После еды она посадила его на лавку и стала снимать с него сапоги. Алексей вышел на двор покурить и сбежал босиком.
По утру приходил его шурин за сапогами, отчитывал Кору за безнравственное поведение.
– Ты ж коловратный, а тут прошибло, да? – огрызнулась Кора.
Кора где шуткой, где смачным словом пыталась его зазывать на чай, но шурин был непоколебим, как старое бревно.
– Думашь, беспутая я? – и с этими словами Кора повела шурина в сарай, за сапогами, и там соблазнила шурина.
Туман нынешней осени
Разговоров в деревне прибавилось, да и куры закудахтали, как никогда. В дом, в сарай, в баню, на сеновал, в лес мужиков заманивать приходилось. Кора отдавалась страстно и с упоением, ерзала под ними, как змея, криком кричала, визжала, стонала, плакала и пела песни, вот где голосу воля была.
И пришел зуд, – там глубине, внизу живота, белая сырость выделилась, рыбой пахнуть стало и жечь. Она опять к бабке, и бабка знала, зачем пришла Кора, сразу дала ей меду для лечения. Кора вдруг спросила, не первая ли она пошла на это? Но бабка и глазом не повела. К тому же знала, что не все попробовали женского тела пришедшей. Велела ждать.
Теперь для Коры за двор выйти была целая проблема. Бабы, чуть завидят, громко ругаются, и в окнах покрошили стекла, благо мужики нашли стекла и вставили. Во дворе стали появляться трупики птиц. Одна баба по имени Зинаида, с бутылкой керосина явилась, Кора отняла, и откуда силы взялись, а Зинка в слезы, мужик ейный подрался с другим мужиком, – о причине можно было и не говорить.
За время очищения Коры через грех, пришел к ней якут.
Якут бросил на пол мешок со строганиной и начал на Кору примерять дундук, будто в зимний лес на лыжах собралась. Ох и потом от него несло. Не то, что умаялся, скорее испытывал волнение.
– Дорообо! – сказал якут. Звали его Байбан. А шутя в деревне называли «Бабайка». Когда он появился в селении и зачем, этого никто не знал.
– Якуты верили, – сказал он Коре, – что в большой дряхлой берёзе живёт Хозяйка земли. Ты знаешь ту березу на старой поляне, где ягод рассыпано, как зерна курицам? Ээх! Той березе точно сто лет, мудрая она. Там ленточки были повязаны давно, уже цвет потеряли и рассыпаются как пепел. Люди потихоньку туда ходили с просьбами – вешали яркие ленты. Нельзя было ломать ветки такой берёзы, чтобы не навлечь смерть на родного человека. Если же срубить дерево, то всё поселение ждёт погибель.
И вот смотрю, ветки обломаны. Жди беды, – думаю. Вот тогда и пропали твои…
– А чего раньше не приходил.
– Духи не пускали.
И пес не залаял на якута. А когда уходил, сказал: «Я знаю, зачем ты это делаешь, мне духи сказали».
И вот пошел слушок: люди видели, как зверь выскакивал из дома Коры, навроде волка, но на двух ногах. А чего про волка заговорили? Так морда вытянутая была и оскал.
Бабка сказала: Сатана принял ее как невесту. Коре нужно будет лишь кровью окропить место его силы, – на лавинках, над рекой сделать порез на руке.
И тогда на лавтейке, в сенокос знак появился, в траве лежал пополам скошенный заяц. Кора сразу смекнула, в деревне ее кто-то ждет.
Собака и носом не повела, что чужой в доме. И правда, за домом прятался мудрушка, ряженый человек, из далеких мест. Она за ним, она его гонит, а он то исчезает, то появляется, но появляется там вдали, и тут же на крыльце сидит. Прогнала, а мудрушка опять сидит, как ни в чем не бывало.
Не человек то был. Кора знала, он предвестник, после него жди гостя. Было не страшно. Позора хлебнула, зря что ли?
Ведала: в тумане нынешней осени, когда лиственницы сбросят хвою, гость даст о себе знать.
Кора, слышащая шепот
Однажды ночью начался пошепт, – Кора после бани, в рубахе широкой, белой, с розовыми коленями, только перед зеркалом волосы расчесала, как услышала тихий странный голос.
– Егор, ты?
Кора назвала имя мужа. Надрывный голос был таким, будто человек помирает или в хворобе давно осел.
– Шчо-то мне блазнит!
Кора чувствовала, что гость не покажет свою физическую сущность, свою личину, его присутствие будет обозначать лишь размытая тень на стене, но не знала она, как с ним разговаривать. Звала. Спрашивала. Тень не вышла из того угла, где скрылась.
Шорохи раздались на улице, хотя собака вроде бы не лаяла. Кора выбралась, прилипла к двери и наблюдала. Нет, она не дыгала, она чувствовала, творится что-то, да невидимое оно. Тут попалась на глаза кепка, так и есть, косой Касьян. Пошла, пошла, пошла, и наткнулась на то, что глазами лучше не видеть. От Касьяна оставались куски одежды, пропитанные кровью. Бес дал о себе знать.
И вот пришла другая ночь, а там и еще одна за ней, – шепоты посещали дом Коры, залетали с ветерком, утихали, возобновлялись и вновь прокрадывались через щели, дабы с тихим свистом улететь незнамо куда; другие шепоты влетали в открытую дверь, задерживались, причудливо переплетаясь, как плющ, и шурша по стенам. Казалось, каждый шорох приносил натужное дыхание тайги, пробуждаясь в пустоте ночи эхом давних зловещих легенд.
Кора научилась распознавать неясные, причудливые звуки, они будто рассказывали ее историю, отчего то усиливались при содрогании сосновых и еловых ветвей, переходили в зловещую симфонию шепота.
Кора догадалась, что открыла крышку в бездонную яму. Призраки к ней прорвались звуками многих неуспокоившихся душ, но ждала она только один шепот, отличила бы, появись он, да не появлялся же. Из тысяч звуков тайги отличила бы, даже после кружки настойки крепкой, продирающей нутро до низа живота.
Он прозвучал для нее. Кора услышала его, когда принимала от коровы теленка. Он оказался шелестом соломы, мягким и ненавязчивым. Пробежал и юркнул под подол широкой юбки. Повторился за скрипами ржавых петель и крючков на калитках, дверках хозяйского двора.
Ох и напугала же тогда коровенка Марта свою хозяйку. Корова суетилась, стала пугливой, будто приближается злой дух какой.
– Марта! Марта! – Кора всем своим видом показывала, что будет рядом со своей коровушкой, как бросить любимицу в такой час. У коровы опустились бока, приподнялся хвост, потекли слизистые выделения, глаза сделались такими просящими помощи, что Кора уложила коровушку на живот… – и все пошло потихоньку, пошло как по маслу.
Шепот вернулся через три дня, он раздался среди тишины, прокрался, словно тень в пустые пространства давно пустующего дома. Из тайги явится кто-то, и нельзя не принять его как гостя, разорвет на куски или сгоришь как щепка.
Ее жизнь начала превращаться в странное повествование, как будто ею самой управляли невидимые нити одного таинственного паука.
Беспокойные ночи женщина стала встречать пламенем костра. В лесу вокруг расставлены силки, сети, капканы и ловушки, натянуты нити с колокольчиками и стекла готовы услужливо отражать огонь. Дух бестелесный долго не бродит, находит зверя, дабы вселиться в него.
Дом для незваного гостя как крепость – углы освящены святой водой и молитвами. Но звериный оскал может явиться там, где не ждешь. Через крышу дома Кора проберется в лабаз, пристроенный на старом дереве, где уже ночевала. Зверю туда не достать.
…И вот промелькнуло что-то на поверхности стекол, стоящих по одной стене в ряд. Кора загодя сняла их с окон того брошенного дома, где хозяин в ярости загубил всю семью, а потом повесился, – такие стекла чувствительны к любому злу – в них отразится то, что глазу невидимо.
Собака даже не залаяла, заскулила, поджав хвост. Кора налила святой воды в таз, скинула одежды и медленно стала умываться, вдохновенно поворачивая лицо к иконе, и читать молитвы, – по воде прошла тень, и растаяла на стене.
В воду снова нужно положить крест и не выливать – Пришелец в доме, ждет своего часа. Если расправится с Корой, загубит всю деревню. Так уже случалось однажды в деревне на Тиманском кряже, когда неизвестный зверь замучил всех жителей. Еще более странным выглядело то, что впускали его люди в дом, и накрывали стол как гостю. Кто же это был?
