Несмотря на всю бессовестную изворотливость и цинизм адвокатов революции и ее идеологов, никогда не удастся им ни оправдать перед историей интеллигентского своего преступления, ни избавить виновников от беспощадного суда потомства – от заслуженного ими возмездия, о котором сказал гениальный поэт:
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть Грозный Судия: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела Он знает наперед
[13].
Величайшие в истории преступления 1917–1918 годов могли казаться загадкой революции только тем, кто в самоослеплении революционного безумия и вследствие политического невежества не видел и не хотел видеть и сознавать давно очевидных грехов русского народа и более всего – российской интеллигенции.
Вслед за давно переменившими вехи и ныне приносящими всенародное покаяние в революционных грехах своей молодости[14], виднейшими представителями интеллигенции с П.Б. Струве во главе наиболее откровенное разъяснение дали нам свидетели-очевидцы: член Государственной думы Н.Н. Львов и профессор И.А. Ильин.
Без всяких намеков на то, «чего не ведает никто», в немногих, но точных словах дает Н.Н. Львов отчетливое определение русской смуты[15]:
«Марксисты ломают себе голову – по Марксу или не по Марксу произошла русская революция.
Социалисты всех стран колеблются, думают и не могут – ни отвергнуть, ни признать единый фронт с красной Москвой: то шаг назад, то шаг вперед.
Поклонники декларации прав человека, не думав не гадав, признают в русской пугачевщине ни более ни менее как Великую французскую революцию и с прозорливостью указывают наступление термидора.
Евразийцы, восприняв Чингисхана за православного русского царя, в большевистском погроме прозрели проявление исконного русского духа и ждут чудес от ленинской мумии.
А дело в том, что произошедшее в России – не „скачок из царства необходимости в царство свободы“, по Марксу, ничуть не Великая французская революция, и никак не Чингисхан на русский лад, по-евразийски, а нечто совершенно другое.
Русская революция – это экспроприация в Фонарном переулке[16] во всероссийском масштабе.
Не политические партии, а преступное сообщество из революционного подполья воровски захватило власть над ста сорока миллионами русского народа. Этой преступной шайке так же нужны идеи, как взломщику лом, разбойнику топор, как нужен яд для отравы.
Ленин был отъявленным плутом прежде всего. Вся напряженная его воля была направлена на то, чтобы обмануть, одурачить и вдоволь наглумиться над обманутой жертвой.
Революционные приемы сводятся к одному: привить людям ненависть, разжечь в них злобу, стравить между собой и использовать все это в свою пользу. Обострение классовых противоречий, углубление революции заключалось ни в чем другом, как в натравливании солдатских масс на своих офицеров, крестьян на помещиков, бедноты на богачей, прислуги на господ. Разжигание ненависти, натравливание темных народных масс совершенно такое же, как при еврейских погромах и армянской резне, – вот сущность их идей, остальное – ложь»…
Не менее ясно и без «ученых экивоков» профессор И.А. Ильин установил и «первопричину всех причин»[17]:
«Россия рухнула прежде всего от государственного невежества, царившего и в простом народе, и в радикальной интеллигенции. От общего невежества, от необразованности и темноты. Но еще более от политического невежества; от политической бессмысленности в народе и от государственного невежества русской интеллигенции».
В народе царило и теоретическое, и политическое практическое невежество. Радикальная интеллигенция теоретически что-то «знала» и понимала, но в деле государственного опыта и строительства отличалась полным невежеством.
С развязной самоуверенностью дилетанта она протолкалась к государственной власти и ухватилась за нее… и потерпела жестокое трагическое крушение…
И вот весь ход русской революции определяется тем, что интеллигентный, но безвольный радикал, включая сюда партии эсеров и меньшевиков, был сброшен неинтеллигентным, но волевым революционером-большевиком.
Это была смесь из революционно-профессиональной «полуобразованности» и просто народной необразованности, из полууголовных революционеров и полуреволюционных уголовников.
Но зато это были люди трезвые, прозаические, реальные, люди жадные и чёрствые. Они достаточно уже насиделись в революционном, тюремном и социальном подполье, им надоели последние роли и социальные пайки. В их душах все было грубо, элементарно и пошло.
И когда октябрьский переворот был ими совершен, тогда в их ряды повалила вся та масса невежественного радикалья, которая накапливалась по щелям старой России и накапливала в своих душах завистливость „подполья“ (в смысле Достоевского): тупую злобу и гложущую ненависть плебея, духовно не справляющегося со своим низшим рангом…
Неустроившиеся семинаристы, недоучившиеся студенты, писаря, фельдшера, школьные учителя, фармацевты, приказчики, конторщики, почтальоны, „квалифицированные“ рабочие и всевозможный третий элемент (пресловутые земские статистики из политических ссыльных)… Из них-то и вербовался тогда основной кадр коммунистов – всех этих „кожаных“ комиссаров, револьверных комендантов и одержимых товарищей.
Волевое невежество свергло безвольную интеллигенцию, трезвый хам сверг мечтательного барина, революционный хапуга сбросил радикального теоретика.
А интеллигентный радикал, стоявший у власти, взявший власть и потому принявший на себя обязанность вести и спасать, призванный к тому, чтобы умереть на своем посту в борьбе за русскую государственность, признал в этом народную волю и преклонился перед волей сынов погибели».
Так, после отжитого Россией целого десятилетия разорения и смуты, отчетливо уясняют «смысл» революционного безумия участники и очевидцы событий 1917 года.
Но уже в 1918 году, в черные дни развертывающегося большевистского гнета, кристально честный и чистый патриот, крупнейший русский мыслитель эпохи безвременья В.В. Розанов дал поистине убийственную характеристику ныне кающейся и с запозданием прозревшей российской либеральствовавшей интеллигенции, которая так по-парламентски позорно-безответственно выявляла свою безгосударственность и революционность за десять лет существования Государственной думы.
Ранней весной 1918 года, в посаде Троице-Сергиевой лавры, В.В. Розанов записал свое откровенное слово о революционной общественности нашего «парламента». В остро выразительной по сжатости мысли и горчайшей тайной печали статье оставил он нам конспект целой исторической монографии о мертвых душах времен Государственной думы под заглавием:
РАССЫПАВШИЕСЯ ЧИЧИКОВЫ
«В 10 лет „Государственная“ дума промотала все, что князья Киевские, цари Московские и императоры Петербургские, а также сослуживцы их доблестные накапливали и скопили в тысячу лет.
Ах, так вот где закопаны были „Мертвые души“ Гоголя… А их все искали вовсе не там… Искали „вокруг“, а вокруг были Пушкин, Лермонтов, Жуковский, два Филарета, Московский и Киевский…
Зрелище Руси окончено. Пора надевать шубы и возвращаться домой[18].
Но когда публика оглянулась, то и вешалки оказались пусты; а когда вернулись „домой“, то дома оказались сожженными, а имущество разграбленным.
Россия пуста, Боже, Россия пуста!
Продали, продали, продали. Государственная дума продала народность, продала веру, продала земли, продала работу. Продала, как бы Россия была ее крепостною рабой. Она вообще продала все, что у нее торговали и купили. И что поразительно: она нисколько себя не считает виновной и „кающегося дворянина“ в ней нет. Она и до сих пор считает себя правой и вполне невинной.