– Ай, ай, ай!

Занозы впились в кожу. Раздирая руки, Франц зажмурился и со стоном потянул древко вперед. Неподатливая плоть вытолкнула его из себя с шестой попытки, издав отвратительное «хлюп». Францу пришлось как следует повертеться для этого, рыдая в три ручья от жалости к себе и отвращения, прежде чем он наконец‐то смог отбросить проклятое древко и злобно пнуть его ногой. Через дырку, что осталась у него в грудине, можно было смотреть на бриллиантовые звезды, рассыпавшиеся по небу, как в телескоп.

Черт возьми, сколько же он провалялся здесь, что уже наступила ночь?!

Когда Франц перестал шататься и добрел до дороги, на другой стороне которой возвышался Лавандовый Дом, овеянный туманом и благовонным дымом, ночь, казалось, стала лишь плотней и гуще. Графитового джипа на подъездной дорожке больше не было, и поблизости не виделось ни гроба, ни бледной девушки в белом балахоне, ни тех невменяемых двоих, напавших на него ранее. От пережитой кровопотери мысли Франца плавали в бреду, как апельсиновые дольки в сахарном сиропе, которые Джек готовил на Йоль, праздник зимнего солнцестояния. Каждый раз, залезая на стул и туго затягивая петли, Франц гадал, кто же обратил его и даровал ему абсолютное бессмертие, от которого он никак не может избавиться. Кто его «родитель», как это называли вампиры из бара «Жажда», из-за которого он однажды проснулся в том госпитале действительно мертвым? Кто и зачем сделал с ним это?

Теперь он, похоже, знал. Как и то, что те, кто так запросто убил его, наверняка могли убить и того пекаря днем ранее. Франц определенно напал на важный след, сам о том не подозревая, но вот вопрос: причем здесь вообще дом спиритических сеансов? А Кармилла, о чей сущности – вине? – он даже не подозревал полвека?

«Была б здесь Лора, она бы сразу просекла, какая между всем этим связь!» – подумал Франц, а затем… «Ох, твою мать, Лора!»

Его будто обдали кипятком.

«Я ведь обещал Джеку присматривать за ней. Как я мог бросить ее одну на рынке?! Тупой, тупой, тупой!»

Конечности словно заржавели. Он определенно услышал скрип, донесшийся из недр его собственного тела, когда заставил себя рвануть через кусты. Застегнув куртку, чтобы скрыть зияющую рану под ключицами, Франц буквально волочил себя вперед, а не бежал. Переставлял ноги, как костыли, – правая, левая, правая, левая – и в конце концов пересек квартал, хромая. Туристы обтекали его, брезгливо морщась и косясь, а местные сочувственно качали головой. Кто‐то бросил Францу вслед заманчивое «Пс-с, парень, глоточка крови не желаешь? Третья положительная!», и он едва не согласился, но вовремя заметил, что у барыги уже исколота вся шея – по две горящие точки на каждом ее дюйме. Решив, что не настолько уж плохи его дела, Франц прохрипел: «Я слежу за гигиеной» – и потащился дальше. К счастью, уже за поворотом показался автомобильный мост с витиеватыми чугунными перилами, соединяющий Темный район со Светлым. От него до рыночной площади оставалось рукой подать, вот только…

Нужно ли Францу теперь на эту площадь?

Вампирское чутье как меч: если вместо того, чтобы резать им врагов, шинковать овощи на кухне, оно становится тупым и бесполезным. Таким и было чутье Франца… Но голод снова заточил его. «Водная прохлада. Гниющая листва. Гниющий труп». Он повел по воздуху носом, повернулся вправо и сделал еще несколько шагов до желтых лент, обвивающих перила моста, из-за частичного перекрытия которого собирались пробки и толпа. Там, у лестницы, ведущей к каменному понтону на Немой реке, гудела толпа зевак.

– Что здесь произошло? – спросил Франц, сам не зная у кого. Надеялся, что кто‐то из любителей сплетен отзовется сам. Так оно и случилось: к нему повернулся лысоватый мужчина с железной банкой пива в одной руке и пачкой сигарет – в другой. Лишь увидев, как он закуривает, Франц вспомнил, насколько давно не курил сам. От тревоги, заворочавшейся в той самой дырке на груди, ему и не хотелось.

– Да девку из реки час назад выловили. Утопилась, говорят.

– Ничего она не утопилась! – встрял другой, такой же лысый и с точно таким же пивом, словно брат-близнец. – Ног у нее не было! Обеих! Прям по бедра. Отрезал кто‐то, а тело выбросил. Не видел, что ли?

– Не видел. Я пришел сюда, когда ее уже вытащили, – ответил тот будто бы разочарованно, и у Франца невольно зачесались десны. – Шериф быстро примчался и так же быстро все подтер. Неужто в Самайнтауне завелся серийник? Только вчера же красавчик из пекарни на Скучающей аллее с головой распрощался…

– Не с головой, а со всем телом! Голову как раз‐таки нашли, – опять поправил его другой. – Девчуле в этом смысле больше повезло, ладно, ноги…

Ветер трепал желтые ленты, отклеив несколько от перил. Они разметались по всей мостовой, запутали спуск, вырезанный в камне, и плоскую платформу, с которой, нагнувшись, можно было достать до поверхности воды рукой. Золоченые деревья, нависающие с берегов, делали ее еще желтее, чем она была на самом деле. Будто застоявшаяся и зацветшая от листьев, что, кружа, неизбежно в нее попадали, Немая река шла рябью, как если бы волновалась вместе с Францем. Он смотрел в нее и представлял, как река прибивает к понтону тело: мокрое, холодное… Маленькое. Бледно-розовые волосы, как сахарная вата, тощие ноги с острыми коленками, тубус и размокшая бумага.

– Как выглядела та девушка? – спросил Франц не своим голосом, и его рука сама метнулась вперед и перехватила мужчину с пивом за грудки быстрее, чем он успел ее остановить. – Видел кто‐нибудь? Ты или другой ты?! Какого цвета у нее волосы, одежда?

– Блондинка вроде… – проблеял тот, и пальцы Франца сжались крепче. Должно быть, слишком крепко, потому что пиво тут же пролилось ему на кроссовки, а мужчина встрепенулся, завертелся и ударил его в грудь, прямо в зияющую дыру под застежкой куртки. Франц ощерил клыки. – Эй, ты не в себе?! Отцепись от меня, придурок!

«Незачем отрубать Лоре ноги, они ведь и так бесполезные, висят лапшой, – сказал Франц самому себе, пытаясь успокоиться, пока снова смотрел в шафрановую гладь, опершись о перила и свесив кружащуюся голову. Мимо по воде проплывали фиолетовые лепестки каких‐то цветов с зелеными свежими листьями, будто кто‐то раскрошил с моста букет. – Это была не она. Точно не она… Не может же мне так не везти!»

Он вновь растолкал всех локтями и ринулся через мостовую, решив, что продолжить путь – единственное, что ему остается. Пестрые шатры, обвитые гирляндами, ослепляли даже издали, заставляя его зрачки сужаться. Базар все еще гудел, переполненный тележками с барахлом и тыквами, туристами, охочими до сувениров, и разношерстными горожанами, которые в это время суток становились частью декораций. Франц кружился между ними, задевая лавки и людей, пачкая их своей кровью и пачкаясь сам – в разлитом пунше, блестках, рыхлой грязи со свежевыкопанных овощей.

– Вы не видели здесь девушку в инвалидном кресле?

Франц подскочил к чернявой смуглой мамбо, которая, не дожидаясь Призрачного базара, ютилась рядом с кабачками и пыталась «толкнуть» прохожим амулеты, любовные и проклятые. Она покачала головой, скрестила пальцы, рисуя в воздухе веве – знак вуду, отворяющий врата их духам, лоа, когда нужна была подмога, – и с бранью прогнала Франца к соседнему рыночному ряду.

– Вы не видели девушку-блондинку? Она ходить не может, но лучше бы не могла говорить. Как рот откроет, так сразу все живое дохнет. Ее зовут Лора…

Франц спрашивал одно и то же, описывал по-разному, чтобы каждый мог узнать. Вспомнил широкий чокер, как ошейник, тубус с чертежами за спиной, грязные в карандашах и чернилах коротенькие пальцы. За каждым прилавком качали головой, а один джинн, ощерив золотые зубы, как монеты, пообещал «сделать ему любую Лору за половину печени или селезенку». Франц не сдавался еще добрых полчаса, расхаживая туда-сюда, от пустой сцены до начала рынка и обратно, пока не смирился с мыслью, что Лоры здесь нет и не было уже давно. Да и станет ли она преданно дожидаться его до самой ночи? Либо добралась до телефонной будки, позвонила Титании в цветочный и уехала домой, либо…