванию своей точки зрения на дело. А при руководстве целыми отраслями вооруженных сил членами разросшейся правящей династии, для которых уже не хватало значимых должностей, любая критика становилась нестерпимой, и сами их «сотоварищи» по службе старались как можно быстрее избавиться от таких «смутьянов» в двух просветных погонах. Чтобы не повлечь на себя «высочайшее неудовольствие», будь оно выражена от «августейшего» генерал-адмирала, либо генерал-инспектора или генерал-фельдцейхмейстера.
Прошлой ночью он перебирал в памяти адмиралов, зная, как кто и как проявил себя на войне с японцами, и только надрывно курил, ужасаясь. Про наместника адмирала Алексеева одни маты остались — говоря об активности флота, он всячески сам дезавуировал эту активность, по его прямой вине погиб «Варяг». Начальнику его штаба место в богадельне проповедником, и когда этого штабного адмирала поставили во главе эскадры, Витгефт перед любыми действиями всегда созывал совещания адмиралов и командиров кораблей, после которых эти оные действия и не предпринимались. Единственное погиб достойно, но глупо — не ушел в боевую рубку, а демонстрировал храбрость на открытом мостике. И чего добился такой бравадой?
Побитая эскадра с трудом вернулась в Порт-Артур, и там бесславно затонула от огня осадной артиллерии без всякой пользы. Только команды кораблей, по примеру севастопольской обороны сошли на берег и дали бой неприятелю. Но то матросы и офицеры, а что делали в это время «их превосходительства» — то одному богу известно, недаром шли разговоры, что в этой войне господа адмиралы просто «самоустранились».
И действительно так оно и было!
Если посмотреть непредвзятым взглядом, то для «боевой работы» адмиралы, за редким исключением, которое как раз и подтверждает правило, оказались полностью непригодными!
Находящийся во главе 1-й эскадры вице-адмирал Старк предупреждениям о нападении не внял, корабли держал на внешнем рейде, и только благодаря чуду потерял поврежденными, а не потопленными три корабля в первый же час ночного нападения. Да что там — даже противоторпедные сети не поставили, запоздали на три дня.
Контр-адмирал князь Ухтомский должной энергии вообще не проявил, как положено младшему флагману, но прорываться во Владивосток после гибели Витгефта не стал, хотя и привел эскадру обратно в Порт-Артур. А затем досидел осаду и сдался в плен. Еще один младший флагман, контр-адмирал Лощинский, командовал береговой обороной и тральными партиями, вроде исполнительный и с делом справлялся, хотя подрывы русских броненосцев были достаточно регулярными, что наводит на мысли.
Произведенные в адмиралы каперанги Григорович, Рейценштейн и Вирен, боевые и задиристые, получив «орлов» на золотые погоны, в одночасье превратились в «мокрых куриц». Первый командовал портом, больших нареканий на него нет, но вот два других показали себя во всей «красе». Рейценштейн после боя в Желтом море бежал на крейсере «Аскольд» в Шанхай, где интернировал отличный крейсер, лучшего «ходока» на эскадре без всякой на то причины. А вот контр-адмирал Вирен — моментально опалило злостью разум от нахлынувших воспоминаний…
Именно вице-адмирал Ф. К. Авелан в течение семи лет перед войной с японцами находился на должности «временно исполняющего обязанности» управляющего Морским министерством. Понимающему бюрократический язык только от этой аббревиатуры «ВРИО» станет ясно, почему со всеми приготовительными мерами так запоздали…
Глава 13
— Что с вами, Зиновий Петрович, у вас лицо исказилось?
— Ничего страшного, Федор Карлович, боли иной раз накатывают, — Рожественский опомнился. Пусть Авелан к нему доброжелателен, по крайней мере, внешне, но напакостить может крепко, сама должность ему это позволяет. Но вроде участливо смотрит, хотя сам управляющий не из категории тех, кто на службе жилы рвет — столичная жизнь расхолаживает изрядно. Какой тут может быть плодотворной деятельность, если полно интриг и «подсиживаний», тут не один «беспокойный» адмирал или каперанг долго не высидит, в Петербурге в цене «бессловесные», таких завсегда начальство любит и ценит, кто преданно в рот венценосным особам заглядывает. Но о том лучше не думать, совсем крамольные мысли в голову полезут.
— Все равно, обязательно врачи должны осмотреть наши, в академии, зайдите обязательно к ним Зиновий Петрович, они вас осмотрят.
— Обязательно заеду к докторам, Федор Карлович, — негромко ответил Рожественский на проявленную заботу, даже наклонил голову.
— Что касается Морского Генерального Штаба, то ваше предложение вполне своевременное. Но сделаем иначе — мы оперативное отделение выведем из ученого отдела контр-адмирала Вирениуса, и дадим полную самостоятельность, согласно вашим предложениям, сформируем, таким образом, еще один отдел. Так будет лучше, вам не кажется? А потом, по мере накопления опыта, и надлежащих установлений, уже будет создан Морской Генеральный Штаб. Но подбор офицеров оставим только за вами, как и штатное расписание — должности выделим, даже сверх росписи, если потребно будет. Вы согласны со мной, Зиновий Петрович?
— Полностью, Федор Карлович, — Рожественский склонил голову, чтобы спрятать довольную улыбку — он добился нужного для себя результата. У начальства ведь просить нужно сверх меры, чтобы получить желаемое, и тот, кто понимает это, никогда не будет в накладе. Тем более, что самый главный отдел ГМШ можно сформировать с «чистого листа», подбирая кадры энергичных штаб-офицеров и задиристых, амбициозных и умных лейтенантов. Причем брать всех со «стороны», так как никогда не стоит, согласно поговорке, наливать «молодое вино в старые меха», дабы избежать неизбежного «прокисания» в столичном «болоте».