– А потом меня спасатели сняли по пожарной лестнице, – завершил свой рассказ Жуль, засовывая пиджак почему-то за штору, на подоконник. Шеф устало опустился в кресло и тоскливо посмотрел за окно, где уже занимался ранний летний рассвет.

Следователь мучил нас расспросами с вечера, как только сняли оцепление и мы смогли добраться до офиса. Все устали, измучились, но дотошный прокурорский работник, представившийся Тимофеем Федоровичем Педоренко, никак не хотел нас отпускать. Мы сидели в кабинете шефа, и никакой кофе уже не мог нас реанимировать. Нара сидел на подоконнике, жевал жвачку и слушал Б.Г. Как только Нарайян понял, что из сегодняшней переделки все вышли живыми и невредимыми, он сразу успокоился и стал прежним – отрешенным и возвышенным над действительностью.

Я устроилась в кожаном кресле, предназначенном для клиентов, и тихонько пощипывала себя за мизинец, чтобы не заснуть.

Наконец, Педоренко встал. Мы решили, что расспросы закончены и с облегчением переглянулись. Но оказалось, что у следователя всего лишь кончились одноразовые платки, и он полез за ними в потрепанный рыжий портфель.

– А вот что это за агентство у вас такое странное «Алиби», позвольте узнать? Уж не преступникам ли вы тут помогаете?

Последующие полчаса мы с Жулем наперебой объясняли ему невинные и благородные цели своей работы. Нара молчал, многозначительно покачиваясь в такт музыки.

– И кто же ваши клиенты? – прервал следователь наш бурный рассказ.

Это был самый неприятный вопрос в свете последних событий.

Два клиента из трех были мертвы, а третий... третий, я думаю, был очень разочарован, так как его кумир проиграл.

– Видите ли, – осторожно начал Константин Жуль, – в наших правилах соблюдать конфиденциальность наших клиентов...

– Уверяю вас, ваши правила ни в коем случае не могут распространяться на правоохранительные органы, а-а-апчхи! – горячо заверил его Педоренко. – А-апчхи, будьте здоровы, Тимофей Федорович, не болейте! – добавил он.

– Знаете, у нас очень долгое время вовсе не было никаких клиентов, – пробормотал Жуль.

– Долго не было, а потом... – подбодрил его Тимофей Федорович.

– А потом... появились. Сразу три.

Нара вдруг вынул наушник из уха и помог шефу внятно изложить, чем занималось агентство в последнее время.

Педоренко слушал внимательно, не чихнув ни разу.

– Значит, – сказал он, – всем трем вашим клиентам понадобилось алиби именно на пять часов вечера пятнадцатого июня?

– Но какое это имеет отношение к ограблению банка? – заорал Жуль. – Я сам видел, как инкассаторов расстреливал этот... Ась, ты знаешь, как зовут этого ряженого?!

– Бубон, – выдавила я из себя. – Но я не верю, что это был он!

– Вот! – радостно завопил Педоренко. – Вот именно, – а-апчхи! – что под гримом и яркими тряпками клоуна мог скрываться кто угодно! А вы усиленно готовили алиби аж трем гражданам этого города! А в мешке было ни много, ни мало десять миллионов рублей! А по моим сведениям, никто толком не знает, кем был этот Бубон, как выглядел, сколько ему было лет! Такое ограбление не мог провернуть один человек, у него наверняка были сообщники! Иначе куда среди бела дня делась яркая приметная повозка?! А конь? Это ж даже не машина, ему трудно затеряться в автомобильном потоке! А-апчхи! Чертово лето! Чертовы тополя!

– Не хотели вам говорить, да ладно, все равно ведь узнаете. Видите ли, – с усмешкой сказал Нарайян, – наши клиенты не могли грабить банк по двум причинам. Двое из них мертвы, а третий – ни на что не годный субтильный мальчик.

– В смысле? – оживился Педоренко. – Что значит, апчхи, мертвы? Что значит, апчхи, ни на что не годный мальчик? Да будьте же, наконец, вы здоровы, Тимофей Федорович! – заорал он сам на себя.

– Первым клиентом оказался криминальный авторитет Яков Подъяблонский. Его застрелили сегодня в гостинице «Апофеоз», куда наша сотрудница, обеспечивающая ему алиби, по досадному недоразумению не успела доехать. Тело, правда, исчезло, но это ничего не меняет. Горничная видела, что у него прострелено сердце. Вторая наша клиентка – известная в городе певица Милда Якушева. Она... – Нарайян быстро глянул на Жуля, – Извините, Константин Эдуардович, я не успел вам сказать, но произошла какая-то чудовищная накладка и Милда Сергеевна врезалась не в наш щит, а ...

– Да знаю, – махнул Жуль рукой. – Мне позвонили ребята со «Скорой», которая должна была увезти Милду в клинику пластической хирургии. Я знаю, она не рассчитала, врезалась в дерево и погибла. Я готов понести за это наказание, если оно мне положено.

Жуль сказал это буднично, не дрогнув ни голосом, ни одной мышцей лица. Еще прошлой ночью он напивался с горя, что Милда его отшила, а сегодня спокойно говорит о том, что она погибла! Я смотрела на него во все глаза.

– Третий клиент, которому понадобилось алиби на пять часов дня, это глупый пацан, запутавшийся в своих бабах, – спокойно продолжил Константин Жуль. – Уверяю вас, он никоим образом не мог быть сообщником ограбления! Кстати, я не могу до него дозвониться, – пробормотал он, – надеюсь, парень не повесился с горя, что его кумир проиграл. Но в том, как закончился поединок, я уж точно не виноват! – горестно добавил Константин.

– Господи, сколько работы! – схватился за голову Тимофей Педоренко. – Ужас! А-апчхи! – Видно, платки у него и в портфеле закончились, потому что он утерся концом шерстяного шарфа.

– Да что вы выдумываете! – заорал вдруг Константин Жуль на следователя и, вскочив, забегал по кабинету. – Я сам лично видел, что банк грабил этот... Бим... Бом...

– Бубон, – подсказал я.

– Ну да, ряженый расстреливал охрану один!! С чего вы взяли, что у него были сообщники?! И почему именно из моих клиентов?! Не было никого! Я сам видел! Был только ряженый и его конь! Ищите повозку! Трудно было не заметить, куда они рванули! Свидетелей должна быть куча!! Ищите! А я и моя работа тут ни при чем!

– Ой, ой, ой! Все, устал я, запутался, до свидания!! Буду вас повестками вызывать, если понадобитесь. – Педоренко подхватил свой портфель, вылетел из кабинета и хлопнул входной дверью. – А-апчхи! – раздалось уже из подъезда.

– Чтоб тебе, Тимофей Федорович, тополиный пух в морду всю жизнь летел, – пробормотал Жуль, опять усаживаясь в свое кресло.

Мы сидели друг против друга усталые, ошарашенные и немного напуганные внезапным уходом следователя.

– Ну, вот что, друзья, – сказал, наконец, Константин, – не знаю, что там накопает этот сопливый придурок, но мы должны опередить его. Иначе, это черт знает чем может для нас закончиться.

– Мне предлагается поработать сыщиком? – язвительно поинтересовался Нара.

– Ты можешь уволиться, – отрезал Константин Жуль. – И ты тоже, – он посмотрел на меня воспаленными, красными от бессонной ночи глазами. – Ситуация неприятная и я пойму, если вы не захотите быть в ней замешанными.

– Мы уже в ней замешаны, – я одернула на себе куртку Нары. – Настолько замешаны, что я осталась без любимой сумки, топика, мобильника и босоножек, за которые отвалила двести пятьдесят долларов. Так что, до завтра, Константин Эдуардович! Я согласна работать на вас даже сыщиком. Нара, куртку я тебе завтра верну! – Я встала и направилась к двери.

– А я разве сказал, что отказываюсь? – возмутился Нарайян. – Да я за любимую контору...!! – Он побоксировал воздух.

– Спасибо, ребята, – растрогался Жуль. – Я вам так благодарен! Ась, давай, я до дома тебя довезу, ведь ты босиком...

Нарайян многозначительно хмыкнул и ушел в свой кабинет кемарить да утра на диванчике.

Жуль не просто довез меня до дома. С моего молчаливого согласия мы кружили с ним по маршруту, которым вчера ночью нас с Бубоном возил Корчагин. Я думала, шеф хочет со мной о чем-то поговорить, но он молчал, и я тоже молчала. Хоть я и бесконечно устала, все равно не могла нарадоваться, что нахожусь с ним рядом, наедине, в тесном купе его спортивной машины.