Литмир - Электронная Библиотека

– Вот-вот, я думала, это был мираж, – тут же подхватила леди Ордуэй. – Или сон. В окружении всех этих странных созданий вполне можно решить, что спишь. – Она обвела рукой зал. – И все же это действительно была Батшеба Делюси. Она вышла замуж раньше меня. Да вот только Уингейты так и не признали этот брак. Для них невестка просто не существует.

– Как скучно, – устало заметил Бенедикт, автоматически отметая незнакомые имена. – Без сомнения, семьи никак не могут забыть какой-нибудь мелочный раздор двухсотлетней давности.

С Уингейтом он учился в школе. Кажется, это была фамилия графа Фосбери. А вот что касается Делюси, то ни с кем из них он не встречался. Правда, отец был знаком с главой семейства, графом Мандевиллом. Старый лорд Харгейт знал всех, кого стоило знать, а также все, что стоило знать о них.

– Какой угодно, только не мелочный, – горячо возразила леди Ордуэй. – И ради Бога, не говорите, что не по-христиански переносить на детей грехи предков. Ведь если принимаешь детей, то предки тоже непременно появятся, а это, сами понимаете, просто ужасно!

– Право, мне не доводилось встречаться с этой леди прежде, – заметил Бенедикт. – И ровным счетом ничего о ней не известно. Случилось так, что дети поссорились, и нам пришлось вмешаться. – Виконт взглянул на Перегрина. Мальчик как ни в чем не бывало вернулся к рисованию. Что и говорить, юность на редкость гибка и отходчива.

Сам же Бенедикт до сих пор едва дышал. Батшеба. Значит, ее зовут Батшеба. Вполне подходящее имя.

Леди Ордуэй тоже посмотрела на племянника виконта, после чего понизила голос и добавила:

– Она происходит из обедневшей ветви Делюси.

– В каждой семье свои трудности, – заметил Бенедикт. – У Карсингтонов, например, головная боль с моим братцем Рупертом.

– А, этот бездельник! – воскликнула леди Ордуэй с той мечтательной улыбкой и тем снисходительным тоном, которые мгновенно появлялись у дам, едва речь заходила о Руперте. – Те, кого в обществе называют ужасными Делюси, – совсем другое дело. Репутация крайне сомнительна. Только представьте, что стало с лордом Фосбери, когда второй из его сыновей, Джек, вдруг заявил, что женится на одной из них. Примерно то же, что произошло бы с лордом Харгейтом, если бы вы сказали, что женитесь на цыганке. Да она, собственно, и осталась цыганкой, как ни пытались они сделать из нее леди.

Тот, кто старался сделать из Батшебы Уингейт леди, определенно не зря тратил и силы, и время. Ни в манере держаться, ни в речи Бенедикт не заметил ничего банального или вульгарного, а уж он-то сразу видел те едва уловимые оттенки, которые безжалостно выдавали даже самых хорошо обученных самозванцев и лицемеров.

Лорд Ратборн решил, что разговаривает с особой своего круга. С леди.

– Несомненно, таким способом им удалось заманить бедного Джека в лапы священника, – продолжала лопотать леди Ордуэй. – Да вот только свадьба не принесла семье того благосостояния, на которое они рассчитывали. Едва Джек женился, лорд Фосбери тут же лишил сына причитающейся доли наследства. В итоге молодые оказались в Дублине. Там-то я и встретила их в последний раз, незадолго до его смерти. Должна сказать, ребенок – точная копия отца.

Здесь достойная леди сочла необходимым перевести дух и слегка обмахнуться веером. К сожалению, эти меры не принесли желаемого облегчения, поэтому она опустилась на ближайшую скамейку и пригласила Бенедикта присоединиться. Повторять приглашение не пришлось.

Леди Ордуэй была глупенькой, излишне манерной и редко говорила что-нибудь стоящее. И все же собеседнику приходилось безропотно сносить нелепую болтовню, поскольку особа принадлежала к немалому числу сплетниц, которые искренне считают, что слова «беседа» и «монолог» – синонимы. С другой стороны, она была давней знакомой Бенедикта, принадлежала к его кругу и вышла замуж за одного из политических союзников.

А главное, сама того не сознавая, она помешала ему согрешить и против правил приличия, и против здравого смысла.

Ведь он едва не вышел из Египетского зала вслед за Батшебой Уингейт.

И тогда…

И тогда даже трудно предположить, что бы он мог сделать в том состоянии полного ослепления, в котором находился.

Унизился бы до такой степени, что вынудил бы ее сказать имя и адрес?

Опустился бы настолько, что начал бы преследовать ее тайно?

Еще час назад он отказался бы верить, что способен на столь предосудительное поведение. Так поступают лишь влюбленные мальчишки. Конечно, в юности и ему довелось испытать положенный набор увлечений. Больше того, вел он себя, как и полагается в таких случаях, ужасно глупо. Но ведь с тех пор можно было и повзрослеть.

Во всяком случае, Бенедикт считал, что ему это удалось.

И вот сейчас он раздумывал о невероятном количестве важнейших правил, которые готов был нарушить. То, что она оказалась вдовой, а не замужней дамой, не имело никакого значения. На какое-то время он перестал быть самим собой и превратился в сумасшедшего, одержимого.

Импульсивное поведение – удел поэтов, художников, артистов и вообще тех, кто не способен держать в узде собственные чувства.

Вот потому-то виконт Ратборн терпеливо сидел рядом с леди Ордуэй и слушал, она перескочила на следующую тему – вовсе не интересную – и на следующую – еще менее интересную. Он приказывал себе испытывать благодарность, потому что своей нудной бестолковой болтовней она разрушила колдовские чары и спасла его от неминуемого позора.

Глава 2

Батшеба дождалась, пока за ней закрылась дверь Египетского зала, и немедленно призвала дочь к ответу. Она давно поняла, что дети подобны собакам. Если наказание или выговор не следуют непосредственно за проступком, то потом о них можно не вспоминать, потому что провинившийся наверняка забудет, в чем именно состоит его вина.

– Знаешь, это было уж слишком. Даже для тебя, – выговаривала миссис Уингейт Оливии как раз в тот момент, когда обе переходили оживленную улицу. – Ты обратилась к незнакомцу, хотя миллион раз слышала, что леди может это делать лишь в том случае, если ее жизнь в опасности и требуется немедленная помощь.

– Получается, что леди может сделать что-нибудь интересное только перед смертью, – заявила Оливия. – Но ты же сама говорила, что дозволено помогать человеку, если он нуждается в помощи. Этот мальчик выглядел таким хмурым, словно у него крупные неприятности. Вот я и подумала, что могу помочь. Если бы он лежал без сознания в канаве, вряд ли ты посоветовала бы подождать формального представления.

– Во-первых, он вовсе не лежал в канаве, – возразила Батшеба. – А во-вторых, насколько мне известно, удар блокнотом не входит в число актов милосердия.

– Он показался мне огорченным, – оправдывалась Оливия. – Хмурился, кусал губы и качал головой. Ты сама видела почему. Рисует как маленький. Или как старик, у которого руки трясутся. Он учился в Итоне и Харроу, представляешь? И это еще не все. Даже в Рагби и Вестминстер-Скул. И Винчестерском колледже. Все знают, что эти школы стоят кучу денег. Да и чтобы попасть туда, нужно быть шишкой. И все же ни одна из этих великих школ так и не смогла научить его прилично рисовать. Можешь поверить?

– Это совсем не то, что школы для девочек. В дорогих частных школах учат греческий, латынь, а больше почти ничего. Но как бы там ни было, сейчас речь идет не об образовании этого юного джентльмена, а о твоем несносном поведении. Я же миллион раз объясняла…

Батшеба не договорила. Из-за угла, рискуя перевернуться, вылетел блестящий черный фаэтон и понесся прямо на них. Пешеходы и уличные торговцы бросились врассыпную. Батшеба успела оттащить дочку на тротуар и в ярости посмотрела вслед, мечтая швырнуть что-нибудь в пьяного богатея и сидящую рядом с ним развеселую девицу.

– Ну а что ты скажешь насчет этого, с красоткой? – поинтересовалась Оливия. – Настоящая шишка, разве не так? Сразу видно. По одежде. По тому, как они ездят. Никто им не указ.

4
{"b":"91854","o":1}