Красная армия располагала тысячами современных танков и бронемашин; у финнов было всего 28 устаревших танков «Рено» и несколько «Виккерсов», из которых лишь 13 имели вооружение. Ситуация с авиацией была аналогичной: около 150 финских самолетов, включая устаревшие модели с открытыми кабинами, противостояли советскому воздушному флоту, который к началу Финской кампании располагал армадой в 800 самолетов и имел большой резерв для других регионов46.
Если первоначальный расклад уже был явно не в пользу финнов, то перспективы восполнения боевых потерь казались еще более обескураживающими. СССР, бешеными темпами ускорявший реализацию третьего пятилетнего плана, уже являлся промышленным гигантом, с множеством военных предприятий. Имея над финнами преимущество в рабочей силе более чем 40 к 1, его трудовые ресурсы и вооруженные силы могли при необходимости сокрушить своего крошечного соседа одной лишь численной массой.
Однако положение финнов не было совсем уж безнадежным: они обладали некоторыми неосязаемыми «активами», которые частично компенсировали их сугубо материальные изъяны. Главными из них были беспрецедентная степень социального единства и мужественная решимость во что бы то ни стало сохранить с таким трудом завоеванную независимость. 1 декабря, в тот самый день, когда Москва объявила о создании призрачного правительства Куусинена, в Хельсинки был сформирован национальный коалиционный кабинет. Принятие портфеля министра иностранных дел Вяйнё Таннером, активным лидером социал-демократов, который в 1919 году подвергался допросам со стороны правого правительства, символизировало о единении всех классов общества47.
«Народное правительство» Куусинена не только не разделило общественное мнение, но, как ничто другое, сплотило его. Финны всех политических убеждений теперь понимали, что речь идет не просто о какой-то территориальной уступке, а о фактическом выживании Финляндии как независимой нации. Даже подавляющее большинство коммунистов встало на защиту своей страны. Ветераны Красной гвардии 1918 года в большом количестве уходили добровольцами на фронт или для выполнения задач гражданской обороны. Типичной была реакция генерала Эхквиста, скрывавшего от последнего свои коммунистические пристрастия. А после вторжения советских войск он в сердцах воскликнул: «Для меня это уж слишком!» Даже Арво Туоминен, генеральный секретарь Финской коммунистической партии, находившийся в то время в Стокгольме, порвал со Сталиным и отказался возглавить запланированное для Финляндии марионеточное правительство48.
Среди коммунистов, конечно, осталось некоторое количество убежденных сталинистов, но их подрывная деятельность была малоэффективной. В 1939 году сорок человек были осуждены за государственную измену, а пятнадцать – за измену родине49. Еще какое-то количество перешло на сторону Красной армии во время войны.
Общий настрой был, пожалуй, скорее антирусским, нежели антикоммунистическим. Во многих семьях еще живы воспоминания о бессмысленных репрессиях, которым законопослушные граждане автономного Великого княжества подвергались со стороны правительства последнего царя России Николая II. Знатоки истории могли бы привести множество более ранних примеров русской агрессии. Маршал Маннергейм в своем первом приказе финским солдатам задел многих за живое, отметив, что «наш многовековой враг снова вторгся в нашу страну… Мы сражаемся за родину, веру и страну». Хотя такое высказывание вряд ли могло отражать его личные чувства (он был убежденным антикоммунистом, но с симпатией относился к Российскому государству, которому служил тридцать лет до революций 1917 года), оно выражало преобладающие настроения народа. Другие повторяли слова маршала более искренне; например, боевой приказ, продиктованный командиром батальона перед решающим боем под Толваярви 12 декабря, начинался словами: «Наш традиционный враг напал на нашу страну…»50
Финны также извлекли выгоду из того, что их противник телеграфировал о своем ударе. Последствия вызова из Москвы 5 октября стали очевидны еще до начала переговоров 12-го числа; за это время последняя из крошечных прибалтийских стран, Литва, поддалась советскому напору и подписала договор, аналогичный тому, который только что заключили Эстония и Латвия; в соответствии с ним Красной армии предоставлялись базы на территориях этих государств, предвещая – десятью месяцами позже – их полное подчинение и включение в состав СССР. Осознав свою опасность, финны немедленно начали подготовку, которая исключала возможность стратегической неожиданности; Красная армия могла надеяться на не более чем локальную тактическую неожиданность от подлого нападения.
6 октября началась переброска частей регулярной армии в жизненно важный район перешейка для выполнения функций войск прикрытия. На следующий день часть резервистов была мобилизована под дипломатичным предлогом «дополнительного обучения резервистов (YH)».
Дополнительные резервы были призваны 10 октября. К моменту советского наступления 30 ноября мобилизация и концентрация сил обороны были почти полностью завершены. Как отмечал маршал Маннергейм:
«В значительной степени наша оборонительная борьба началась в более благоприятных условиях, чем мы смели ожидать. Кошмаром Генерального штаба в течение последних двадцати лет была проблема, как наши слабые войска прикрытия смогут удержать ворота на Карельском перешейке, пока основные силы полевой армии не займут свои позиции.
Теперь ситуация была иной – можно почти с уверенностью сказать, что первый раунд мы выиграли. Прикрывающие войска, как и полевая армия, были своевременно и в лучшем порядке направлены на свои участки. В течение четырех – шести недель мы смогли завершить обучение и оснащение войск, ознакомить их с местностью, продолжить строительство полевых укреплений, установить мины и минные поля. Таким образом, однородность частей стала сильно отличаться от того, что обычно бывает в спешно отмобилизованных войсках, с ходу брошенных в бой. Эти обстоятельства были рассчитаны на то, чтобы породить спокойствие и уверенность перед предстоящими нам испытаниями»51.
Гражданское население также было подготовлено к предстоящим мрачным временам. 10 октября правительство обратилось с призывом к добровольной эвакуации из крупных городов и выделило для этого специальные поезда и автобусы. В Хельсинки к середине октября были закрыты университет, государственные школы и фондовая биржа. В городах были устроены бомбоубежища, чтобы защитить тех рабочих и служащих, которые не могли уехать в относительно безопасную сельскую местность. Был введен запрет на алкоголь – радикальная мера для финнов! Однако к концу ноября некоторые из этих мер предосторожности были отменены, поскольку люди привыкли жить в состоянии затяжного кризиса52.
Помимо регулярной армии и резервных частей, в период YH[2] финны мобилизовали свою уникальную организацию «Suojeluskunta» – «Гражданская гвардия», или шюцкор, и ее женскую вспомогательную составляющую.
Созданная по местной инициативе осенью 1917 года, «Гражданская гвардия» стала ядром Белой армии в войне 1918 года. Эта добровольная организация, призванная защищать Отечество и его «законный общественный строй», в мирное время проводила такие мероприятия, как стрелковые и лыжные соревнования, состязания по легкой атлетике, концерты и сбор средств на закупку оружия. В учебных программах ежегодно участвовало в среднем от 80 000 до 100 000 членов. Их командующий, генерал Мальмберг, подчинялся непосредственно президенту республики, а маршал Маннергейм был почетным командиром. Значительную часть гвардейцев представляли офицеры армейского резерва. После мобилизации шюцкор служил для пополнения полевой армии, а также для обучения новобранцев и выполнения обязанностей по гражданской обороне53.
Женское вспомогательное подразделение шюцкора было названо в честь Лотты Свярд, героини эпоса Йохана Людвига Рунеберга, национального поэта Финляндии. Эта легендарная патриотка отправилась вместе с мужем на Русско-шведскую войну 1808–1809 годов. Потеряв мужа в бою, осталась с войсками и помогала солдатам переносить тяготы боевых действий: перевязывала раны, возилась на кухне и всячески поддерживала боевой дух защитников отечества. Учитывая ограниченность трудовых ресурсов Финляндии, услуги 100 000 нынешних Лотт были поистине незаменимы. Они служили воздушными наблюдателями, медсестрами, операторами на коммутаторах, военными писарями, поварами, прачками и выполняли множество других задач, высвобождая мужчин для чисто воинской службы. Помогали и маленькие Лотты в возрасте от 8 до 17 лет, очень напоминавшие девочек-скаутов других стран: писали письма одиноким военнослужащим, собирали и отправляли подарочные посылки (часто просто адресованные «солдатам на фронте») и оказывали другие услуги. В ответных письмах солдаты-мужчины выражали признательность за этот неоценимый вклад в общее дело. Одним из принципов Лотт было наставление: «Не будьте показными ни в привычках, ни в одежде. Умеренность – бесценная добродетель»54. Их униформа, очевидно призванная обеспечить целомудрие, отражала эти пуританские добродетели: толстые черные чулки, очень длинные, свободные серые платья и широкие кепки. Напротив, скромная униформа Женского армейского корпуса армии США была явно провокационной…
