В один из дней Капио находился дома один, когда ближе к вечеру в окно, а затем в дверь кто-то бешено застучал. Это был отец. Он был весь взмыленный, пьяный и разгоряченный и сразу с порога разразился гневной тирадой:

– Эти суки прогнали меня как последнюю собаку! Меня, меня! – схватил он себя за рубашку и заколотил в грудь. – Меня, Диррана, отдавшего полжизни этой гребаной посудине! Полжизни, не считая вот этого! – стянув рукав, он с ужасной гримасой продемонстрировал остаток руки. – Пришёл этот козел в галстуке, мышь кабинетная, и, знаешь, что говорит: «Непрофпригоден»! Это я-то?! Ну, скажи, это я? И хоть бы кто слово сказал за меня. Молчат, суки такие! «Непрофпригоден» – да я одной рукой больше их десятерых сделаю… Что молчишь? Я не прав? Или ты согласен с ним? Тоже с ними заодно, да? – Сын безучастно отвёл взгляд в сторону. – А, молчишь. Тоже считаешь меня калекой. Презираешь… Знаю, знаю, все ждёшь, когда я подохну. Тихо смерти мне желаешь. – Капио с негодованием качнул головой и посмотрел на отца. Дирран впился в него дикими глазами. – Что это ты волком смотришь… может, в один день и того, грохнешь отца? – язвительно оскалился он.

– Нет!

– Точно грохнешь, волчонок, нутром чую. А я думаешь смерти боюсь? Думаешь, боюсь?! Ха-ха-ха! Ну, смотри, если что, бей наверняка, а нет – так выкарабкаюсь и сам уничтожу!

– Тебе надо лечь отдохнуть, – весь трясясь от перенапряжения, вскричал Капио.

– «Лечь отдохнуть», – зло усмехнулся отец, – Где мать?

– На работе.

– Осталось что? Глянь там!

Капио молча достал из шкафа недопитую бутылку и поставил на стол. Дирран плюхнулся на табурет, но не удержался и упал вместе с ним и отборными проклятиями на пол. Сын помог ему подняться и усадил на место.

– Все они – суки, запомни. Сегодня ты им нужен, а завтра они тебе пинка под зад, а надо будет, и нож в спину! – Он нервно подвинул культей стакан и налил. Капио молча встал рядом. Отец выпил, помолчал и вдруг ударил по столу. – А че горевать!? Давай споём что ли? Может эту: «А на море туман»? – пробурчал отец и, не дождавшись ответа, запел сам, а потом неожиданно расплакался. – Вот так и прошла вся жизнь! Все прошло, и нет у меня никого. Одни предатели. И ты с ними заодно. И мать твоя. А были когда-то у меня… – всхлипнул он, – …были да сплыли. А я какой был! Ты знаешь хоть, какой твой отец-то был в молодости? Здоровый, с кулачищами, рубаха по швам расходилась на этих вот плечах. Стометровку «вольным» за 53:30! Рекордсмен города Ч. Ты-то видел меня хоть на фотографиях?

– Видел.

– Видел он. Ничего ты не видел. Где там валялся альбом? Дай сюда.

Капио принёс старый семейный фотоальбом и положил перед ним. Отец небрежно открыл, полистал несколько страниц с пожелтевшими и потрескавшимися от времени фотографиями. Задержавшись на одной, он тяжело задышал и, закрыв глаза и сжав кулак, снова заплакал. Его плач перешел в рыдания, он припал лицом к фотографии, долго бубня и шепча что-то бессвязное. Капио тихо покинул дом.

Побродив по окрестностям несколько часов, он вернулся. Мама уже была дома и прибирала стол, заметив сына, она улыбнулась и жестом пригласила сесть. Она была явно в приподнятом настроении. Капио это даже удивило, она обычно не была такой, когда дома был отец, к тому же пьяный. Из другой комнаты доносился храп последнего. Мама улыбнулась и елейным голосом объявила:

– Ещё пять минут и ужин будет готов.

– Что случилось, мам?

– Ничего. А что? – опять улыбнулась она

– Не знаю, ты как-то странно ведёшь себя. – Он кивнул в сторону комнаты, откуда доносился храп, и понизил голос: – Вообще-то он там.

Мама понимающе кивнула, продолжая загадочно улыбаться.

– Мам, ты меня пугаешь. Ну, скажи, что такое? Чему ты радуешься?

– Я у гадалки сегодня побывала, – полушепотом сказала она, на что Капио иронично скорчил лицо. – Ладно, я тоже им не верю, но знаешь, что? В этот раз она рассказала все как есть! Откуда она знает? – искренне удивлялась мама, а сын театрально схватился за голову. – Ну, ты дослушай, Капуша. Знаешь, что она говорит? Она сказала, что скоро дорога наша откроется. Не понятно, конечно, как игральные карты могут что-то предсказывать, но хочется верить, знаешь. И главное, совпадает же! Вот сам посуди, на днях буквально мне одна знакомая с администрации на ухо шепнула, намекнула, мол, в этом году мне – то ли собираются присудить «Учителя года», то ли я в числе номинантов – это она ещё уточнить должна. Но представляешь?! Ах, вот ещё что: учителям зарплату поднимут на 25 сомов – тоже ходят слухи. Ну, откуда эта гадалка знает, вот скажи? – тихо рассмеялась мама, сияя от счастья.

Капио, чтобы не расстраивать, сделал вид, что рад этому и крепко обнял ее. У мамы даже выступили слезинки. Капио только теперь заметил в углу мешок картошки, мешок муки, большой бутыль с маслом и кучу других продуктов.

– Откуда все это?

– Я отпускные получила. Там сладости всякие, конфеты, печенье, разложи пока по тарелочкам на десерт к чаю, и садись, ужин уже готов.

За столом Капио рассказал маме что произошло дома перед ее приходом. Мама подвинула к себе альбом и полистала.

– Да, вот он. Вот, с краю, маленький – это он и есть. Смотри, похож даже. И ты точно такой же был в детстве.

– А ты не знаешь этих остальных на фотографии? Кто они?

– Нет, не знаю. Он ничего не рассказывал про себя и своих родных. Ни мне и вообще никому.

– Совсем никому?

– Никогда. Вот веришь? Однажды только намекнул что он сирота. Откуда он, кем был, зачем здесь? – ничего не известно. Мне, по крайней мере. В один год просто взял и появился у нас. Снимал уголок тут недалеко у одной старушки, ты ее знаешь, она до сих пор сдаёт свои комнаты. Молодой, симпатичный был. Все думали, турист какой-то, говорил ещё с странным акцентом, точно из-за границы. Потом и сезон прошёл, а он все здесь. Ходит, болтает со всеми, кого ни встретит, о чём-то расспрашивает то соседей, то даже случайных прохожих. Бывало, скажет «я на рыбалку» и уйдёт ни с чем, как есть. А потом пропадет на много дней. Тогда он мне странным показался. А я школьницей ещё была. Так он с тех пор и остался.

– И как же вы поженились в итоге?

– Это уже потом, через несколько лет спустя. Я окончила школу, поступила в Пединститут в Большом городе, и уехала туда учиться. После окончания, помню, приезжаю, захожу, а он в нашем дворе колодец копает. Мои родители тогда души в нем не чаяли. Всегда к нам помогать приходил. А поженились мы ещё только через несколько лет. Поздно как-то даже. Мне было 30, а ему, получается, лет 35. У него даже паспорта не было, и до сих пор не имеет его. Моих родителей к тому времени уже не стало… Но он хороший тогда был, добрый.

– И в какой же момент этот симпатичный и молодой добряк превратился в такого безобразного монстра? Небылицы про него насочинили, небось, мам?

– Нет, нет, правда. Вот так и бывает, оказывается, живешь с человеком, и не заметишь, как он изменился, словно по щелчку пальца. Возможно, он таким и был, только тщательно скрывал, а я не заметила. Может, что-то в нем надломилось вдруг? Помню, все вечно маялся, душой страдал, искал чего-то или кого-то, я уж не знаю. Только вот все-все-все в себе держал…

Капио впал в раздумье, строя разные догадки относительно прошлого отца. «Чего или кого он искал? Нашел ли? Может причина его несчастья, а через это, и их семейных бед здесь и кроется? Что-то в нем поломалось, полагает мама… Да мозги поломались, вот и весь ответ!» История, поведанная мамой, выглядела довольно размытой и странной, и, как показалось Капио, в ней было много недомолвок. «Если он был таким не всегда, так зачем же он загубил себя, зачем ему стало наплавать на все? Отчего он упрямо не хочет видеть хорошее в себе и в жизни? Будто осознанно живет своим скотским существованием. И что главное – упрямо живет!» Капио проникся глазами в их гипнотическое отражение в янтарном цвете чая, и незаметно ушёл в забытьё.