Продолжение на стр. 30

Здесь мы встречаемся с Пуммелем в пору его так называемого «счастливого детства», или, как ещё говорят, в «безмятежном мире его детства». Это те определения, которые, оглядываясь назад, употребляем мы, взрослые, и которые преимущественно связаны с нашим существующим на протяжении всей жизни стремлением к прежней защищённости (к примеру, защищённости в материнской утробе) и счастливыми моментами нашего детства, нежели с тем фактом, что наше детство действительно было столь «счастливым» и «безмятежным». Но даже пребывание в материнской утробе, в которой, согласно существующим долгое время предположениям, мы гарантированно чувствовали себя спокойно и защищённо, никоим образом не может действительно гарантировать такую защиту. Сегодня мы знаем, что для некоторых Пуммелей, когда те были плодом и эмбрионом, она стала преисподней.

Но с Пуммелем этого не произошло. Его детство было «счастливым», хотя и не «безмятежным». О том, каким образом такое «безмятежное» детство, когда к нему целенаправленно стремятся, может привести к болезни, мы узнаем позднее.

Изначально это детство кажется нам таким же полным и совершенным, как округлости попок Пуммеля и Пуммелины, которых также могут звать Доротеей или Фридерикой, или Экартом, или Хайо, Майей или Кристиной. Так же, как и нас. Или как тех детей, которым посвящена эта книга.

Пуммели из мира людей уже проходят к этому моменту солидный путь развития, они так много «раскрутили», «развили» и «вывели» из внутреннего мира во внешний, что стали неповторимыми индивидуальностями. Однако мы становимся такими много раньше, нежели мы полагали прежде. Уже будучи младенцами, мы являемся гораздо более зрелыми и уникальными в сравнении с тем, что об этом до настоящего времени знали и имели возможность узнать родители (к примеру, родители Пуммеля).

Над входом в латинские школы иезуитов, пусть даже и не имевших уровня знаний современной психологии развития, но в соответствии с их целями и, конечно же, по-латински некогда было написано: «Дай нам отрока до 6 лет, и мы вернём тебе мужчину…» (уже тогда они были мудры, эти стародавние учителя, даже если по неведению и (или) намеренно не принимали во внимание девочек, чьё развитие, с точки зрения значимости периода детства для всей последующей жизни, ничем не отличается от развития мальчиков).

На этой первой картинке видно, что Пуммель уже имеет приличный опыт, связанный с перемещениями, как это можно понять по тому расстоянию, которое Пуммель оставил в воде между собой и всей своей большой гиппопотамской семьёй. И сделал это по своему желанию.

Но прежде взглянем всё же на те путешествия, экзамен на которые Пуммель уже сдал, прежде чем он отправился в более дальний путь к жёлтой бухте.

Первые путешествия Пуммель совершил ещё лёжа, при этом он непрерывно впитывал все ощущения, постоянно развивая в таких путешествиях своё восприятие. Первым делом Пуммель освоил путешествия при помощи кожи, когда прикасался и ощущал прикосновения, – через тактильно-хаптическое восприятие. (Тактильно-хаптическое восприятие (от греч. «hapto» – «касаюсь») – форма осязательного восприятия, которое включает в себя как тактильное, так и кинестетическое восприятие. – Прим. научн. ред.) Затем научился путешествовать при помощи слуха и соответствующих органов восприятия (аудитивное восприятие), при помощи зрения (визуальное восприятие), вкуса и ещё, и ещё – в общем и целом Пуммель путешествовал, опираясь на свои семь чувств (сенсорные системы), всё более и более воспринимая реальность своего маленького мира.

Впрочем, развивать свои семь чувств Пуммель начал, уже когда находился в животе своей Пуммель-мамы. И лишь после рождения стал «разворачиваться» процесс их развития.

Позднее повзрослевший Пуммель осознает, что подобное восприятие имеет мало общего с восприятием истинного и вовсе не связано с истиной как таковой, но лишь с той действительностью, которая окружает Пуммеля в данный момент. Ничто из того знания, которое было накоплено Пуммелями прошлого тысячелетия на основе их восприятия, не являлось и не является абсолютным и объективным. Современным Пуммелям это известно, они учитывают различия индивидуального восприятия и подходят к получению новых знаний, работая в группе, на основе «интерсубъективности».

Этому нас, нынешних взрослых Пуммелей, научили самые умные представители общества. Они были не только знающими своё дело учёными, но воистину знатоками. Среди них Карл Фридрих фон Вайцзеккер, а до него – Альберт Эйнштейн, позднее – наш современник Ларри Досси. Полученные ими на протяжении жизни знания были столь обширны, что они могли разглядеть существующие в них неверные системы и, отказавшись от ложного, оставить то научное наследие, которое как раз в недавнее время было переработано их последователями и предложено для внедрения в жизнь и продвижения на рынке.

Итак, вначале были эти первые, ранние путешествия, для совершения которых Пуммелю внешне вообще не нужно было двигаться, поскольку внутреннего движения ему вполне хватало для поддержания сообщения с внешним миром (с точки зрения поддержания своих жизненно важных потребностей). Затем пришло время первых путешествий, в которых был задействован не только внутренний мир Пуммеля, побуждаемый внешними раздражителями, но и он сам начинает двигаться, подключая своё тело. Одна лишь возможность перевернуться в детской кроватке с одного бока своего детского мира на другой означает отныне шанс познать совсем другую сторону того же самого мира.

Следующие путешествия, постоянно включающие в себя новые перспективы, являли собой отрезки пути, которые Пуммель совершал, карабкаясь на четвереньках по манежу от одного угла в другой, для того чтобы посредством такого небольшого изменения местоположения открывать, осмысливать и понимать совершенно новые, более масштабные перспективы. А понимание всегда имеет дело с «точкой» зрения, с тем местом, где мы находимся, с нашим «местоположением». Важно осознавать собственное местонахождение, дальнейшее понимание приходит с увеличением мест нашего пребывания и их сменой.

Тот факт, что Пуммель преодолевает изображённое на картинке расстояние между собой и своими сородичами, связано в первую очередь с процессами созревания мозга, способствующими тому, что примерно к 18-му месяцу жизни Пуммель-человек начинает координировать свою моторику. Эта координация позволяет нам осуществлять целенаправленные хватательные движения (дотрагиваясь до матери, отца, собственного тела), а затем и обращаться с предметами (например, с игрушками, одеждой, чем-нибудь съестным). А уж знание о том, что способность к схватыванию лежит в основе нашего понимания этого мира, старо так же, как и само человечество.

Кроме хватательного навыка, мы осваиваем в эти первые 18 месяцев нашего пребывания вне материнской утробы гораздо большее, – мы овладеваем умением садиться, вставать и говорить! Всё это является знаками, ну или по меньшей мере сигналами того, что Пуммель воспринимает самого себя всё более и более осознанно. Те из нас, кто в профессиональном сообществе представляет глубинную психологию, неслучайно опираются на это слово, формируя на его основе профессиональную терминологию: «сам – самость», подчёркивая это становление и развитие самости в Пуммеле, в каждом из нас.

То, как с этой точки зрения к описываемому времени первых путешествий Пуммеля развивается его самость, будет являться определяющим и для его дальнейшего осознания самого себя вплоть до конца жизни.

Более значимое путешествие случается в тот момент, когда мы впервые стремимся удрать от поднимающего нас из манежа близкого человека, благодаря своей упомянутой выше сформировавшейся моторике и развивающемуся далее самопознанию, а также – любопытству. Вместе взятое, это позволяет нам, позволяет Пуммелю, совершить нечто сенсационное – позволяет изменить местоположение, сменить позицию.