— Кого поймали? — спросил Бэн, подходя.

Имени мужчины он не знал, но знал, что тот был сыном Серого Сола и отцом Мауны и Вааи, хотя с виду казался их ровесником. Мужчина подмигнул вошедшим и широко улыбнулся, морщинки, как солнечные лучики, так и расчертили кожу вокруг глаз. Пушистые волосы, зачёсанные на одну сторону, падали на лицо, и человек дёргал головой, откидывая их назад.

— Да лихачей этих залётных! Перебрали браги, что гристенцы привезли, и куробесили по городу на тарантасе своём. Это ж они мелкого тут задавили. Завтра их на бои выставят. Помрут, так помрут, хотя это у нас не в чести. А выживут — отрабатывать будут на благо городу лет восемь-десять. Но тут как городовой решит. Он мужик что надо! Не эти всякие соплежуи!

— О как! Справедливое возмездие, — улыбнулся Мару, садясь за ближайший стол. Сын Серого Сола закивал. Горец спросил: — А как там Чиён?

— Да с этим вашим психом детишки мои возятся. Мне недосуг, а им — не до нас, — он хохотнул, довольный игрой слов.

— Почему же псих? — неискренне удивился горец.

Мужчина махнул рукой, видимо, не желая отвечать, и сделал большой глоток из объёмистой кружки, поданной хозяином забегаловки.

Бэн предложил Добромиру помощь с готовкой, но, получив отказ, принялся расставлять поддоны с собранными цветами на дальнем столе, докуда не доходил сквозняк от двери и было не слишком светло. Вскоре подоспел и поздний завтрак, почти обед, а за ним и новые уроки, дела, заботы. Ученик лекаря готовился к завтрашним боям: пациентов после них должно быть предостаточно — явно скучать не придётся. И в этой кутерьме и тщательной подготовке он забыл обо всём остальном.

* * *

Нолан

Он никогда не покидал Лагенфорд. Даже буйные погони за преступниками в молодости не выходили дальше городских стен. Лишь единожды удалось добраться до северного тракта, но и там постовые Тени перехватили преследуемых раньше детективов, не дав покинуть никому из них предместий.

Сколько раз он блуждал по деревне, по родным горам, забирался на дальние скальные карнизы и смотрел вдаль, туда, где трава казалась зеленее, люди интересней, а жизнь безопасней и проще. Большой мир расстилался от подножия Фениксовых гор — только руку протяни. Но Нолан сначала был занят, потом занят ещё больше, а теперь уже и нельзя до поры до времени.

Складно говорил мэр, и понятно было, что политические тайны вне компетенции детективов, но все же одна мысль не давала Нолану покоя. Он вспомнил разговор в доме Филиппы, когда Урмё показал обломок стрелы с чёрным деревянным опереньем и двумя жёлтыми кругами на нём — узор «лик зверя», символ убийц Детей богов. Тогда Феникс подумал, что путь от Лагенфорда до Ярмехеля занимает десять дней конного пути. Это он помнил ещё с учёбы. Но сейчас, глядя на карту, он уже не был уверен в точности знаний и в своей памяти.

— Вы не возражаете: я пройдусь⁈ Стоя лучше думается, — сказал он мэру, тот всё ещё находился у карты и рассеянно похлопывал по ладони указкой.

— Да, пожалуйста, хотя чего тут думать: дело-то уже закрыто⁈ Я вас, господа детективы, не держу, — Виктор красноречиво покосился на стол, заваленный бумагами.

— Думаю, у нас еще есть вопросы. Мы слишком глубоко завязли в этом деле и хотелось бы понять его границы, чтобы, оставив, случайно не влезть в него вновь, — ровным тоном ответил Нолан. Соблазн использовать допрос при помощи силы Феникса был так велик, что младший детектив опасался, что не сдержится и заглянет в воспоминания мэра.

— Думаешь? — с лёгким ехидством спросил Урмё, взглянув на друга. — Не посвятишь? — Но вопросы были заданы так тихо, что Нолан едва расслышал и в ответ покачал головой.

Феникс поднялся, распрямил затёкшие плечи и спину, прошёлся вперёд почти до стола, повернул налево, к карте.

— Ну-ну, походите подумайте. — Мэр отложил указку и вернулся в своё кресло, будто не желая делить пространство с кем-либо.

Нолан приближался к карте, медленно, уверенно, кристаллизуя одну очень простую мысль. А ещё Йон-Шу и загадочная неразговорчивость Урмё не давали ему покоя. Даже не так! Они прокладывали своими недомолвками и намёками связующие нити к кукловоду. Они втянули его в эту игру непонятно зачем.

Феникс вспомнил ту заметку с письмом Тавира в газете, точнее то, что было после неё: сумасшествие, отчаянное стремление бежать спасать сына. Неразумные действия завершились арестом. Но это Нолан уже пережил, отстрадал, заодно отдохнул и очистил голову от ненужных мыслей, да вдобавок повидал сына с помощью чуда матерей. И теперь, когда младший детектив был спокоен, то смог всё увидеть чуть точнее, проанализировать, не поддаваясь эмоциям. Прошлое яркими вспышками пробегало перед глазами: извозчик до центральных конюшен, где были самые быстрые скакуны в Лагенфорде, серые камни стены, чёрный конь.

Дойдя до карты, Нолан развернулся и направился к двери мимо манекена с мэрскими атрибутами, ступая неслышно, чувствуя на себе взгляды Урмё и Виктора. Память подсовывала картинки, будто укрупнённые под лупой. Чёрный жеребец с маленькой, будто вырезанной из камня головой, с длинными, слишком тонкими ногами, которыми тот переступал нерешительно, робко. Часто вздымались круглые бока, изгибалась порывисто жилистая шея, натягивалась узда в руках конюшего. Феникс щёлкнул пальцами — вот оно — и развернулся.

В начале детективной карьеры Нолану пришлось искать пропавшую из одной из конюшен у внутренних стен кобылу. Стены эти надёжно отделяли квартал верховной знати и Теней от города. Лишь врождённая брезгливость не позволяла этим Детям богов держать животных на своей территории. Тогда Фениксу и пришлось разузнать о породах, встречающихся в Лагенфорде.

Северные кряжистые тяжеловозы, белые в рыжих яблоках, были ниже среднего, медлительные и выносливые, они слушались лишь хозяина или старейшего в стаде коня. Только поняв это, люди смогли приручить вольные стада холодных равнин.

Пестрели разными окрасами обычные рабочие лошадки, которых называли дворняжками. Те могли бежать до семи часов без продыху, и каждый, кто имел в кармане пять галтуров — половину цены от тяжеловоза, — мог купить себе «дворняжку»: ездить, пахать, запрягать. Ко всем они шли, всех слушались, хотя попадались весьма сноровистые животины.

А были лошади, которых Тени привели с собой в Лагенфорд с той стороны реки Разлучинки, из Бех-Абара, уже очень давно. Чернее ночи, почти в два раза быстрее, выносливей, выше обычных. Они славились своими упрямством и верным служением хозяину, отгоняя от него даже собратьев. Но больше всего — ценой. Выкрасть и продать такую диковинку означало обеспечить себя до конца жизни. Но тут их никто не крал и не покупал — шила в мешке не утаишь. Жеребят этой породы легко путали с «дворняжками» той же масти, и только со временем разница становилась заметна.

Кобылу они тогда нашли. Соскучившись по захворавшему хозяину, сноровистая зверюга перегрызла повод, перемахнула через высокий забор и отправилась на поиски. Заблудилась в роще, да там и осталась, попав в медвежий капкан. Лишь породная гордость не позволила беглянке позвать на помощь. И теперь, вспомнив всё это, Феникс понял, что в той конюшне видел совсем малыша. И отчётливо в голове прозвучал возмущённо-испуганный голос конюшего: «Это конь принцессы Теней! Его нельзя брать!». Стоило больших трудов удержаться на месте, чтобы не ломануться туда вновь. Обрывки подсмотренных воспоминаний Шермиды щедро заполняли зияющие дыры головоломки. И Нолан готов был биться об заклад, что побывал в одном месте дважды: наяву и через чужую память.

Но ведь так не бывает⁈ Нолан приложил палец к губам, замер у карты. И разгадка, бьющаяся птицей в руках, была в крепкой клетке из вопроса «Зачем?».

Феникс оглядел присутствующих, повернулся к карте, разглядывая тонкую, почти без изгибов, дорогу от Лагенфорда к Ярмехелю. Высокие цифры над ней венчали скобку, раскрывшуюся от города гор до города вод.