Геронты[3] снарядили в союзное государство посольство всего из двух человек – капитана-навклера и лохага. Для этого имелась своя причина. Все свободные от государственной службы спартиаты отправились с войском на покорение Арголиды.

Так что аристократы в это непростое для Спарты время были наперечет. Тем не менее оба посла происходили из знатных дорийских фамилий и имели за плечами немалый боевой опыт.

Посольство обещало быть удачным, пентеконтера спокойно плыла выбранным курсом, однако во время остановки на Наксосе выяснилось, что армия Креза разбита под Сардами. Купец из Эфеса передал послам слухи о проигранной царем Лидии битве, когда узнал, что спартанцы везут царю подарок.

По словам торговца, Крез имел численное преимущество, но шах Кир, сын Камбиса, применил военную хитрость. Он решил прорвать левый фланг лидийцев: сначала ударил по пехоте конницей, а когда на подмогу дрогнувшим копейщикам пришла кавалерия, пустил на нее бедуинов.

Испугавшись верблюжьего запаха, кони лидийцев взбесились. В боевом порядке воцарился хаос. Всадники бестолково кружились на месте, пытаясь сладить с конями. Копейщики начали отступать, а затем и побежали.

На правом фланге дела обстояли не лучше. Пока ассирийские наемники сдерживали египетских лучников Креза, Кир зашел египтянам в тыл. На предложение шаха Персии и Мидии перейти на его сторону, они ответили согласием.

Лидийская армия потерпела сокрушительное поражение. Бежавший с поля боя Крез закрылся в Сардах, однако Киру потребовалось всего четырнадцать дней, чтобы захватить осажденную крепость. О судьбе бывшего царя Лидии купец ничего не знал.

Какой именно подарок везут послы Спарты, торговец спрашивать не стал, понимая, что все равно не скажут. При этом его внимательный взгляд различил в куле из парусины перед мачтой очертания чаши.

Пока купец рассказывал и пытался получить хоть малую толику сведений в ответ, капитан по имени Андроник стремился ничем не выдать беспокойства и только теперь, на корабле, озабоченно спросил лохага – начальника своей охраны:

– Что делать будем?

Андронику, уроженцу горной Селласии, уже исполнилось пятьдесят, поэтому он занимал в посольстве Спарты должность архистарейшины. Именно ему геронты доверили хранение дорожных денег, грамоты-дипломы с инструкциями, а также рекомендательного письма к проксену Спарты в Сардах.

Сорокалетний лохаг Телеф, происходивший из приморского Гифия, на время посольской миссии формально обязан был подчиняться Андронику. Однако в ходе плаванья послы совместно распили столько вина в рубке, что правда выкристаллизовалась как самосадочная соль на дне прибрежного лимана: лидер в этой паре – гифиец.

Телеф горячо зашептал:

– Избавляться надо от нее, пока не поздно. Кому вручать-то? Мы ведь выгрузим кратер в Ионии, смотря куда ветром отнесет. Если архонты в приморских полисах узнают про чашу, мы ее все равно лишимся. Крез им теперь не указ… А так хоть денег заработаем.

– В смысле? – не понял Андроник. – Что значит «заработаем»? Деньги придется отдать геронтам… Мы все-таки выполняем поручение Совета старейшин.

Телеф с досадой выдохнул:

– Я что-то не пойму, ты тертый моряк или упертый агораном[4]. Пусть агораном за порядком следит и о правильных ценах печется… Жить надо так, чтобы себе не в убыток.

Андроник, которому в детстве розгами вколотили постулаты спартанской системы образования агогэ, смущенно хмыкнул.

Телеф сделал вид, будто принял этот смешок за согласие. Только наигранно проворчал:

– То-то… Строишь из себя недотрогу. А я уж было подумал, что тебя устраивает плата за издержки – две драхмы в день.

Капитан кусал губы:

– Что мы Народному собранию скажем? Везли, да не довезли… Это обман граждан, придется ответить…

Начальник охраны на мгновение растерялся.

Однако алчность взяла верх над спартиатским кодексом чести и здравым смыслом:

– То и скажем… Что ее отняли! Вот… Кто проверять будет? Самосские геоморы[5] пусть делают с ней, что хотят, нам какое дело… Хотя лично у меня сомнений нет – такую красоту в сад не поставишь, там ее птицы загадят. А для дружеского симпосия она великовата. Это тебе не придворную челядь поить в Сардах на Дионисии… Так что в храме Геры ей самое место – отличный подарок для богини… и ее служителей. Геоморам важно иметь хорошую репутацию в фиасе[6] Геры, потому что простой люд к мнению духовенства прислушивается. Подкупил жрецов – считай, что выиграл выборы… Зато нас с тобой цари поблагодарят.

– С чего это? – засомневался Андроник.

– А с того! – рассердился Телеф. – Внешняя политика – это их вотчина. Ты ведь дальний родственник Агиадов?

Капитан кивнул.

Начальник охраны продолжал дышать перегаром товарищу в лицо.

Подтверждение Андроником родства с одним из царей Спарты придало ему уверенности:

– Тебе нравится, когда портовые контролеры на островах в трюм лезут и пошлину дерут за все, что не приколочено?

Теперь капитан замотал головой.

Телеф в возбуждении брызгал слюной:

– Вот войдет в Самосский пролив эскадра и начнется наш порядок, спартанский… Кто сильный, тот и прав… Закон Ликурга гласит, что если поступок спартиата принесет Лакедемону пользу, то он может действовать на свой страх и риск. Мы так и поступим – с минимальным риском, зато без страха…

От открывшихся перспектив получать хорошие барыши за беспошлинный провоз товаров из Лакедемона в богатую Ионию у капитана загорелись глаза.

Однако он решился привести последний довод:

– Вообще-то посольские корабли не трогают даже пираты. Крез подчинил Колофон, Эфес и Приену, а оттуда до Самоса рукой подать. Геоморы дураки, что ли, грабить посольство Спарты, если это выйдет им боком. Стоит лидийцам докопаться до правды…

Потерявший терпение Телеф рявкнул на Андроника:

– Креза больше нет!

Капитан с видом побитой собаки снова закивал головой.

Послы еще поговорили, обсуждая детали…

Когда пентеконтера бросила якорь в гавани Самоса, к берегу рванул обшитый кожей ялик. Не заходя в здание таможни, капитан с начальником своей охраны направились к булевтерию[7].

Андроник прижимал к бедру посольский жезл-керикион с двумя застывшими по воле Гермеса бронзовыми змеями. Телеф украсил голову тенией с узором из лямбды, а в руке нес переплетённую разноцветными лентами оливковую ветвь. Белоснежные хитоны липли к ногам под порывами бриза.

На Самосе официальными атрибутами никого не удивишь, в булевтерий и не такие птицы залетали. Однако статус подчеркнуть вовсе не вредно, чтобы богачи смелее развязали мошну.

Спартиаты прошли через агору к четырехколонному портику. Предъявив дежурившим у входа гоплитам подорожную Совета старейшин, зашлепали сандалиями по шершавым квадрам.

По украшенному бюстами почетных граждан коридору секретарь провел послов Спарты в приемную комнату. Вскоре вошли несколько членов городского буле, все как на подбор дородные, с золотыми печатками на пальцах, в аккуратно подстриженных и намасленных бородах.

Когда саммеоты спросили в лоб: «Зачем продаете подарок?», послы сказали правду: дарить больше некому. А потом приврали: у нас, мол, инструкция – в сомнительной ситуации продавайте, чтобы обратно не везти. «А насколько эта ситуация сомнительная, нам проверять неохота, потому что своя шкура дорога».

Торговались долго. Сказался опыт обеих сторон: полазчив пес, да и лиса хитра. Зажиточные земледельцы-геоморы предлагали в обмен на медный кратер то сладкое самосское вино, то льняное полотно, то мед.

Послы отнекивались, ссылаясь на то, что придется везти товар в Коринф. А на волоке из Кенхрей в Лехей амфоры неизбежно побьются. Ткани тоже не манят – товар капризный, соли боится, не ровен час намокнет в дороге. Но вот если бронзовые или медные гвозди…