К тому моменту когда это все‐таки случилось – автомобиль замедлил ход, включил поворотники и припарковался у жилых домов, Францу начало казаться, что он еще ни разу так близко к смерти и не подбирался. Голова гудела, желудок подпрыгивал к горлу, а взгляд, отчаянно цепляющийся за блестящий бампер, разбивал окружающие образы на осколки, будто Франц смотрел в калейдоскоп. Он даже не осознавал, что пробежал добрую половину города, пока не рухнул на колени где‐то в кустах на другой стороне дороги, чтобы остаться незамеченным. Оттуда, задрав голову, он увидел, как к машине поспешила группа облаченных в белое мужчин. Багажник отворился, и они вытащили оттуда…

Гроб.

Из красного лакированного дерева с резной трапециевидной крышкой – дорогое удовольствие! – но без крестов и любой другой религиозной атрибутики, которая причиняла вампирам боль одним своим видом, если при жизни те разделяли веру в них. Франц знал не понаслышке, что такие гробы всегда оббивают пышным бархатом и докладывают внутрь маленькие ажурные подушки. В нем так удобно, уютно и тепло, что и целый день проспать не грех! Хоть Франц, в отличие от сородичей, в гробах никогда не нуждался, но и практичность их отрицать не мог. В них вампиры не только спали, но и путешествовали, а тот, который прямо сейчас вынимали из машины, как раз для путешествий идеально подходил. Небольшой, компактный, без увесистых украшений, но в то же время достаточно просторный, чтобы вместить в себя ребенка… Или очень худую женщину.

Прямо на глазах Франца, остекленевших от изумления, этот гроб внесли в двери Лавандового Дома.

Прошлое, нагнавшее его спустя сорок с лишним лет, столкнулось лоб в лоб с одной из главных достопримечательностей Самайнтауна, которую он сначала даже не узнал в своей горячке. Но нет, то и вправду был Лавандовый Дом! Под его сиреневой черепицей с готическим фасадом взывали к мертвецам, но лишь к тем из них, что не имели плоти и растворялись вместе с первым нужным словом. Вампиры под это описание однозначно не подходили, так что приезжали сюда, только если сами хотели кого‐нибудь призвать. Но зачем так рисковать и ехать посреди белого дня? Почему бы не записаться на сеанс ночью? Лавандовый Дом ведь оказывал услуги круглосуточно не просто так.

Франц не знал, что смущает его больше – это или же вышедшая из дома медиум, придерживающая носильщикам тяжелые двери. То была девушка с короткими белыми волосами в белом же балахоне, вся бледная, точно призрак, что тенями вились за ее спиной. Францу даже померещилось, что один из них – клякса размером с крупную собаку – вдруг взмыл над землей, подплыл к лицу медиума и что‐то прошептал ей на ухо, обретя человеческие очертания.

Франц прислушался, но не услышал: слишком истощенный после бега, он будто полностью оглох. То, что случилось дальше с гробом, он тоже не увидел… Потому что кто‐то резко поднял его за шкирку.

– Что за…

И швырнул так далеко, что он пролетел несколько метров в заросли лесополосы, пока не встретил спиной один из вязов. Ребра затрещали, как тот хворост, на который Франц приземлился ничком. Как только он пришел в себя после удара, сразу перевернулся на бок, схватился за живот рукой, ощупал раздробленные кости и ругнулся. Вот же! Все‐таки придется выпить сегодня кровь, да и не один стакан, а хотя бы три. При одной мысли об этом рот Франца наполнился привкусом железа, но уже спустя мгновение его сменил вкус цветов, овса и меда. А еще тот самый запах…

«Лето», – понял Франц. Так пахло на пастбищах, куда отец возил их каждый июнь до того, как началась война. Пряный мускус на шкуре жеребцов, клематисы, обвившие колодец, и родниковая вода. Прохладная тень, вдруг накрывшая Франца, напомнила ему детское покрывальце, в которое он укутывался, когда слушал материнские сказки. Она была такой же маленькой и узкой.

Тряхнув головой, Франц подскочил на ноги, но вместо боевой стойки принял защитную: вскинул руки, демонстрируя незнакомцу раскрытые ладони, и закашлялся.

– Подожди, подожди!

Напротив, между двух высоченных вязов, за которыми едва виднелись проезжая дорога и Лавандовый Дом, стоял ребенок, как Франц решил сначала – низкорослый мальчик с бронзово-красными лохматыми волосами и желто-карими глазами, курносый, весь в веснушках и… морщинах? Лишь когда у Франца перестало плыть перед глазами, он понял: нет, никакой то не ребенок! Просто тот типаж, по которому возраст черт определишь. Не карлик, но и не обычный человек. Со взглядом тяжелым, умудренным жизнью, но при этом со шкодливым видом, как у лиса, и мускулистыми руками, очевидно, и отправившими Франца в полет. И как он только его поднял, будучи ниже минимум на три головы?!

– Мамка с папкой не предупреждали, что бывает, когда суешь свой нос в чужие дела? – спросил этот странный, явно недобрый человек.

Голос… Франц узнал его немедля. Именно он доносился из машины, когда упрашивал закрыть окно и спрятаться от солнца. Такой голос – неопределенный, как и все остальное в этом незнакомце, – было легко запомнить. На секунду Франц даже испытал облегчение, но оно быстро сменилось тем же отчаянием, которое заставило Франца бежать в погоне за автомобилем через весь Самайнтаун.

Ведь в том автомобиле, а теперь в Лавандовом Доме, должны были скрываться ответы на все его вопросы.

– Послушай, просто послушай! – Франц, попятившись, уперся спиной в дерево, когда человек сделал к нему опасно быстрый шаг. Мысли спутались, как его развязавшиеся от бега шнурки, и он затараторил невпопад: – Ты ее шофер, да? Или… Или друг? Я не причиню ей вреда! Я ее знаю. Мы знакомы! Но мы не виделись много-много лет. Я даже не знал, что она вампир! Просто скажи ей… Скажи, что здесь Франц Эф! Она наверняка вспомнит. Или… Или отведи меня к ней, а? Мне очень надо ее увидеть. Мне надо с ней поговорить… Я все это время не знал, кто мой родитель, понимаешь? А вампиры без родителя считаются отбросами. Хотя не то чтобы меня мнение общества колышет… Дело в другом. Я не знаю, как мне умереть! А она наверняка знает, потому что я ее знаю, а значит…

Человек нахмурился. Он слушал внимательно, даже склонил голову в бок, будто бы и вправду понимал. Это заставило Франца преисполниться надеждой – «Недаром сестрички твердили мне идти в продажи!» – но затем вместо слов у него изо рта потекла кровь, черная и вязкая. Да такая горячая, что с ее ощущением на коже не могли сравниться даже солнечные лучи. Франц скосил глаза на грязно-красном пятне, расплывшимся под его ключицами и почувствовал, как между лопатками растет давление, а вместе с тем внутри нарастает острая, пронзительная боль.

Всего за несколько секунд перед глазами стало темным-темно, почти как ночью. Франц пошатнулся, чувствуя невероятную легкость в теле, будто вот-вот оторвется от земли и взлетит… А потом резко накренился в бок и завалился обратно в гору сухих листьев.

– Ты зачем его убил?! – воскликнул тот, чей голос Франц постарался запомнить еще лучше, чтобы обязательно найти его потом, когда очнется.

– А ты что собирался с ним делать? – спросил кто‐то другой. Этот голос в отличие от предыдущего был низким и гулким, словно к ним из глухой чащи вышел волк. – Херн четко наказал никого не отпускать, если нам покажется, что…

– Да знаю я и без тебя! Просто было интересно, что он расскажет. Балакал там что‐то про «знаю ее, не знаю»… Обдолбанный, что ли? Я ничего не понял. Ох, мы слишком близко к жилым домам его прикончили. Господин будет в ярости!

– Не дури, Пак. Он был бы в ярости, если бы мы отпустили этого подозрительного типа в город. Зачем еще он высиживал в кустах прямо напротив Лавандового Дома, если не копал под нас?

– Хм, пожалуй, в этот раз ты прав. Эй, а ты заметил, кстати, что он не человек? Посмотри на кожу…

– Хм, и вправду. Вампир, кажись. Тогда надо перестраховаться.

И что‐то вонзилось Францу прямо в сердце, окончательно отправив его во тьму.

1953 год