— Щипанные задницы, вот это туша!

— Любопытная у тебя лошадь, — отметил Добромир.

— Это — жеребец! Не видно что ли? — беззлобно огрызнулся Корвус.

Бэн ожидал увидеть какую угодно лошадь у такого странного знакомца Мару, но никак не чёрного дорогущего жеребца той породы, на которых ездили Тени. Ростом Бурун почти равнялся Хойхо. И два зверя, исполнив под седоками игривый танец, переплелись шеями, фыркая, часто дыша, щипая за щёки друг друга. Клацнули зубы, взлаял Хойхо, и Бурун гордо вскинул голову в шапочке с рогом, из угла его рта торчало несколько длинных волос.

— Но-но, — прикрикнул Корвус, — вы ещё тут сцепитесь!

— Это они так враждуют? — спросил Добромир, вкладывая Бэну поводья во вспотевшие ладони.

— Заигрывают, драть их задницу!

— А где ты такого взял? — не сдержал любопытства Бэн.

Корвус покосился на него, выудил из седельной сумки бутылку, выдрал пробку зубами и хмуро ответил:

— Какая тебе в жопу разница, где? За работу дали. Что я, дурак, отказываться от такой оплаты?

— Хороший жеребец, — кивнул Добромир, поглаживая морду присмиревшего Буруна. Чёрные глаза его закрылись, точёная морда уткнулась в плечо Дракатри. — Такой до Укуджики дней за пять довезёт.

— За восемь же, — вклинился заскучавший Мару.

Корвус глотнул вина и тронул поводья Буруна, на чьём пути стоял Добромир. Но умное животное тактично обогнуло мужчину, напоследок тронув мягкими губами щёку.

— Ишь, а зверь-то более человека воспитан, — улыбнулся Добромир и повернулся к Бэну с Мару.

— Ну давайте, ребятишки, в путь! С попутным ветром. Верните Ерши домой. — Он хлопнул даххри по боку и приказал: — Вперёд!

Ребята не успели и слова сказать, как Добромир остался за поворотом, а Хойхо догнал Буруна. Вот и Макавари оказался за плечами, а впереди — тракт с красными деревянными арками, поля, за ними — горы, на верхушках которых в красно-рыжем закате розовел снег.

— Постарайтесь не отставать! — крикнул Корвус и поддал Буруну.

Бэн ухватился за ручку на луке, наклонился вперёд, когда Хойхо ускорился. Мару позади рассмеялся, обхватил спутника за пояс, сжал коленями его бёдра, положил голову на спину. Бэн хотел спросить, в самом ли деле горцу так удобно, но в ушах свистел ветер, а даххри, упоённый погоней, летел бок о бок с жеребцом, мягко толкая землю перепончатыми лапами.

Глава 89

Ночь в дороге

Рихард

Белая звезда звала его, манила. Чем ближе, тем явственнее слышался её голос:

— Ты вправду слышишь меня? — шелестела она порывами ветра, срывающимся с крыльев пеплом, плеском бескрайнего моря.

— Да, — вырывались птичьим клёкотом слова.

Он не мог говорить там, в лодке: слова застревали в глотке, дыхание перехватывало, само знание о речи забывалось, как больше ненужное. А здесь, в вышине, в поднебесье, среди кучевых облаков, среди облаков-пёрышек и облаков-трещёток-дорожек слова лились рекой… Клёкотом, песней. Как у птички в золотой клетке в мэрском саду.

— Я тебя не оставлю, ты мой. Веришь? — смеялась звезда мерцанием точек в черноте близкой ночи.

— Верю. Не оставляй.

И она тянула к нему белые руки, обнимала и гладила, словно мать… Мама… Олли… Нет, всё же ощущение было иное, хотя в этом огненно-птичьем покрове в самый раз. Он нежился в её объятиях, он глядел на неё, лишь на неё, на белую звезду, висящую постоянно над одной лишь точкой земли, над городом Солнца. И она звала и смеялась, она направляла его…

— Ты слышишь меня? — убеждалась она вновь и вновь.

— Конечно, я слышу тебя, — отвечал он.

И крылья, что были уже больше из пепла, чем из огня, несли его к ней, несли в черноту ночи, в бездну, откуда глядела она.

* * *

Бэн

Ночь спускалась студёной смолью, Корвус, как и было обещано, заливался вином. Ему не мешали ни ветер, ни тьма, ни высокая скорость, ни даже низкие ветви деревьев, когда тракт с голых равнин свернул в лес. Звери дважды сами, без команды, останавливались у воды и пили, а после бежали дальше. Бурун вёл, находясь то рядом, то на полкорпуса впереди. Хойхо поначалу пытался обогнать сноровистого жеребца, но когда у уха клацнули зубы, признал его роль ведущего.

Бэн поймал равновесие и даже несколько раз задрёмывал под ровное сопение Мару за спиной, но каждый раз, когда бег зверей менялся, открывал глаза, пытаясь различить в ночной мгле хоть что-то. Он заметил, что на всех перекрёстках Корвус вёл по самой широкой дороге — это радовало, это поможет не заплутать на обратном пути.

Они остановились у густого ельника. Рядом с трактом высился толстый столб с дверцей, выкрашенный тёмными и светлыми полосами.

— Чей караван был? — спросил Корвус, спрыгивая с Буруна.

— Имён не знаю. Скобянщики, — ответил Бэн.

Корвус отодвинул щеколду, открыл дверцу, зашебуршал, и внутри столба вспыхнула свеча. Бэн вытянул шею, не решаясь покинуть нагретое уютное седло, углядел висящие внутри столба таблички, услышал шелест страниц. Корвус чуть отодвинулся, и стало видно и писчие принадлежности, и толстую книгу. Палец в чёрной перчатке скользил по строкам.

— Да, они тут проезжали сегодня утром. Нам до них часов пять всего. — Он дунул на свечу, стоящую у тетради, закрыл дверцу столба, повернулся к спутникам и добавил: — Но сейчас мы к ним не поедем. Остановимся на ночлег, а с утра двинем. Мы ж не разбойники какие, чтоб всю ночь напролёт гнать. Возражения есть?

— Нет, нормально всё, — подал голос Мару и со вздохом теснее прижался к спине Бэна.

— За мной! Тут недалеко.

Корвус вскочил в седло и направил к возвышенности за лесом.

В конце отворота, в полукольце молчаливых елей оказалась небольшая поляна. Посреди неё было костровище, обложенное камнями с воткнутыми в землю рогатинами под котелок. Из поваленных деревьев кто-то уже очень давно соорудил навес и низкие лавки вокруг. Сильно тянуло прелой хвоей и смолой, а с дальней стороны — влагой, там чернело озерцо в обрамлении сухих потрескивающих камышей.

Провожатый обвёл поляну взглядом и сухо сказал:

— Огонь разводить не будем. Привяжите зверя куда-нибудь, можно даже не рассёдлывать. Тут-то до рассвета пара часов осталась.

— Без огня неуютно, — сонно пробормотал Мару.

— Терпи, неженка, — фыркнул Корвус, спешиваясь и разминая поясницу.

Буруна он привязал за навесом. Бэн хотел проделать с Хойхо то же с другой стороны, но зверь направился к озеру, опустился на передние лапы и принялся шумно лакать. Жеребец заржал, забил копытом. Его хозяин заковыристо выругался и подвёл-таки питомца к водопою.

— И тебе надо, конечно. Как водичка?

Бурун причмокнул, скосил на хозяина глаза. Бэн подумал, что можно и в самом деле отдохнуть, негромко сказал «Лежать», и Хойхо подчинился, позволив ребятам покинуть нагретое седло. Земля была мягкой, будто пар валил из неё от каждого шага, плотный ковёр палой хвои скрадывал звуки. Мару дёрнул плечами, опустился рядом с даххри у воды, зачерпнул и попробовал.

— Вкусно.

— А то! — хмыкнул Корвус, будто сам наполнял это озеро каждый день. — Ну всё, хватит, — он потянул жеребца на место.

Бэн повёл следом Хойхо, и тот спокойно улёгся, разделённый навесом с Буруном. Люди же не торопились отдыхать. Провожатый вновь приложился к бутылке, предложил поесть, но спутники отказались, тогда он поглядел на воду и стащил с себя одежду и обувь. Месяц не давал много света, но и его хватило, чтобы увидеть на копчике Корвуса татуировку — капля и два скрещённых меча. Парень разделся полностью и, собрав в высокий хвост волосы над выбритыми висками, пошёл к озеру.

— Ну и любишь же ты себя украшать, — фыркнул Мару вслед и всё же потянулся к провизии. — Что это хоть значит?