Заведующий инструментальным складом, услышав, как во время перекура Илюша жаловался на свою судьбу, посоветовал ему взять рекомендацию у сварщика Тимченко, который, впрочем, всегда находился несколько в стороне от любых коллективных мероприятий.

– А он даст? – с недоверием спросил Илюша.

– Он всем дает, – заверил заведующий складом, – партия для него, как мать родная.

– С чего бы это? – все еще сомневался Илюша.

– Она вырастила и воспитала его, – с неподдельным пафосом произнес заведующий. – Теперь он один из самых активных и уважаемых ее членов.

На следующий день Илюша Лашкевич набрался храбрости и зашел под навес, где Тимченко приваривал крепежные петли к корпусам для все тех же кормозапарников, которых с таким нетерпением ждал рогатый скот, не желавший без них повышать свои удои.

– Товарищ, – Илюша тронул за плечо своего будущего коллегу по партии.

– Чего тебе? – Тимченко, опустил маску, прикрывавшую лицо, и, увидев, кто именно отрывает его от работы, разразился таким виртуозным набором ненормативной лексики, какого Илюше, несмотря на давнее членство в рабочем коллективе, до сих пор слышать не приходилось.

Илюша, увы, не знал, что Тимченко всего год назад вернулся из мест не столь отдаленных. Не знал, что бывал он там уже не раз, и что последняя его ходка была связана с избиением одного видного партийного чиновника, в котором Тимченко признал уполномоченного, в двадцатых годах раскулачившего и сославшего в Сибирь его семью.

– Мне бы рекомендацию, – робко попросил Илюша.

– Какую еще … (здесь я вынужден опустить несколько предложений) рекомендацию?

– В партию.

– Ты, рыбий глаз, адресом не ошибся? – после небольшой паузы, вызванной потрясением от услышанного, спросил Тимченко, нашаривая рукой обрезок трубы.

– Нет, – ответил Илюша и вспомнил слова заведующего складом, – ведь партия ваша мать, а вы верный и активный ее член.

Такого общественно-политического извращения Тимченко вынести уже не мог.

Спасло Лашкевича только то, что на сварщике была брезентовая роба, затруднявшая его движения, и Илюше первому удалось добежать до проходной завода. Тогда-то сердобольный вахтер и произнес впервые в его адрес это слово: «Счастливчик».

С членством в партии после злополучной попытки получить рекомендацию пришлось повременить, поэтому первым пунктом повестки дня стал значиться вопрос обретения брачных уз. И здесь в центре внимания волею случая оказался тот самый автомобиль марки «Запорожец», который старший брат, переехавший в город Сидней, не пожелал включить в перечень вещей, отправляемых им на незнакомый континент.

Машина стояла в гараже, выходившем своими воротами на улицу Коминтерна, в просторечье называемой «Пески». Но примечательна эта улица была не тем, что там находился гараж Лашкевичей, а тем, что почти напротив него красовалось фанерное строение, покрашенное в синий цвет. Строение имело двери, а над дверьми вывеску. На вывеске значилось: «Парикмахерская. Филиал № 3». Зимой «Филиал № 3» был наглухо заколочен, а летом распахивал свои двери и начинал жить беспокойными буднями, наполненными борьбой за выполнение финансового плана. Борьбу эту вела старая дева по прозвищу Зинаида-полубокс. Дело в том, что какую бы форму прически ей ни заказывали привередливые обитатели «Песков», в конечном счете получалась та единственная модель, которая носила незатейливое название «полубокс».

Зинаида была одна на две точки обслуживания, то есть на два старых, обшитых коричневым дерматином стула, с прикрепленными поручнями и войлочными подголовниками. Чаще всего на жестком сидении одного из них, с трудом разместив между поручнями свою тучную фигуру, находилась сама Зинаида-полубокс. Глядя в покрытое темными пятнами зеркало, она выдергивала пинцетом жесткие волоски, время от времени прораставшие над верхней губой. На другом стуле наблюдала за этой процедурой кассирша Валя, которую полагалась иметь по штату. Впрочем, кассирша Валя по совместительству еще разогревала воду на керогазе за цветастой занавеской и выметала щеткой пучки бывшей шевелюры, оставшиеся от очередной жертвы борьбы за финансовый план.

В городе парикмахерскую называли «шпионской». Такое прозвище ей дали потому, что улица Коминтерна находилась недалеко от авиагородка, у ворот которого стояли часовые, а забор был обнесен колючей проволокой. Считалось, очевидно, что шпиону, получившему задание проникнуть на охраняемый объект, именно здесь будет удобней всего привести свою внешность в порядок и к тому же облиться одеколоном марки «Шипр», который начисто отбивал нюх у служебных собак. В общем, было ясно, что парикмахерской этой шпиону никак не миновать, поэтому репутацией она пользовалась не то чтобы дурной, но все-таки…

К сказанному надо добавить, что поскольку Зинаида-полубокс была старой девой, то мужчин она ненавидела лютой ненавистью, всех, но особенно ненавидела она шпионов.

Илюша Лашкевич, хоть и выглядел довольно странно, но шпионом не был, поэтому он брился дома, и занимали его совсем другие проблемы.

Когда стало понятно, что в партию ему вступить не удается, а местные красавицы при его появлении отводят глаза в сторону, Илюша решил круто изменить свою судьбу и привлечь их внимание, научившись водить автомобиль, который без дела стоял в гараже.

Всю долгую зиму он посвятил тонкостям вождения в местной автошколе. Как он осваивал эти тонкости – тема отдельного нелегкого для меня рассказа. Если я когда-нибудь решусь обнародовать впечатление тех, кто учил Илюшу сидеть за баранкой – они называли себя «товарищи по несчастью» – вы поймете, что по сравнению с ними в вашей жизни все складывается не так уж и плохо.

Зима, как это изначально повелось в Бобруйске, однажды закончилась, снег растаял и обнажил под собой девственный песок Коминтерновской улицы. О том, что это был не просто каприз природы, а действительно наступила полноправная весна, красноречивей всего говорили распахнувшиеся двери «Филиала № 3».

В один из воскресных дней прямо напротив фанерного павильона заскрипели и ворота гаража Лашкевичей. Это Илюша решил, наконец, явить свое мастерство взорам взыскательной публики.

Автомобиль завелся, дал задний ход, выехал на середину улицы и заглох. Илюша сделал вид, что так и было задумано. Он сидел за рулем, нажимал на сигнал и приветливо махал рукой соседям, которые один за другим высовывались из своих окон. Пауза, однако, затягивалась. Илюша вспотел, но продолжал улыбаться и махать рукой, делая одновременно судорожные попытки завести двигатель. Публика хоть и с опозданием, но все-таки поняла, что автомобиль стоит посреди дороги вовсе не для того, чтобы радовать их глаз, а когда поняла, то начала давать советы.

Как дают советы на Песках – это тоже тема отдельного рассказа. Раздосадованный Илюша уже собрался было выбраться из машины, чтобы разобраться с обидчиками, но двигатель в это время чихнул и завелся. Гордо и слегка небрежно, как в цветных зарубежных фильмах, Илюша вырулил вдоль улицы и помчался на первой передаче, бледнея от собственной храбрости. А когда с третьей попытки ему в конце улицы, перегороженной лежащей поперек бетонной плитой, удалось еще и развернуться, он возвращался к своему гаражу в ореоле триумфатора, почти догнав бегущих впереди мальчишек.

Доехав до того места, где черной дырой зияли распахнутые ворота, Илюша решил, что лихой поворот в духе лучших традиций автородео надолго заткнет рты местным насмешникам. Он дал газ и резко крутанул руль. Но коварный коминтерновский песок вопреки всем намерениям Лашкевича подхватил автомобиль и вместо открытых ворот ткнул его задним бампером в угол фанерной парикмахерской.

Угол треснул, но устоял.

Из «Филиала № 3» показалась Зинаида-полубокс.

Явление ее окрестной публике было одновременно и грозным и торжественным. В одной руке она держала помазок, в другой – сжимала бритву. Все затаились. Зинаида обвела глазами притихших зрителей, сплюнула в сторону заглохшего опять «Запорожца» и произнесла одно только слово – «шпион».