– Ой, па, не спрашивай, – поморщился Ник, поправляя солнечные очки, скрывающие ссадину и фингал, замазанный кремом, маскирующим кожные изъяны.

На кой чёрт он их вообще нацепил? Шрамы красят мужчину, а тёмные очки в помещении выглядят нелепо.

– Я не спрашиваю, я предупреждаю, – покачал головой Аркадий Фёдорович. – Кстати, на втором курсе обе учатся, – сказал он мне, намекая, вероятно, на нашу скорую встречу со сбежавшими подружками на занятиях. – Ни одна из той парочки студенток не милашка, – снова обратился декан к сыну. – Поверь отцу. Я всех «звёзд» факультета в лицо знаю. Эти не исключение.

– Такие талантливые? – воодушевился Никита, но как-то очень уж наигранно.

– Не без этого, – вынужденно признал Метелица.

Святые тормоза! Что же девочки натворили такого, чтобы настолько запасть в душу главы факультета?

– Бедовые? – высказал предположение я, и, конечно же, не ошибся. Больше скажу – меня бы сильно удивило, окажись эти дебоширки паиньками.

– О да! Бедовые! Подходящее слово. – Глаза-щёлки молодящегося старикана хитро сверкнули, а уголки рта опять поползли вверх, шевеля растительность. – Ни разу не милашки, – повторил он, покачав головой. – Ну что, Саш? Оформляться будем?

– Угу, – согласно кивнул я, отправляя сообщение в офис, чтобы до вечера не ждали.

Вторая работа, сессия, хомяур с тонкой душевной организацией и Ксю, которая, очевидно, Ксюша. Весёлый ожидается месяц. Уже предвкушаю!

– Я жажду подробностей, пап! – заявил Ник, шагая в деканат вместе с нами.

То, что пять минут назад он спешил на работу, этот «кот мартовский» как-то резко забыл. Да и я, если честно, был полностью с ним солидарен.

Подробности в студию, господин декан! Что эти подружки ещё натворили?

Ксения Чумилина

– Я убью тебя, Лодочкин! – вопила я на весь коридор, воинственно потрясая компактным кожаным рюкзачком, утяжелённым парой учебников. Далеко не всё ещё оцифровано и выложено на университетском электронном портале, есть и печатные «алмазы», за которыми стоит ходить на раскопки в библиотечные «подземелья».

Надо, кстати, вернуть туда давно взятое, а то меня библиотекарь саму скоро прикопает.

– Чокнутая! – воскликнул кто-то, но я не обратила внимания.

Взяв короткий старт (и раскрутив в руке рюкзак), ринулась на обалдевшего от нашей встречи обидчика.

Студенты шарахнулись от меня, как от чумной: размазались по стеночкам, а некоторые обратно за двери аудиторий ретировались. От греха подальше.

Молодцы! Инстинкт самосохранения в действии!

Особенно ярко этот инстинкт проявился у Егора Лодочкина, который, вероятно, не знал о внеплановом переносе занятий по архитектурной физике в другой корпус. Да и откуда ему знать? Это же наша группа внезапно мигрировала, а не его. Судьба, не иначе! В противном случае этот гад от меня бы до осени успешно бегал.

– А ну стой, мерзавец! – потребовала я, но как-то не очень убедительно, потому что старшекурсник ускорился. Ещё и средний палец мне показал.

Вот козлина!

Физрук такому забегу аплодировал бы стоя, но физрука тут не было – только я, оставшаяся далеко позади Таня, Лодочкин и толпа сочувствующих: одни – ему, другие – мне. Короче, мнения разделились.

Если бы эта сволочь крашеная не споткнулась, я, наверное, его не догнала бы – больно уж прытким оказался мой бывший друг, сменивший за выходные не только девушку, но и цвет волос. Однако удача мне подыграла, сделав предателю подножку. Пока он отчаянно пытался не упасть, я не только его настигла, но и запрыгнула с разбега на спину парня, долбанув рюкзаком по… не знаю по чему, но получилось громко.

– Отвали, Чума! – попытался скинуть меня Лодочкин.

– Убью и отвалю, – пропыхтела я, чувствуя себя ковбоем на родео. И «бычок» мне достался на редкость сноровистый: никак не успокаивался, возмущённо мычал и копытами отстукивал: верхними ещё и по мне! Не то что «рубашка». – Сообщение, ушлёпок! – шипела я, пытаясь одновременно придушить гада и с него не свалиться. – Ты отправил сообщение! Кто в мессенджер пишет о расставании?! Крыса ты трусливая, придурок фамильярозависимый… а-а-а…

«Козло-быко-кобель» так яростно взбрыкнул, что я всё-таки улетела. Вместе с рюкзаком, который больно плюхнулся мне на живот, когда… Нет, я не врезалась в стену. И даже не рухнула на пол. Вместо всего вышеперечисленного, я невероятным образом зависла в воздухе. Зрители, коих собралось уже много, дружно ахнули. Кто-то присвистнул, кто-то сделал фотки, а кто-то и разочарованно вздохнул.

Вот гады! Ждали, небось, что я расшибусь об стену.

– Ксюха, жива? – дёрнулся ко мне Лодочкин.

Вроде как помочь хотел, хотя, может, и добить – кто вероломного соседа знает?

– Руки от неё убрал! – рыкнул кто-то подозрительно знакомым голосом.

Запрокинув голову, я узрела вчерашнего блондина, который, судя по характерному для мастера телекинеза движению пальцев, меня и удерживал на весу.

Чёрт! Он ещё и параном. Вот засада!

Я бы с радостью вырвалась из этого воздушного плена и сбежала, как сделал под шумок Лодочкин, но чужая сила держала крепко. Не имея возможности что-то изменить, я продолжала парить между небом и землёй (то есть между полом и потолком), словно ассистентка фокусника во время представления, а народ – вероятно, для большего сходства с цирком – ещё и аплодировать начал.

– А можно уже… всё? – сказала, подарив спасителю ещё один выразительный взгляд.

– Всё? – уголок его рта дрогнул, а глаза хищно сверкнули. И почему мне кажется, что у нас разное понимание этого слова? – Можно!

Подойдя ближе, «рубашка» плавно повернул меня в воздухе, точно кукловод марионетку, и мягко опустил на пол под единогласное «у-у-у!» студентов и очередные хлопки, приправленные смешками.

– Надеюсь, ты оценила мою заботу о нашем ребёнке, милая? – уточнил, не понижая голоса, этот всеобщий герой.

До меня не сразу дошло, о чём он, зато ребята издали очередное восторженное «у-у-у», а кто-то даже выкрикнул: «Да ладно? Чума что… беременна?!» Хорошо, кстати, что спросил, угу… потому что я только сейчас поняла: белобрысый гад нагло троллит меня за вчерашнее.

Так, значит? Да? Ла-а-адно!

Демонстративно оправив одежду и пригладив растрепавшиеся волосы, из которых в запале сражения с Танькиным бывшим выпала кисточка, я состроила невинно-удивлённую мордашку, ближе подошла к спасителю – так, чтобы наша разница в росте максимально в глаза бросалась, задрала голову и голосом девочки-одуванчика ответила:

– Дяденька, вы ошиблись – я не ваш ребёнок.

– Дяденька?! – взвыл он.

– Ага, – улыбнулась я, довольная эффектом, и, по примеру Лодочкина, дала дёру, моля всех богов не позволить этому мастеру снова применить телекинез.

Удача опять мне улыбнулась: из универа я выбралась без приключений, но с гнетущим чувством опасности, непрозрачно намекавшим, что приключения (те, которые неприятности) остались ждать меня в этих стенах и… точно дождутся.

Александр Штерн

Я задумчиво вертел в руках тонкую кисточку, подобранную в коридоре университета, пока хомяур расправлялся с тортом, как с тапкой, аж ошмётки во все стороны летели. Вот домработница-то обрадуется! Варвара Петровна – женщина, без сомнения, терпеливая, но за такое расточительство может и шваброй кое-кого огреть. Если поймает, конечно.

Бастиан злился, но молчал, потому что я принёс его любимое клубнично-кремовое лакомство. И вроде как хотелось ему высказать мне всё, что он думает о моём позднем приходе, но заключённая утром сделка мешала. Вот фамильяр и жрал тортик в одну харю: громко и демонстративно – аж в гостиной чавканье с фырканьем слышно было.

Поморщившись от обилия малоприятных звуков, я поднялся на мансардный этаж и заперся в кабинете – а то Баську не заслабит сюда вместе с остатками торта припереться. Если сам хомяур легко может проходить сквозь стены, когда принимает призрачный вид, торт он точно с собой не протащит.