— Да, ваше превосходительство, я Сперанский. С кем имею честь? — спросил я, несколько подобравшись, но лишь несколько, так как тянуться, кроме как перед своим командованием, не хотелось.
И как хорошо придумано в обращении! Называя офицера, чьи знаки отличия я не распознал, превосходительством, обязательно попадёшь в цель. Большой диапазон от полковника до генеральских званий — это превосходительство. Только адмирал или фельдмаршал уже высокопревосходительства.
— Конт-адмирал Голенкин Гавриил Кузьмич, — представился мой очередной гость.
Я занял большой особняк рядом с портом, из которого просматривалась гавань и немалая часть города. Можно было бы поместиться в крепости, но там нынче не протиснуться, все помещения превратились в склады. А тут комфортно, даже очень. Так бы и остался в отпуске на Тосканской Ревьере. В ночной клуб сходил бы или в казино какое. Ах, да, тут такого нет. А вот зря, очень зря. Получилось бы как-то застолбить эту территорию за Россией или оставить город вольным, но под протекторатом Российской империи, то развернулся бы на славу. Прислал бы сюда Яноша и сразу три ресторана открыл бы. А ещё заграбастал немного землицы неподалёку, да сельским хозяйством занялся, снабжая и город, и окрестности. Не сам, конечно, мне и в Надеждово нужно ещё поработать, да и заводы… фабрики… мастерские. Но я нашёл бы исполнителей. А ещё виллу на берегу моря, да с выходом прямо на пляж, чтобы вот так разогнаться, выбегая из баньки голышом, да не в прорубь или озеро, а в море, а рядом обнажённая и напаренная Катя…
— Что с вами? — удивлённо спросил Голенкин.
— Тоска по Родине, ваше превосходительство, — несколько приврал я.
Тоска по жене у меня какая-то сегодня обострённая.
— Все мы сыновья своему Отечеству. Но всё же извольте, сударь, определить ваши намерения, что вы делаете в городе. Это необходимо по ряду причин, в том числе, чтобы не случилось конфузов. Этот дом, что вы заняли, выделяется среди прочих. И было бы не совсем уместным, что тут обосновались вы, а не Его Высокопревосходительство адмирал Фёдор Фёдорович Ушаков, — сказал контр-адмирал и, когда называл имя русского флотоводца, чуть не задохнулся от почитания своего командира.
А конфуз случился бы обязательно, так как, останься я тут на подольше, не захотел бы уходить из такого вот замечательного дома, хозяина которого я сам и выпроводил из занятого жилища. Уже все мои подчинённые знают, где меня найти, местные также осведомлены о том, куда идти со своими вопросами. Но я собираюсь завтра отправиться догонять авангард. Часть моего воинства уже вышла в направлении Гориции. У них уже есть задача снести заслоны на дорогах и провести разведку. И самое крайнее — это завтра до двенадцати часов пополудни я и должен выйти. Вот только с самого утра отправлю большой обоз в сторону будущей Словении и дальше в Новороссию, так и поеду.
— Его высокопревосходительство не будет ли так любезен, чтобы дозволить мне переночевать одну ночь в этом доме, на утро я намерен отправиться далее, на север, — сказал я, на что контр-адмирал скривился.
— Только адмиралу Ушакову решать, кому и когда выдвигаться. Будьте любезны подготовить обстоятельную реляцию о произошедшем, и почему вы не дождались флота, как на то был уговор, — сказал Голенкин.
А вот это было уже грубовато, но я спорить не стал. Этот офицер, восхищающийся своим командиром, как мне кажется, воспримет в штыки всё, что я могу противопоставить желаниям и чаяниям Ушакова. Он не станет вникать, что мой командир — это Суворов, и я имею приказ от него, который могу не выполнить, если буду задерживаться в городе.
Через час мне была представлена возможность сказать то, что я думаю. Прибыл Фёдор Фёдорович Ушаков. Это был среднего, нет, сравнительно с местными реалиями, чуть выше среднего роста человек. Круглолицый, с таким выражением лица, как может быть только у добряка. Но не стоило заблуждаться в том, что Ушаков может позволить какую-нибудь вольность по отношению к себе. Во флоте, когда много времени проводишь в ограниченном пространстве в компании большого количества мужчин, сильных духом мужчин, нельзя быть мягкотелым или слабохарактерным. И Ушаков таковым не был. Хотя этот человек наверняка менялся после того, как сходил на берег, может, даже несколько терялся в неродной земной стихии.
— Я благодарен вам, генерал-майор, что не подвергли город полному разорению, — с таких слов начал разговор Ушаков, когда мы с ним по-уставному поздоровались. — Знаю, что грабежи были, но убийств массовых не случилось. Меж тем у вас такой… особенный состав отряда. Удалось наладить дисциплину?
— Ваше высокопревосходительство, тут много тонкостей. Вот, к примеру, калмыки… Они ожидают своей участи, что решит государь. Живут пока на Дону, но с них хотят брать большую дань. Не с руки им нынче приказов ослушиваться и вести себя так, кабы при решении их племенного вопроса никакой жалости не было. Или персы… Их пять сотен, и все воины выученные и опытные. Шах поставил им большое жалование, да и семьям помог, чтобы они тут показали, что с персами дружить и торговать можно. Наш там, в Иране, нынче человек правит. С казаками ещё проще — им хвосты накрутил Матвей Иванович Платов. Ну, а егеря, так они солдаты русской армии, приучены к приказам, — обстоятельно ответил я.
— А иные? — с ухмылкой спросил Ушаков.
А он неплохо осведомлён. Я думаю, что какие-то каналы связи между Суворовым и Ушаковым имеются. Может, и через Османскую империю или же через Дубровник, который нынче Рагуза. Эту вольницу французы обошли стороной, так что весьма может быть, что там некий координационный центр был. Был, так как сейчас появился Триест. И всяко удобнее общаться через этот город. А там, даст Бог, и Венеция станет пристанищем для русских кораблей, хоть бы и на время.
— Это мои воины, с коими я сам учился воевать, кои учились у казаков и не только у них. Сии воины добрые, но не обучены сражаться в строю. Получается что-то между ландмилицией, казаками и егерями, — сказал я, не вдаваясь в подробности и не рассказывая ещё и про диверсионную направленность моих людей.
— Будет об этом. Не совсем прав был Беннигсен, ваш наиправейший командир, что описал ваш отряд, как… Не стоит обсуждать иных. Тем паче, что это я с ним координирую действия флота, — Ушаков задумался, после улыбнулся и продолжил говорить. — Я не стану корить вас за то, что начали штурм города без меня. Зная о малых потерях и то, что в Триесте был не такой уж и маленький гарнизон, вы наверняка имели причины так поступить, дабы не терять удобного и выгодного момента. Так и запишем. Но…
— Что я должен сделать взамен, дабы вышла добрая реляция? — понял я, что от меня ожидается именно такой вот вопрос.
— Сущая мелочь, которая и так бы решилась, даже вопреки вашему желанию. Корабли, военные. Четыре фрегата и линейный корабль. Они войдут в состав моего флота. Правда, сперва отправятся на Мальту и там будут ждать полноценных команд, — сказал Ушаков, которого мне в этот момент хотелось назвать «Плюшкиным».
У адмирала случился «сидром Дракона», когда он гребёт все военные корабли, при этом уже сейчас ощущая кадровый голод. Хотя… Если он не заберёт себе, то заберёт враг. Я хотел прикрыться Русско-американской компанией и для неё раздобыть эти корабли. Каким-то образом вывезти их в Петербург или в Севастополь, там подлатать, обшить днища медью и отправить со следующей экспедицией в Америку, если сложится такая ситуация, что этим кораблям найдётся пристанище. Всё же Охотск или Петропавловск, как мне кажется, не сильно подходят на роль базы для немалой, для этого участка Тихого океана, эскадры.
Но… Я же военный сейчас и на такие вот трофеи не имею прав. О чём мне и намекали. Между тем, я согласен получить компенсацию, и даже появились мысли о том, как это сделать. Нужно чуточку побыть в стороне и спихнуть ситуацию на других.
— Это не мои трофеи. Их захватили казаки. Но я могу договориться, и корабли перейдут в ваше подчинение, но не о себе говорю, а о казаках, им нужна компенсация, — сказал я и увидел некоторый отклик в глазах Ушакова.
