Литмир - Электронная Библиотека

На третий день хоронили убитых. Было их трое: поп Василий, местный кузнец и его жена. Кузнец вступился за свою молодую жену, убил двух татарчат, но его зарубили кривыми мечами и под горячую руку еще и попа. Молодая жена лежала рядом с кузнецом – наложила на себя руки после смерти мужа. Илья глядел на три черных гроба, кулаки его сжимались, лицо костенело.

– Вишь ты, попа убили, нехристи, – тихо говорил бондарь старосте. – Верно сказано: Бог-то Бог, да и сам будь неплох.

Староста согласно кивал головой.

Отпевал покойных незнакомый монах из ближнего монастыря. Похоронил их на кладбище, за вербами, установили кресты, отслужили молебен, стали жить дальше – что поделаешь, горе горем, а жить надо. Один Илья не мог жить, как прежде, ночью снились ему кошмары: снились врывающиеся в село хрипящие татарские кони, снились горящие стрелы, падающие на избы, кривые мечи, обагренные кровью, снились летящие по воздуху гробы, а в них – мертвые лица убитых.

Днем уже был не нужен ему мальчонка, он сам мог поднимать и опускать ноги и руки, с каждым днем наполнялись они новой, неизведанной до сего времени силой. Мать, впрочем, ничего не замечала, а Илья сам пока помалкивал. «Не время еще, – думал он. – Нужно потерпеть. Терпеливых Бог любит».

О Боге он опять думал не по религиозности, а больше по привычке, по воспитанию. Люди его времени о Боге думали серьезно, а точнее, как будто еще дышали его присутствием, словно только вчера он вознесся на небеса. Ну, а не вчера, так на их еще памяти, или на памяти их отцов.

В конце лета прошел по деревне слух, что в их монастырь издалека пришел какой-то святой старец. Старец, по общему мнению, был страшно могуч и чудотворен. В монастыре старец был проездом. Куда? Никто этого не знал, даже монахи. Более того, никто не знал, откуда старец взялся. Но, как водится на Руси, к старцам претензий не было, никто не требовал с них документов. Более того, любой проходимец мог прикинуться старцем – докажи только свою чудотворность, или, на худой конец, святость – и ты уже старец, и можешь всюду ходить без документов. В те годы много мазуриков и просто разбойников изображало из себя старцев, но кредит доверия к старчеству еще не был подорван.

Вот и этого старца приняли с распростертыми объятиями. Разместили его в монастыре в лучшей келье, окружили почетом. Сразу к нему потекли люди с дарами и болезнями. Старец даров не брал, но и болезни тоже не исцелял, чем еще больше повысил свой авторитет. «Не затем я сюда приехал! – объявил он ошеломленной братии. – Не тело, но дух ваш нудит об исцелении».

Мать Ильи, Ефросинья, встрепенувшаяся было бежать к святому и просить об исцелении для сына, снова упала духом.

– Прогневили мы Бога, – говорила она Илье, приходя по вечерам домой. – В кои-то веки привалило нам чудотворца – и тот не хочет исцелить.

Илья только улыбался, тайком ощупывая ноющие после тяжей руки и ноги.

– Что это ты улыбаешься? – с подозрением говорила мать. – Плакать надо, а не улыбаться. Чудотворец – и тот вон за тебя не взялся.

– Может, он и не чудотворец вовсе, – говорил Илья.

– А кто ж еще? – недоумевала мать. – Смотри Илюшка, против Бога не иди.

Неожиданно во дворе забрехал Мурза.

– Кого еще нечистая несет? – заворчала мать.

– Кыш, бесенок, – послышался со двора хрипловатый голос. Илья выглянул в окно и сквозь мутный бычий пузырь увидел старика в черной рясе, который отгонял палкой наскакивавшего Мурзу. Наконец старик, видно, вышел из терпения и огрел пса клюкой по голове. Мурза заскулил и на четырех лапах поскакал прочь.

Мать выбежала наружу и заохала:

– Батюшки! Отец Никодим! Илюша, кого нам Бог послал! Это ж отец Никодим!

– Благослови Господи, – сказал, входя в избу, высокий старец с маленькой козлиной бородой. – Шел мимо, уморился. Жара.

– Молочка вот испейте, – засуетилась Ефросинья.

– Водицы, – прервал ее старец. – Водицы дай, матушка.

Ефросинья засуетилась, побежала к колодцу за свежей водой. За ней увязался присмиревший Мурза, решивший, видно, не покушаться больше на авторитет православия.

Старец посмотрел на Илью острым взглядом.

– Все лежишь?

– Лежу, – улыбнулся Илья.

– Лежать, оно, конечно, хорошо, – согласился старец. – Умом обрастаешь, жиром. Но только лежать – закиснешь.

Он подошел к Илье, неожиданно взял его за руку, перевернул ладонью вверх и, увидев мозоли от тяжей, кивнул довольно. Илья застыдился, спрятал руку…

– Вставать-то когда думаешь?

– Не знаю, – отвечал Илья.

– Пора вставать, – настойчиво повторил старичок.

– Не могу пока, – признался Илья. – Рано мне.

– Рано? – нахмурился старец. – А ты откуда знаешь? Ты кто такой, что все сроки тебе ведомы – Христос? Бог-отец? Или, может, Пресвятая Богородица?

Илья испугался и не знал, что сказать, поскольку был он ни то, ни другое, ни третье.

– То-то и оно, – сурово заметил отец Никодим. – Сейчас, может, и рано вставать, да завтра поздно будет.

Вошла, сгибаясь под тяжестью ведер, Ефросинья. Поставила ведра на земляной пол, ковшом черпанула воды, поднесла старцу. Но тот не взял.

– Что это, – сказал он сурово, – хозяин лежит на печи, а мать-старуха с ведрами корячится? Пускай он встанет и подаст гостю воды, как положено.

– Больной он, батюшка, – испугалась мать. – Тридцать лет и три года лежит на печи, ни разу не вставал. Уж и знахарки его пользовали, и святой водой отпаивали – не движет ни рукой, ни ногой.

– Ни рукой, ни ногой, говоришь? – грозно спросил старец, и, повернувшись к Илье, велел ему:

– А ну, встань!

Илья, подпираясь руками, сел на печи, свесил ноги вниз. Мать ахнула, закрыла рот платком, только большими блестящими глазами следила за каждым его движением.

– Сходи на пол! – велел старец.

Илья посмотрел вниз и страшную почувствовал истому и слабость во всем теле. Его обуревал страх, не было сил двинуть даже пальцем, не то, что встать.

– Не могу я, – прошептал он, опуская буйную голову. – Сил нет.

– Велю – встань! – загремел старец, и Илье почудилось, что он оглох от этого голоса, и как-то даже растворился в нем. И вот, оглохнув, не помня себя, встал он на дрожащие ноги.

– Иди! – гремело ему с небес, и горели перед ним черные, как огонь, глаза старца.

Он сделал шаг, другой. Вскрикнув, без памяти упала на пол его мать-старуха…

Старец дал Илье настои из трав, велел пить их месяц, а сам исчез.

Попивши настоев месяц и окончательно после этого вставши на ноги, Илья обнаружил силу необыкновенную. В два дня он отлупил всех окрестных парней, починил избу и хлев, натаскал дров на три года – весь двор был полон этими дровами, вонь стояла, как в лесу. Играючи, Илья перетаскивал цельные сосновые бревна.

– В отца пошел, в Ивана, – радовалась Ефросинья. – Тот тоже, бывало, как разойдется – удержу ему нет.

На радостях она даже не попрекала Илью, что столько лет притворялся. В старца она не слишком-то верила – гипнотизер, а не чудотворец.

Глядя на сына, Ефросинья все мечтала, как они теперь разбогатеют благодаря его силе.

– Поросят заведем, корову, поле втрое против прежнего будем вспахивать. Жену тебе возьмем, вон у Алешки-рябого дочка на выданье, и работящая такая. Холстину будет ткать, рубашки шить, я поеду в слободу, продавать стану. Детишки пойдут, тоже к делу приспособим…

Илья слушал мать, улыбался, в спор не вступал. Детишки – так детишки. Сам он жениться не собирался, а если матери хочется детишек – так это без него.

Однако человек предполагает, а Бог располагает. Как-то раз вышло ему на речку пойти купаться, и по дороге встретилась ему девица с ведрами. Девица ему понравилась – и ведра симпатичные, и сама ничего себе, скромная.

– Как зовут тебя, красна девица?

– А вот это не твово ума дело, – отрезала девица.

«Бойкая! – понял Илья Муромец. – Так это даже и лучше».

Он увязался за ней и несколько времени шел следом, не зная, с чего начать разговор – даже в ведра заглянул, как бы между прочим, но ничего там не увидел, одна вода булькала.

2
{"b":"918301","o":1}