Она пыталась открыть глаза, но безуспешно. Ей казалось, что они и так открыты, но почему она ничего не видит? Может, она ослепла? Она захотела дотронуться до своих глаз, но руки ее не слушались – они лежали рядом, словно ватные. “А вдруг у меня и нет рук?” – мелькнула мысль. Но нет, вот они, она видит их! Как же это возможно – видеть незрячими глазами? Что происходит? Может, я умерла? Неужели смерть вот такая?

Вдруг она вспомнила, что у нее есть ноги. Может, ей удастся встать и уйти? Да, конечно, надо просто подняться и уйти отсюда. Ей здесь совсем не нравилось – слишком темно и тоскливо.

Она попыталась встать. Странно, ноги она чувствовала и даже могла пошевелить пальцами, но встать не могла. “Где я?” – с ужасом подумала она. Стены! Так вот почему она не могла двигаться – на ней лежали тяжелые стены. Но их же не было! Откуда они взялись? Может, произошло землетрясение, и она оказалась под завалами?

Вдруг она услышала шаги. Кто-то есть! Её спасут, её услышат! Она изо всех сил закричала: «Помогите! Я здесь! Спасите, прошу!» Шаги замерли, и раздался мужской голос: «Ты кто?»

“Кто я? Разве это так важно?” – подумала она. —”Разве таким вопросом встречают человека, попавшего в беду? Но и вправду, кто я?”

“Кто ты?” – повторил голос.

“ Я, – в замешательстве произнесла она – Я София.”

“Кто ты?” – снова спросил голос.

“Я же сказала, меня зовут София!”– громко закричала она.

“Кто ты?” – услышала она в ответ.

“София!” – ещё громче крикнула она.

“Кто ты?” – вновь раздался тот же вопрос. Если бы не меняющаяся с каждым разом интонация, она могла бы подумать, что это просто звукозапись. Что на самом деле никого рядом нет, и она сама придумала этот голос, чтобы ухватиться за надежду на спасение. Но голос был слишком реальным, с каждым разом становясь всё грубее и раздражённее. Она уже перечислила всё, что могла: своё имя, фамилию, отчество, должность, но в ответ звучал только один вопрос: “Кто ты?”

Наконец она закричала: «Я женщина!» – и разрыдалась, не в силах больше терпеть.

Тишина. Она не думала, что можно так радоваться тишине, особенно в её положении, но она радовалась, хотя бы потому, что больше не слышала этот вопрос, который начинал сводить её с ума.

“Я женщина”– тихо повторила она.

“Женщина” – эхом отозвался голос.

Она обрадовалась, что её наконец-то услышали.

“Пожалуйста, помогите мне, вытащите меня отсюда”, – быстро проговорила она, надеясь, что кошмар скоро закончится.

“Женщина” – словно не слыша её, снова повторил голос.”Твоё место там. Незачем тебя вытаскивать», —сердито сказал он.

Она услышала, как шаги торопливо удаляются, и вместе с ними исчезает её последний шанс на спасение.

“Нет, постойте, не уходите!” – закричала она, но вместо крика услышала едва уловимый шепот. Она почувствовала, как её тело начинает падать в глубокую яму. “Откуда тут яма?” – не успела подумать она, как ощутила себя в утробе матери. Спокойствие окутало её, словно защитный кокон. Она свернулась в позу зародыша и попыталась уснуть. Теперь она в безопасности. Мама её защитит, вытащит из этого места.

“Мама” – всхлипнула она и уже погружалась в дремоту, как внезапно вздрогнула от знакомого голоса.

“Кто ты?” – прозвучало снова. Нет, ей не послышалось. Она видела, как рука врача шарит в утробе, не переставая задавать один и тот же вопрос: “Кто ты?” Она зажмурила глаза и сильнее прижала колени к груди, пытаясь стать как можно меньше. Ей не хотелось, чтобы рука доктора нашла и вытащила её наружу, в мир, где, как ей теперь казалось, не любят женщин. А она была женщиной.

Внезапно она почувствовала, что задыхается. Паника нарастала. “Клаустрофобия,” – вспомнила она. Пытаясь поймать ртом воздух, она осознала, что это конец. Она перестала бороться, перестала паниковать и приготовилась встретить свою смерть. Неожиданно её охватило чувство покоя, которого так не хватало, и она улыбнулась. Но что-то опять изменилось.

Теперь она ощутила себя в воде, всё ещё задыхаясь. Инстинктивно стала дёргать руками и ногами, но, вспомнив о недавнем покое, снова успокоилась и перестала двигаться. И вдруг чудо – она начала медленно подниматься на поверхность. Вскоре её голова оказалась над водой, и лёгкие жадно наполнились воздухом.

Она открыла глаза. Сон. Очередной кошмарный сон, но всё было так правдоподобно. Часто, когда ей снились кошмары, она осознавала, что это всего лишь сон, и могла успокоиться, не пробуждаясь, или даже изменить его ход. Недавно она узнала, что это называется люцидными сновидениями – осознанными снами. Обычно такие сны ей нравились, ведь в них она могла превратить кошмар в нечто прекрасное или сделать скучный сюжет незабываемым.

Сегодняшний сон был другим – слишком реальным, слишком пугающим. Она глубоко вздохнула и попыталась выбросить тревожные мысли из головы. Но вопрос “Кто ты?” всё ещё эхом отдавался в её сознании, оставляя ощущение, будто она до сих пор находится на грани между двумя мирами.

Она всё ещё ощущала тяжесть своего сна. Во рту пересохло, рука онемела, а голова разрывалась от боли. Она посмотрела на часы: 6:27 утра. Через три минуты должен был зазвенеть будильник. В очередной раз она проснулась до его звонка. Поспешно отключив будильник, она с облегчением подумала, что не придётся слышать раздражающий звук, который ей так не нравился, но который специально выбрала, чтобы быстро прогонять сонливость. Главное – не забыть включить его снова вечером, ведь сегодня ещё только среда, а значит, ей предстоит ещё два дня ранних подъёмов.

София взглянула на мужа, мирно спящего с ангельским выражением лица. Она с отвращением отвернулась. Обычно в такие дни она избегала смотреть на него, но на этот раз ей почему-то захотелось взглянуть на спящего “монстра”, чтобы попытаться понять, что она чувствует к нему сейчас. Она обнаружила, что в её душе не осталось ничего, кроме отвращения – по крайней мере, в этот момент.

Зайдя в ванную, София внимательно осмотрела своё отражение в зеркале. Глаза опухли от слёз, на левой руке виднелся синяк. Если кто-то спросит на работе, что с глазами, она скажет, что плохо спала – что, впрочем, отчасти было правдой. А синяк скроет под одеждой. “Чистая работа,” – подумала она. Он хорошо знает своё дело. София почувствовала отвращение, но теперь уже к самой себе. Умывшись, она быстро вышла из ванной. Раньше она любила зеркала, любила своё отражение в них, но теперь избегала смотреть на себя, как и на всё, что происходило в её жизни.

На кухне она принялась варить кофе. Сегодня ей не пришлось выбирать между чаем и кофе – она однозначно нуждалась в кофеине, чтобы хоть немного взбодриться. Сделав глоток, она почувствовала лёгкое оживление. Ей нравились эти короткие минуты, посвящённые только себе, когда она могла почувствовать свою значимость, пусть даже лишь для самой себя. Но её наслаждение продлилось недолго: едва она успела улыбнуться, как воспоминания о вчерашнем дне нахлынули на неё, словно её тело само отвергало радость и удовольствие, как нечто чуждое и неестественное. Она снова разозлилась на себя и, не допив кофе, пошла будить дочь – уже пора было собираться в садик.

В комнате дочери София почувствовала успокоение. Лея мирно спала в своей постели, ничего не подозревая. София долго звала её по имени, гладила по волосам, целовала в лоб, но девочка упорно не просыпалась. Она могла бы бесконечно смотреть на свою дочь, гладить её и целовать, вдыхая её сладкий детский запах. Но время шло, и им пора было выходить из дома. София осторожно взяла дочь на руки и с трудом донесла до ванной – Лея в последнее время заметно потяжелела. Умывая её, София тихо приговаривала:

“Просыпайся, родная, тебе пора в садик. Тебе же нравится в садике, и я знаю, ты не захочешь его пропустить”.

“Я хочу спать”, – сонно заныла Лея.

“Знаю, милая. Поспишь в машине. А теперь давай почистим зубки, а я помогу тебе одеться”, – мягко ответила София.