– Нет. Мой муж погиб в Дагестане. Он был помощником Радуева. – Бабич удивленно уставился на женщину. – Ложись спать, – заметив, что он зевает, посоветовала она.

Проспал Бабич, несмотря на шум за окном, около пяти часов. Проснувшись, обтерся холодной водой, чем вызвал удивление Зейнаб, стыдливо отвернувшейся от обнажившего торс мужчины. Выпив чаю, почувствовал себя почти в форме. Болело плечо, и ощущалась какая-то слабость. Он стал чистить оружие.

– Иди поешь, – позвала Зейнаб.

– Это запросто, – кивнул он.

Вставив рожок в автомат, передернул затвор и сел за стол. Женщина поставила перед ним чашку молока и тарелку с двумя большими лепешками.

«Не густо, – подумал он, – но день-другой протяну».

Откусив лепешку, спросил:

– А Маша ела? – Зейнаб молча кивнула. – Ты ее не тревожь, – кашлянул он. – Я сейчас уйду. Мало ли, начнут дом шерстить. Пока вроде укатили.

– Я пойду с тобой! – выбежала из комнаты Маша. Он, поперхнувшись, закашлялся. Подскочив, девочка несколько раз стукнула его кулачком по спине. – Бабушка всегда так делала, – сказала она.

– Тебе лучше остаться здесь, – откашлявшись, вздохнул Борис.

– Я пойду с тобой!.. – Девочка с трудом сдерживала слезы.

– Здесь ее могут найти, – неожиданно проговорила чеченка. – У нас в доме многие поддерживают ваххабитов.

У Бориса не осталось выбора.

– Тогда пойдем, – недовольно буркнул он.

Денис, прикурив, посмотрел на часы.

«Куда сейчас? – подумал он. – К Марият домой? Нельзя, духи или этот араб вполне могли туда занырнуть. Значит, квартира отпадает. В аэропорт? Не дойду, тормознут. Куда же?»

Он ушел от наймитов под утро. Пройдя полквартала, увидел нескольких человек с оружием. Прежде чем его заметили, забежал в недостроенный дом, там и остался до утра. Спал урывками, но все-таки отдохнул. Хотелось есть. У наймитов, кроме сухарей, ничего не осталось, не было даже чаю. «Но что-то надо делать. Сидеть здесь без толку, ничего не высидишь. Неужели все погибли?» Денис чувствовал свою вину. Он поставил условие, что не уйдет из Грозного. Вздохнув, откинулся на рулон толя. Хотелось курить. Но сигареты кончились. Он встал и осторожно подошел к оконному проему. Увидел редких прохожих. «Неужели здесь все время так жили? Ходили украдкой, перебежками, постоянно боясь быть украденными или убитыми? Но тогда почему народ воевал в девяносто пятом за Дудаева? Почему встречал Басаева, захватившего больных и медиков, как героя? Почему? Бездействие власти, – усмехнулся он. – А может, выжидали политики? Сейчас Ельцин уйдет от власти и оставит преемника. Тот начнет Чечню гасить! Или, как Путин говорит, мочить. Но не Путин же президентом будет. Хотя кто знает… – Он усмехнулся. – Не о том думаю. Надо что-то делать. Но что? Пробиваться из города? Похоже, мы растерялись. Может, сейчас Илья и Бабич сидят вот так же и думают, что делать. А Малика с Марият где? Все не так получилось. Мы забыли, что находимся на вражеской территории. Все вроде легко и просто, а коснулось – привет. Мы это с Бабичем поняли и уже хотели сыграть отбой. А Богатырь пошел в атаку. С одной стороны, молодец. Хотя и с другой – тоже. Но что делать? – Отойдя от окна, Денис снова сел. – Да, ночью попытаюсь прорваться из города. Надеюсь, здесь меня не засекут».

– Отца убили, – глухо проговорил старший из чеченцев. – Мы собрались и решили мстить тем, кто убил отца. Этот, – он кивнул в сторону чулана, где находился связанный одноглазый, – один из них. Вам мы поможем – выведем из города и доведем до наших. У нас есть контакт с разведчиками Гантамирова. Пойдем ночью.

– Надо парней найти, – сказал сидевший с забинтованным бедром Илья. – Может, они живы. Или узнать, где они. Если убиты, то узнать, как и где их бросили. Если в плену, то…

– Сегодня вечером мы будем знать это, – не дал договорить ему бородач. – Меня зовут Асланбек.

– Илья, – кивнул Богатырь.

– Ты хороший воин, – одобрительно заметил чеченец.

– О мужиках точно узнаем? – спросил Илья.

Чеченец кивнул.

– На Кавказе хозяина не переспрашивают, – без обиды, просто объясняя, сказал он. – Я сказал, значит, так и будет. Если они в плену или убиты, мы будем знать.

Борис неторопливо, чтоб не отстала Маша, шел по улице. Он был недоволен. Далеко с девочкой, если сядут на хвост, уйти не удастся. Перед выходом из квартиры Зейнаб он попытался снова уговорить ее остаться. Но, встретив ее умоляющий взгляд, махнул рукой. Шагая по улице, он не знал, куда идет. Часто встречались боевики с зелеными повязками на лбу. Несколько раз он замечал удивленные взгляды. Но его никто ни разу не пытался остановить.

– Улица Жуковского, – прочитал Борис указатель на доме. – По-русски везде написано, – усмехнулся он. И, резко остановившись, торопливо, не отпуская руки девочки, свернул во двор. «Эта сучка – злой рок. – Он вовремя заметил знакомую Малики. – Хавита, – вспомнил Борис. – Где они, Малика и Марият? Может, ушли из Грозного? Хотя нет, Малика будет ждать до упора. Если она в аэропорту или у моста, то ждет. Какого же я хрена мотаюсь? Пижон!» Недовольный собой, Борис шлепнул по кончику носа.

– Я писать хочу, – услышал он тихий голос Маши.

Растерянно посмотрел на нее. Девочка, держась за его руку, переминалась с ноги на ногу. Он мысленно чертыхнулся. Присев, кашлянул.

– А это, – нерешительно начал он, – ты сама можешь, ну, это, пописать? – окончательно растерявшись, выдохнул Борис.

– Да, – кивнула Маша, – но где?

– Это мы сейчас! – Бабич вздохнул с облегчением. Осмотревшись, завел девочку за кирпичное здание подстанции. – Давай! – Отпустив ее руку, отошел за угол и тихо рассмеялся: – Пацаны все-таки лучше, легче с ними. Пусть маленький, но мужик. А здесь… Где я есть-то? Жуковского. Мы здесь не были. Надо было у Зейнаб спросить. А что спрашивать-то? – криво улыбнулся он. – Я все равно здесь не разберусь. В Москве, у Людки, сколько раз путался. Похоже, так мне и не узнать вкус ее губ и картошку Светлане Васильевне не привезти, – вздохнул он. – Но как с Машкой быть? Со мной-то дело ясное – сложу голову на Кавказе, хрен кто слезинку уронит. Да и не узнает никто, где я окочурился. А ее жалко. Пять лет, а глаза взрослого, много повидавшего человека. Отняли детство у девчонки. Постоянно говорят: война не нужна, гибнут наши сыновья. На то и война, чтоб гибли. А посмотрели бы вы в эти глаза пятилетней девочки. Пацифисты, мать вашу! Сами бы за автомат взялись.

– Все, – вышла из-за угла Маша.

– Не устала? – спросил Борис.

– Я пить хочу, – вздохнув, виновато сообщила Маша.

– Это запросто, – достав фляжку, кивнул Борис. Отвинтил пробку, напоил девочку и попил сам. – Так! – Он сунул фляжку в висевший на ремне брезентовый чехол. – И куда нам сейчас?

– Не знаю, – тихо сказала Маша.

– Я тоже не в курсе. Давай до вечера пересидим здесь. – Бабич кивнул на полуразрушенную пятиэтажку. – А стемнеет, чего-нибудь придумаем.

– Давай, – легко согласилась она.

«Хотя нет, – подумал он, – днем духи не так цепляются. Ночью наверняка будут через метр тормозить. А если эта сучка встретится, – вспомнил он Хавиту, – аут. Ладно, буду пробираться к мосту. Только как узнать, где этот самый мост?»

– Ты не знаешь, – машинально начал он, – где… – Борис опомнился.

– Что? – спросила Маша.

– Сколько будет дважды два? – улыбнулся он.

– Четыре, – сразу ответила девочка. – Меня бабушка учила таблице умножения, – похвасталась она и сразу тяжело, не по-детски вздохнула.

– Молодец! – чтобы отвлечь ее, похвалил Борис. – Когда вырастешь, – задал он избитый, умный, как считают взрослые, вопрос, – кем будешь?

– Учительницей, – очень серьезно ответила девочка. – Буду учить детей, чтобы они не стреляли.

Денис все-таки решился выйти. Очень хотелось пить. Он вспомнил, что у него в кармане пятьдесят долларов. Вздохнув, подошел к оконному проему и посмотрел на улицу. Поправив ремень автомата, попробовал, как вытаскивается из ножен нож, расстегнув защелку кобуры, спрыгнул вниз и неторопливо вышел на тротуар. Остановившись, похлопал себя по карманам.