В Греции, как и позже в Константинополе, Вирджиния начала моделировать свои мысли так, как не делала этого в самых ранних дневниках. Казалось, теперь она была занята преобразованием простых визуальных впечатлений в словесные образы, способные пробудить к жизни нечто в самом читателе, подчеркнуть и заострить определенные грани и отношения, которые выходили за рамки объекта созерцания и все больше граничили с метафорой. Этот новый способ она сама попыталась выразить, когда в Микенах написала: «Думаю, не было еще менее управляемого созерцания: оно проникает во все закоулки разума, пробуждает странные воспоминания и будоражит воображение; предсказывает отдаленное будущее; пересказывает далекое прошлое. И все это – позвольте записать – лишь огромное скопление разрушенных домов на склоне холма».
Это было нечто новое и нашедшее свое выражение не только в Греции, но и в Константинополе, описывала ли Вирджиния богослужения в храме Святой Софии или торговалась за лоскут шелка на базаре. Это свойство стиля не поддается точному определению, но, несомненно, ощущается. Это было движение в сторону от рациональных смыслов и шаг в глубинные области ощущений и двусмысленности.
Когда 21 октября компания отплыла в Константинополь, Тоби покинул остальных и вернулся в Лондон. Однако визит в Турцию был прерван болезнью Ванессы, и Стивены под присмотром Вайолет Дикинсон вернулись в Англию на Восточном экспрессе, прибыв в Лондон 1 ноября. В экспедиции Вирджиния написала лишь один рассказ, опубликованный под названием «Диалог на горе Пенделикон». Однако эта поездка в Грецию надолго останется в памяти Вирджинии и еще не раз всплывет в «Комнате Джейкоба», ведь Джейкоб Фландерс умирает после поездки в Грецию, равно как и его прообраз Тоби Стивен.
Внезапная смерть Тоби 20 ноября так и оставила его загадкой для Вирджинии. Она плохо знала замкнутого и меланхоличного брата, который так много для нее значил. Четверть века спустя она попытается воссоздать его во всей красе через образ Персивала в романе «Волны». Однако в конце 1906 года в ее жизни были только горе и недоумение.
Она потеряла брата, а вскоре и сестру, которая через два дня после смерти Тоби приняла предложение Клайва Белла выйти за него замуж. Свадьба состоялась 7 февраля 1907 года. В марте Вирджиния и Адриан оставили дом 46 по Гордон-сквер Беллам и переехали на Фицрой-сквер 29. Таким образом, Вирджиния жила достаточно близко к Ванессе, дабы иметь возможность умерить возникшее ощущение брошенности. Если не считать ее странной связи с эксцентричным эллинистом Уолтером Хедламом, который был старше ее на 16 лет, супружеские перспективы Вирджинии не выглядели многообещающими. К тому же ей было нелегко принять Клайва Белла в качестве зятя. Независимо от того, признавалась она себе в чувстве одиночества или нет, ясно, что Вирджиния считала Клайва своего рода чужаком и, как следствие, питала серьезные сомнения в его пригодности в качестве мужа Ванессы.
Вирджиния и Адриан провели часть летних каникул 1907 года в Плейдене вместе с Беллами, которые сняли соседний коттедж в городке Рай. Там, в Сассексе, чувствуя, вероятно, некоторую бесцельность существования, Вирджиния снова взялась вести дневник, описывая местность, море и солончаки. На страницах этого дневника она рассуждает о том, как создавать сцены в художественной прозе, и, вероятно, именно во время тех каникул она начала писать биографию Ванессы, которая ждала ребенка. Будущему Джулиану Беллу6 эти воспоминания однажды помогут понять кое-что о своих бабушке и дедушке Стивен, о жизни в доме 22 по Гайд-Парк-Гейт, о Стелле и Джеке Хиллзе, а также немного о Джордже и Джеральде Даквортах. Тем летом были закончены четыре главы, но нет никаких свидетельств, что Вирджиния когда-либо возвращалась к этой работе.
Осенью Вирджиния и Адриан возродили домашние вечера по четвергам, придуманные Тоби в марте 1905 года, а в конце года она прекратила преподавать в колледже Морли. В феврале 1908 года родился Джулиан Хьюард Белл. Маленький шумный ребенок вскоре перевел отношения Вирджинии и Клайва на новый уровень, однако действительно «великое событие», как выразился Квентин Белл, произошло в конце 1907 года. Это было рождение «Мелимброзии» – романа, который примерно восемь лет спустя будет опубликован под названием «По морю прочь». Когда именно ей пришла в голову идея книги, неизвестно, но, возможно, это произошло уже во время первой поездки Вирджинии в Мэнорбир (Уэльс) в марте 1904 года. Во всяком случае, к моменту отъезда из Мэнорбира, куда она отправилась во второй раз в августе 1908 года, Вирджиния закончила сто страниц своего романа и в октябре отправила их не Вайолет Дикинсон, которая начала отходить на второй план, а Клайву Беллу – теперь уже литературному поверенному. Из немногочисленных дневниковых записей, сделанных в Уэлсе и Мэнорбире, становится ясно, что энергия молодой романистки была направлена на художественную прозу.
3 сентября Вирджиния вместе с Клайвом и Ванессой отправилась в Италию, посетив главным образом Сиену и Перуджу. Несколько страниц дневника посвящены собору и празднику, однако мысли ее были заняты литературой: «Я бы хотела писать не только глазами, но и умом, а также вскрывать настоящее, скрытое за показухой». А размышляя над фреской Перуджино, Вирджиния впервые сформулировала главный эстетический принцип, которым будет руководствоваться дальнейшем: она станет «постигать иную красоту», добиваться симметрии посредством бесконечных диссонансов, отображающих все движения разума сквозь мир, и в конце концов некой целостности, состоящей из трепещущих фрагментов».
В течение всего этого периода Вирджиния писала свой роман, отправляя главы Клайву Беллу, чтобы получить его комментарии. «Сейчас мое намерение, – писала она в феврале 1909 года, – продолжать работу и закончить книгу, а затем, если наступит такой момент, ухватиться за первый попавшийся образ и снова пройтись по тексту, многое сохраняя из первоначального наброска, и попытаться углубить атмосферу… Ах, как ты меня подбадриваешь! Это все меняет»7.
В апреле 1909 года Вирджиния совершила путешествие во Флоренцию, опять-таки вместе с Клайвом и Ванессой. Записи в дневнике за этот период кратки, но сделанные ею миниатюрные зарисовки характеров остры и проницательны. Это эпизодические появления романистки, решительно настроенной докопаться до сути, и скрытого ядра личности, из которого проистекает все остальное в человеке. Несмотря на шероховатость зарисовок, они все же примечательны, ведь Вирджиния начала передавать характер с помощью «предположений», оставляя читателю возможность додумать остальное. Например, о графине Распони она пишет: «Посмотрите на конфликт морщин на лбу – она очень похожа на крестьянку, но это женщина своей культуры и расы. Ее речь смелая и свободная, но в то же время аккуратная». О Джанет Росс: «Миссис Росс живет на большой вилле; она дочь знатных родителей, подруга писателей и известная поклонница деревенского образа жизни. Она распродает картины, которые висели у нее на стенах много лет. Она категорична, напориста, устремляет прямо на вас решительный взгляд своих серых глаз, будто оказывает большую честь, уделяя вам внимание даже на миг». Об Элис Мэйнелл: «Среди гостей была худощавая, изможденная женщина, похожая на загнанного кролика, – будто от боли стиснутый рот и жалобный взгляд… Она вцепилась в подлокотник кресла и явно чувствовала себя не в своей тарелке».
Но куда же делась болезненно застенчивая Вирджинией, задаемся мы вопросом, когда она сидит рядом с этими пожилыми дамами, подчас довольно грозными, задает вопросы, выводит их из себя?! Неужели Флоренция вдруг заставила Вирджинию отбросить в сторону всякое стеснение и превратила ее в агрессивную корреспондентку? Нет, все гораздо сложнее. Вирджиния, которую мы видим на последних страницах данной книги, стала романисткой, изучающей своих героев, исследующей их глубины, оценивающей их восприятие, выведывающей их самые сокровенные тайны. Уже на следующий день все эти наблюдения будут облечены в словесную оболочку и заполнят собой девственно чистые листы. Именно благодаря предвкушению завтрашнего дня застенчивость Вирджинии отступает, чтобы наблюдательная писательница сунулась туда, куда Вирджиния, молодая женщина двадцати шести или двадцати семи лет, даже не помыслила бы заглянуть. Получается, что в примерно в это время, между 1907 и 1909 годами, Вирджиния-ученица начала отходить на второй план, уступая место еще неопытной писательнице-Вирджинии.
