В той работе удержать
Ёмкое словечко,
Здравый ум к годам нажить,
Дружбой укрепляя,
А пока – тебя любить,
Мама дорогая.
Когда я закончил, Нора довольно улыбнулась, будто заметив что-то, а мама захлопала. Я терпеть не мог такого отношения. Зачем хлопать, когда кругом все свои?
Впрочем, я промолчал и, смущённо улыбнувшись, вернулся к еде. Мясо жёсткое, конечно, но хорошо, что вообще было. «Эх, – подумал я – продать бы двустволку, денег накопить и вместо неё винтовку купить – на собра ходить. Стрелять-то из неё – ничего сложного: сегодня вот ветку сбил. Ещё подучусь – и ни один собр зазря не пропадёт!» Однако я хорошо представлял, чем всё закончится, если я заикнусь об этом при матери. Начнёт причитать, мол, память об отце, о деде… Вот кто-кто, а они бы со мной согласились.
– Слушай, – прервала мысли мама. – Не хочешь сходить в город?
Странно. Обычно вопрос стоял не о том, чего я хочу, а о том, что надо.
– Если надо – схожу.
– Просто у дядьки Григи мастеровой помер, а ты вроде в этом транспорте разбираешься. Да и он, если что, научит…
Я закрыл глаза и выдохнул. Не хотелось ругаться, но я ей уже сто раз говорил, что не пойду в город на заработки: дела и в деревне есть. В конце концов, дьякон обещал меня при школе пристроить, деньгу платить, а потом, может, я учителем стану. Но мама все говорила и говорила. Я её очень любил, но так бесило, когда она лезла куда не надо, тем более что вопрос был уже решён…
–Мам, – перебил я её, – я же уже сказал тебе…
– Ой, ладно, ладно, вот не хочешь, и не надо, я же говорю, если хочешь, ну а если не хочешь… А вот Нора, ты-то куда подумала уже? Вот тебя я в город не пущу, лучше тут будь. Как Йоха деньги начнёт зарабатывать, вы отложите, купите земли у Бояра – я уж договорюсь, чтобы подешевле… так вот, Нора, заведёшь на земле той огород, а мелочь помогать будет.
– Да они помогут разве? Потопчут только…
Нора улыбнулась и погладила кудри Нука.
– Ой, ладно тебе. – Мама ещё раз всплеснула руками и принялась, кряхтя, убирать посуду. – Давай-ка, Нора, помоги мне. Йоха, а ты ложись спать: тебе завтра бодрым быть надо.
– Сейчас, погоди немного, проверю сарай. – Я встал из-за стола и пошёл к двери.
– Да знаю я, как ты его проверяешь! Опять на небо глазеть будешь… Над козырьком не смотри! – крикнула она в уже закрывающуюся дверь.
Я прошёл до сарая и честно всё проверил. Заперт он был надёжно, теперь можно и на звёзды полюбоваться. Одна из них светила, наверное, ярче остальных – и странно так: раньше я её не видел. Или не замечал… Эх, вот всегда так, казалось, долго по земле хожу, а столько открываю каждый день! И столько ещё открыть предстоит! Старикам, наверное, жить уже неинтересно. Я прикрыл глаза и стал представлять себе, кто может странствовать по далёким безвоздушным планетам меж мёртвых деревьев… Я вздрогнул: подумалось, что ходят там Молот Бак и малые Молоты его. Потом я вспомнил сегодняшних солдат, мечтательное настроение сразу пропало. Пора было спать, а то так и всю ночь можно простоять…
Думал я это, уже валяясь в канаве и пытаясь вырвать горящие волосы из головы. Дом полыхал. Показалось, будто Нора кричала. Небо застилал чёрный дым. Справа от меня горело полено – или это был Нук?.. Сердце бешено билось, глаза высохли моментально. Хотелось плакать, но я не мог. Руки дрожали. Думал только о том, что же будет дальше? В такие моменты почему-то не хочется рассуждать, что происходит сейчас или как выбраться. Вот где я буду через месяц? Буду я один или мама тоже жива? А Нора? А младшие? Что произошло? Не собр же в дом зашёл!
Так, шаг за шагом, мои мысли вернулись к происходящему. Я поднял глаза. По дороге шагах в пяти от меня не спеша шла колонна бесов. Я не поверил своим глазам, а они вышагивали по выжженной земле в ногу, словно на параде. Их абсолютно чёрная кожа огонь не отражала, а будто бы, наоборот, – поглощала, и из-за этого они выделялись в окружавшем хаосе. Нечеловеческие головы, похожие на молоты, то и дело поворачивались в мою сторону, и тогда я плотно прижимался к земле и старался не дышать. Прямо как в рассказах, каждый из чертей нёс посох, и, если верить молве, посохом этим можно хоть десять броневиков испепелить. А по ним самим сколько из броневика ни стреляй – всё будто собру дробина.
Когда они скрылись, я осмелился поднять голову и увидел горящую деревню. Домов уже не было – все слились во всепожирающий огненный вал. Лишь каменная верхушка церкви возвышалась над слепящим жаром. Не помню, сколько я лежал, ожидая непонятно чего. Потом выбрался из канавы к пожару, который уже поглотил мой дом. Все здесь сгорели – и мама, и Нора, и Кор с Нуком. А я вдруг осознал, что все ещё сжимал бумажку со стихотворением, обгорелую, в грязи. Я швырнул её в огонь и так заплакал, как никогда прежде. Они же настоящие, живые люди! Таких людей уже не сыщешь! Каждый же обмануть может! А мама… Я же любил её, и она меня… Нора вообще была сущий ангел. Нука и Кора-то за что?! Они-то невинные, по какой вере ни смотри, какой угодно Бог тебе скажет… Черти сошли на нас, и Молот Бак!
Я с ненавистью посмотрел на небо. Звёзды горели, и у Змеи семихвостой хвосты будто опалились. Потом взгляд упал на броневик, и такая ярость взяла! Я стал носиться по полю, пиная ногами камни и выдирая с корнем траву. Когда солдаты те броневик тащили, говорили же, что неподалёку враг. Говорили! Говорили! Говорили!.. А я же не верил!
Дом всё горел, и я не смог больше стоять – жар от пожара был адским. Тогда я пошёл до города, не чтобы предупредить или дать отпор, а чтобы просто не останавливаться. Выходит, и вправду была война. Но почему военные сказали, что именно с нежитью? Сказали бы, мол, соседи напали – беда, конечно, но хоть поверили бы… Полгода назад юродивый какой-то приходил, тоже вещал, что Молот идёт, да пока мешкает. Дьякон спросил его смеху ради, мол, откуда он придёт, а тот возьми да ляпни – мол, с неба. Ясное дело, что на небе черти не живут! Дали юродивому сапоги да спровадили из деревни…
Я побрёл по старому рву вдоль дороги – чтобы этих обогнать. Нагнал я чертей довольно скоро. Они стояли и что-то беззвучно обсуждали: поворачивая рога друг к другу и показывая куда-то пальцами. Но настоящего страха придавала тишина, в которой это происходило: пятеро гигантов под звук сверчков и колыхание травы махали руками, явно что-то требуя друг от друга. Вдруг кто-то из них резко отшатнулся, и я подумал, что меня заметили. Потом заметил, что смотрели они в сторону, где вышагивал собр. Пасть зверя соединяла с телом длинная шея, ноги были тонкие, как спички, а брюхо огромное, с полдома. При каждом шаге хитиновые пластины перекатывались, будто волны, а шкура при луне отливала зелёным свечением. Мы по таким в школе на уроках стреляли – дробь их всё равно не брала, а если взять что-то посерьёзнее, то он просто взрывался. Вроде внутри высокое давление было – уже точно не помню…
Один из бесов поднял свой посох, взмахнул, и всё вокруг озарилось светом, будто рассвело уже, а с верхушки что-то метнулось к собру. Я подумал, что тот сейчас взорвётся, зажмурился – но нет. Зверь лежал с огромной, с колесо размером, дырищей в боку. Тут меня осенило: впереди был деревянный мостик. Он, конечно, выдержал бы тварей, но, может, я сам мог что-то с ним сделать. И я помчался напрямик – благо, поворотов с дороги той не было, так что рано или поздно они пришли бы к мосту. Приблизившись, я спустился по тропинке и упёрся в ворота. За ними обычно в сторожке спал охранник: он был приставлен, чтобы собров не подпускать. Он, как всегда, дрых и не подозревал о творящемся ужасе.
– Заш! За-аш! – позвал я. – Вставайте! Там бесы!
В сторожке засуетились, загорелся свет, и через пару секунд на полянку выбежал заспанный охранник с винтовкой в руках.
– Тьфу ты! Йоха, ты, что ль? Чего орёшь?! Мамка знает?! Уж она-то узнает…
– Тихо! – рявкнул я седому солдату. – Нету мамки! И Норы нету! Всю деревню испепелили!
