Александр Васильевич Суворов всё это видел, но реагировал только половинчатыми решениями, сдерживая порыв начинать вводить резервы. Он ждал, когда в сражение втянется как можно больше французских сил, и тогда должен был ударить Римский-Корсаков. Александр Михайлович со своим корпусом располагался почти в тылу французов, восточнее реки Тальяменто в семи верстах от войск Шерера, и двигался к месту сражения.

*…………*……….*

Началось. Большое сражение при Удине, которое должно решить исход, возможно, и всего северо-итальянского противостояния, разгоралось, о чём свидетельствовали многие звуки, доносившиеся и до меня.

Приказ был получен, прямой от Суворова, потому я ждал. Мне предписывалось дразнить противника не раньше, чем через сорок минут после начала сражения. Задача: демонстрировать силы сильно большие, чем я располагаю, дабы неприятелю пришлось направлять на меня свои значительные силы. И было бы всё отлично, если бы не задерживались подкрепления. Три пехотных полка — это отлично, но только когда они уже пришли, а не находятся в пяти верстах восточнее. Большой круг пришлось совершать пехотинцам. Они и придут уже уставшие.

В сущности, мы стояли на русском правом фланге в четырёх-пяти верстах от него, и нас оделяли от союзников-австрийцев, действующих там, холмы и болотистая заводь. Но через эти преграды можно прорваться, если там проход, и мы это сделаем.

— Выступаем! — скомандовал я.

Четырёхтысячная конница и посаженные на телеги егеря и стрелки начали движение. Вдали показались пехотные полки, и я оставил людей, чтобы им сообщили о диспозиции. До начала работы пехотинцев ещё было чем заняться. Нам предстояло прорвать выставленный французами заслон, после выйти на оперативный простор и начать, надеюсь, сеять панику среди французов.

*…………*…………*

(Интерлюдия)

Бартолеми Шерер наблюдал за разгоравшимся боем. Дивизионный генерал уже примерял на себя роль первого маршала революционной Франции. А что? Должны же его наградить по заслугам, что выстоял в сражении с хвалёным русским стариком!

Критический момент, когда русским удалось ворваться на правый французский фланг и захватить артиллерию, был преодолён. В кровавой схватке, пусть ценой больших потерь и введением резервов, этот прорыв русских был нивелирован. Правда, когда русские убегали, они успели забить почти все пушки, и теперь там нет артиллерии… Может, они и не убегали тогда, раз хватило времени законопатить орудия?

Это было не важно, как, впрочем, не столь существенным можно считать, что в преследовании русских почти полностью полегли два гусарских полка, которых суворовские солдаты вывели прямо на русские пушки. Нет, всё это лишнее. Важнее то, что правый фланг отбит, а по центру русские так и не продвинулись. Напротив, генерал Рампон продавливает центр, который спасает только наличие у русских на этом участке большого количества артиллерии.

Теперь Шерер решил устремить свой взор налево, где под натиском французской линейной пехоты и кирасир откатывались австрийцы. Вот тут нужно дожимать. Правда, было мало места для манёвра, там заболоченность и холмы, но, обрушив русский фланг, доверенный австрийцам, можно выйти на оперативный простор и ударить по центру уже с фланга смыкающимся ударом с Рампоном.

Всё сложилось в голове у Шерера, который только ожидал, когда русские введут свои резервы и направят их для второй попытки прорыва со стороны русского левого фланга, получается, по французскому правому. И всё, там русские завязнут, а он, истинный генерал французской революции, всеми силами ударит по австрийцам. Странно, но именно они оказались слабым местом в союзной армии.

— Гражданин командующий! — прервал размышления Шерера один из офицеров его штаба.

— Что? — небрежно спросил Луи Жозеф Бартолеми.

— Мы атакованы с юго-востока, со стороны Гориции. Наш левый фланг под угрозой, русские прорвались и вышли на поле, теперь концентрируют силы, — офицер явно паниковал. — У них много кавалерии и есть пехота.

— Это тот русский корпус, что разбил неумёху де Дье Сульта? — несколько нервничая, спросил Шерер.

Командующий пожертвовал тремя тысячами своих войск, чтобы только прикрыться от странного корпуса конных дикарей. Поставил туда три с лишним десятка орудий. И для неширокого дефиле этих сил было предостаточно. Но как прорвались?

— Но как они прорвались? — озвучил вопрос Шерер.

— Сперва они били из-за холмов, навесами. Ядра прилетали в стороне, но постепенно… — офицер стал рассказывать о бое.

*…………*…………*

Тридцать восемь орудий, это если не считать наши картечницы. Именно таким количеством артиллерии я нынче обладал. Качество было разным, всё же больше у нас французских изделий. А ещё прибыла пехота. Получался, действительно, корпус. При этом он такой непонятный для врага, что можно сильно пугать, показывая большее количество войск, чем есть на самом деле. Вот этим мы и хотели заняться, как только прорвём заслон.

Сначала подвели пушки и безнаказанно стали расходовать порох и ядра. Именно не бить по врагу, а лишь расходовать припасы. Дело в том, что пушки были спрятаны за холмами и били навесом, даже не видя куда. А на холмах расположились наводчики. Это в будущем достаточно просто наводить орудие. Там уже почти всегда одинаковые снаряды, да и точность куда как лучше. А здесь и сейчас…

Но чего только не сумеет сделать и что не преодолеет русский человек с помощью какой-то матери и непонятного для любого не носителя русского языка божков «Хусима» и «Авося»! Так что скоро, может с десятого выстрела, но одна пушка кучно вдарила по вражеским орудиям, после вторая, третья…

Французы сами загнали себя в ловушку, заняв проход между холмами и озерцом, потому им и деваться было некуда. Не отступать же. Хотя этот вариант могли бы использовать, чтобы отступить, дать нам войти в узкое дефиле и расстрелять. Вот только технически это совершить не так легко: следует оттянуть пушки, ядра, порох, вывести солдат. А мы же не станем смотреть, как это происходит, будем бить вслед.

А после полетели ракеты. Два десятка боеприпасов ударили по врагу. Били частью зажигательными зарядами, частью фугасными. Огонь, крики, взрывы вражеского пороха — всё это позволило приблизиться стрелкам и егерям, которые сперва расстреливали врага, а после расчистили часть пути для конницы.

Но войти в узкий проход моей кавалерии не получилось, французы сориентировались и смогли выбить со своих позиций. Мои стрелки и егеря побежали, вот только там, на их маршруте бегства, уже стояли изготовленные фургоны с картечницами. Воины разбегаются в стороны… Удар!!! Не менее тысячи стальных шариков рвали плоть республиканских солдат.

И французы побежали, а вслед за ними устремились все иррегуляры. Мы вырвались на поле сражения, и враг опешил. Получилось испугать французское командование, которое направило в нашу сторону сначала часть своей кавалерии, всего-то пять сотен кирасир, а после разгрома элитных кавалеристов переориентировало сразу дивизию, уводя её от австрийцев, уже готовых было побежать.

Надо отдать должное, спохватились австрийцы достаточно быстро. Они, уже успевшие почти потерять свой фланг, будто энергетиков обпились. Генерал Край повёл своих солдат в контратаку.

*………….*…………*

(Интерлюдия)

— Ну, вот и слава Богу! — Суворов перекрестился и впервые за более чем три часа напряжённого боя позволил себе расслабиться, спешиться и присесть на ярко-зелёную траву.

— Ещё бы чуточку раньше прибыл Римский-Корсаков, так и лучше было бы, — высказался начальник русского штаба генерал Максим Владимирович Ребиндер.

— Ты его не кори, Максим Владимирович, а воздай хвалу Богу, что вообще дошёл, да ударил сегодня, мог и завтра подойти, — Суворов улыбнулся. — Только не болтай о моих словах, неча мне ссориться с Римским этим Корсаковым. Но он ещё при Урмии, когда персов громили, запоздал. А я не учёл медлительность его. Вот в следующий раз наукой мне станет.