Сейчас ему было все равно.

В горле пересохло; нос Дэйвнэ улавливал запах недалекой воды, но мальчик не поднялся и не пошел к ручью. Я умру; — не то понял, не то решил он, и не заметил, как губы его неслышно прошептали то же самое. Я умру.

— Нет, — никто не произносил этого вслух, ответ сам по себе родился внутри Дэйвнэ. — Нет.

— Я умру — снова сказал мальчик.

— Нет, — повторился ответ. — Не умрешь, потому что ты — Светлый, ты — Финн. Рука Луга над твоей головой.

— Зачем? — Дэйвнэ печально качнул головой. — Я видел Силу, что отвела от меня копья, — зачем? Зачем умерли…

Воспоминание оказалось таким острым, что Дэйвнэ почти заплакал снова.

— Я не хочу защиты, за которую приходится так платить богу! — почти выкрикнул он в пустоту вечернего леса. — Я не хочу руки бога, который… — он не договорил.

Пустота молчала.

— Я умру… — пробормотал Дэйвнэ.

Пустота.

Тогда он снова уронил голову на руки — не чтобы плакать, а просто потеряв последние силы. Тяжелая тупая дремота накатывала на него, и сопротивляться ей не было уже никакой возможности. Но прежде, чем заснуть, утонуть, раствориться во тьме, он почувствовал затылком легчайшее дуновение, словно чья-то невидимая рука огладила его волосы. И уже проваливаясь в сон, Дэйвнэ вспомнил почему-то сказанные давным-давно слова старой друидессы.

Боги бывают милостивы. Боги бывают жестоки. Но для того, кто живет, и боль, и радость имеют одну и ту же цену. Аля того, кто живет и ищет, и боль, и радость — лишь вехи, отмечающие путь над бездной небытия.

Тропу Предела.

2

Лейнстер, лес Килль Энайр

начало осени года 1464 от падения Трои

Он провел неделю или больше, пробираясь на северо-запад сквозь лесные дебри. Почему именно на северо-запад, он не знал. Просто густой золотой свет заходящего солнца притягивал к себе его опустошенное сердце.

Пусто было в его голове и пусто было в его сердце: ни мыслей, ни чувств. Слишком велико было его потрясение, и слишком глубоко он пережил его — все живое в его душе сгорело в черном огне горя. И осталось одно — последнее — знание обреченного.

Отчаянье.

3

Лейнстер, верховья реки Боанн

осеннее Равноденствие года 1464 от падения Трои

Дэйвнэ не боялся болот: он познакомился с ними еще в лесу Слив Блум под руководством Бовалл, а потом и сам немало исходил их, расставляя силки на болотную птицу. И все же это болото — зловещее, глухое, казавшееся бескрайним, — это болото заставило его зябко передернуть плечами и поежиться, словно под дуновением смрадного холодного ветра.

Большая торная тропа, по которой он шел последние два дня, тянулась по самому краю этой прогнившей, заплесневелой земли. Шаг с тропы — и под ногами из-под мхов выступала черная жижа; заросшие травой редкие кочки проваливались, не желая держать человека, а задетые ногой стволы упавших тощих деревьев рассыпались темной влажной трухой.

Ему было все равно: есть или не есть, пить или не пить, идти или не идти, но молодое тело требовало пищи, и иногда, когда равнодушие немного отступало, он охотился на мелкую дичь, полукоптил-полуобжаривал мясо, и потом понемногу кормился им в пути день или два. Над болотом уже заходило солнце, когда Дэйвнэ присел на большой валун у тропы и принялся доедать остатки пойманного вчера зайца.

Едва заметный шорох — и Дэйвнэ уже вскочил, отбрасывая недоеденное мясо и разворачиваясь на звук. Слух и чутье не подвели его.

В нескольких шагах от Дэйвнэ стоял, подобравшись в боевой стойке и сжимая в руке палаш, здоровенный мужчина в одежде столь драной и грязной, что невозможно было уже определить, чем она была прежде. Глаза его чуть косили, рот кривился в полубезумной усмешке, открывая желтые зубы — нескольких недоставало.

— Я тебя убью, — хрипло, словно с трудом, проговорил незнакомец. Без злости, словно просто проконстатировал факт.

Дэйвнэ пожал плечами.

— Попробуй.

Мужик прыгнул, одним движением преодолевая разделяющее их расстояние. Дэйвнэ, почти не двигаясь с места, развернулся, пропуская противника мимо груди. Тот, ни на мгновение не останавливаясь, коротко и сильно взмахнул палашом, нанося косой рубяще-режущий удар, который мог бы распластать человека на две части, но Дэйвнэ снова ускользнул от него, перехватил руку с палашом у запястья и у локтя, «провожая» врага дальше по направлению его же движения.

Любой другой — почти любой — на его месте улетел бы далеко в болото. Безумный противник Дэйвнэ уже снова стоял в боевой стойке. Дэйвнэ понял, что дерется с настоящим воином. Вернее — с бывшим настоящим воином.

— Ты умеешь драться, парень, — сказал вдруг тот. — И еще у тебя красивые волосы, и ты хорошо сложен: стан — олений, а плечи — кабаньи. И тонкие пальцы. Ты ведь благородного рода, правда? Но я все равно тебя убью.

Он снова прыгнул, едва закончив фразу, выбросив клинок вперед и рассчитывая проткнуть Дэйвнэ насквозь. Уже чувствуя, как разгорается над головой Исток Силы, Дэйвнэ мягко откачнулся, мгновенно собрал Силу в руках и двумя голыми ладонями оттолкнул, увел блеснувшее лезвие в сторону.

— Ого, — опять пролетевший мимо воин осклабился. — Да ты почти мастер! Только я все равно сильнее, — он резко и широко, в полуприседе, ударил по ногам на уровне бедер. Однако палаш только свистнул, рассекая пустоту: Дэйвнэ подпрыгнул, поджав ноги, потом коснулся кончиками пальцев ног земли и снова взлетел в воздух, заваливаясь на спину, ударил обеими ногами в голову противника и, оттолкнувшись от него, как от дерева, перекувырнулся в воздухе и мягко опустился на ноги шагах в пяти.

Безумный разбойник упал на спину, не выпустив из рук оружия, тотчас приподнялся, но почему-то не встал, а остался сидеть. Из носа и разбитого рта текла кровь.

Дэйвнэ стоял, ожидая, хотя сейчас он вполне мог бы добить противника.

— Мне знаком твой стиль, парень, — проговорил тот. Безумная усмешка исчезла с его лица, и даже глаза, казалось, перестали косить, — теперь он более напоминал человека глубоко озадаченного, нежели сумасшедшего. — А ну-ка давай еще!

Дэйвнэ пожал плечами; мужчина вдруг отбросил палаш и снова прыгнул на него. На сей раз Дэйвнэ не удалось уйти; они упали на землю, обхватив друг друга, покатились по сочащейся болотной водой земле. Хватка у разбойника была почти медвежья; дважды Дэйвнэ почти удалось вырваться, чтобы вернуться к обычному бою, в котором только и были у него шансы победить, — но именно «почти». Воин, с которым он боролся, был подготовлен ничуть не хуже его самого, а весил вдвое больше. И Дэйвнэ в конце концов оказался лежащим носом к земле, с заломленными за спину руками и с разбойником, сидящим на нем верхом. Он подумал было о магии, но тут его неожиданно освободили.

Дэйвнэ поднялся на ноги, стер грязь с лица. Его победитель стоял рядом и почему-то радостно смеялся.

— Ну? — спросил Дэйвнэ, нахмурившись.

Мужчина оборвал смех, глянул серьезно и совсем уже осмысленно.

— Тебя учили драться друиды клана МакБайшкнэ, парень. Но еще четырнадцать зим назад этот клан вырезали сыны Морны. Кто ты такой?

Дэйвнэ пожал плечами: ему было все равно.

— Я — Дэйвнэ сын Кумала, последнего Вождя сынов Байшкнэ.

Воин напротив него замер, сначала растерянно, а потом все быстрее ощупывая мальчика глазами, — Дэйвнэ почти физически чувствовал его взгляд.

— Я.… — голос воина предательски дрогнул. — Я — Фиакул МакКон, друг Кумала, последний воин клана Байшкнэ. То есть… уже не последний.

Торжественно и степенно он опустился на одно колено, преклонил голову.

— Приветствую тебя, мой Вождь!

4

Лейнстер, верховья реки Боанн

осеннее Равноденствие года 1464 от падения Трои

Шел дождь. Звук его был сер, как были серы стены убогой избушки, как были серы запахи старых, плохо выделанных шкур. Как душа у Дэйвнэ.