– О боже, Лилли! – пискнула я. – Напрочь вылетело из головы!

– Вот именно, – отозвалась она. – Напрочь. Но не убивайся. Вряд ли он ждал открытку или еще что. Ты как-никак в отъезде, да в придачу целая принцесса. Где уж тебе помнить про такие мелочи, как день рождения парня?

Ну уж это несправедливо! Мы с Майклом всего двадцать два дня вместе, и двадцать один из них я без продыху занята. Лилли может сколько угодно ерничать, но что-то я не видела, чтобы она спускала на воду военные корабли или воевала за установку парковочных терминалов. Людям невдомек, но вся эта принцессная дребедень на самом деле – тяжелая работа.

– Лилли, – сказала я. – Позови его к телефону, пожалуйста. Майкла.

– Ща, – отозвалась Лилли. И заорала: – Майкл! Тебя к телефону!

– Лилли! – в ужасе вскрикнула я. – Бабушку с дедушкой пожалей!

– Ой, ла-адно, – протянула она. – Может, они отучатся хлопать дверью каждый божий день в пять утра, когда выходят забрать «Таймс».

Ждать пришлось долго. Наконец послышались шаги, а потом голос Майкла:

– Спасибо.

Он взял трубку и сказал не без любопытства – ведь Лилли не предупредила его, кто звонит:

– Але?

Стоило услышать его голос – и я тут же забыла, что на дворе три часа ночи, я страдаю и жизнь моя никчемна. Наоборот, почувствовала себя так, будто на дворе два часа дня и я лежу на одном из пляжей, которые силюсь защитить от эрозии и загрязнения (все зло от туристов!), и теплое солнце ласкает кожу, и мне подают ледяную «Оранжину» на серебряном подносе. Вот такое действие произвел на меня голос Майкла.

– Майкл, – проговорила я. – Это я.

– Миа! – воскликнул он. Кажется, искренне обрадовался. Вряд ли это мое воображение шалит. Тон у него был самый доброжелательный, совсем не такой, словно он собирается бросить меня ради Кейт Босуорт. – Ты как?

– Я в порядке, – ответила я. И зачастила: – Послушай, Майкл, я сама не знаю, как умудрилась проворонить твой день рождения! Я распоследнее чмо! Меня тошнит от самой себя! Я самый отвратный человек, когда-либо топтавший Землю!

И тут Майкл сделал удивительную вещь. Он засмеялся. Засмеялся! Как будто это ерунда – ну забыла я про его день рождения, ну подумаешь!

– Да ничего страшного, – сказал он. – Я же знаю, у тебя куча дел. К тому же разница во времени, все такое. Слушай… дела-то как у тебя? Простила тебе бабушка платную парковку? Или все в покое никак не оставит?

Тут я просто растаяла. Прямо посреди огромной, шикарной королевской кровати, с трубкой, прижатой к уху. Мне не верилось, что он так со мной ласков, – после моего-то непростительного промаха! Словно не было никаких двадцати дней. Словно мы по-прежнему стоим у моего подъезда и сыплется снег, такой белый по контрасту с его темными волосами, и Ларс бесится в вестибюле, потому что мы никак не перестанем целоваться, а он уже замерз и хочет в тепло.

Какой бред я себе придумала – что Майкл может запасть на какую-то там флоридскую девицу с разноцветными глазами и доской для серфинга! Нет, конечно, я до сих пор не выяснила, любит ли он меня и все такое. Но как минимум неравнодушен – уж в этом-то я теперь уверена.

И в этот момент, в три часа ночи, когда я сидела одна-одинешенька в королевских покоях дженовийского дворца – этого было достаточно.

Я спросила, как он отметил день рождения, и он рассказал, что они ходили в «Ред Лобстер» и Лилли словила аллергическую реакцию на креветочный коктейль. Празднование пришлось спешно сворачивать и мчаться в больницу, потому что она вся раздулась, как Виолетта из «Вилли Вонки и шоколадной фабрики». Теперь ей всюду нужно носить с собой шприц с адреналином на случай, если она случайно проглотит еще какого-нибудь моллюска. А еще родители Майкла подарили ему ноутбук для учебы в колледже, а еще он подумывает организовать свою музыкальную группу, когда вернется в Нью-Йорк, потому что спонсоров для интернет-журнала «Головоломка» ему все равно пока найти не удается – а все из-за революционного разоблачения, что «Виндоус» дерьмо и лично он использует только «Линукс».

Похоже, немалое количество бывших подписчиков «Головоломки» испугались мести Билла Гейтса и его приспешников.

Мне доставляло такое удовольствие просто слушать голос Майкла, что я забыла про время, забыла, что надо бы поспать, пока он сам не сказал:

– Эй, погоди, у тебя там, наверно, часа четыре утра?

И действительно, было уже четыре. Но какая разница – мне хотелось болтать с ним еще и еще!

– Ага, – мечтательно отозвалась я.

– Тогда давай-ка лучше ложись, – сказал Майкл. – Если, конечно, не планируешь завтра полдня валяться в постели. Но ведь у тебя наверняка куча дел?

– Да так… – пробормотала я, все еще не выпадая из экстаза, в который меня повергает голос Майкла. – Всего-то церемония перерезания ленточки в больнице. И обед с Дженовийским историческим обществом. А потом тур по Дженовийскому зоопарку. Ну и ужин с министром культуры и его женой.

– О боже, – в голосе Майкла прозвучала тревога. – И так каждый день?

– Угу, – отозвалась я. Больше всего мне хотелось сейчас оказаться рядом с ним: посмотреть в его восхитительные карие глаза, услышать его восхитительный низкий голос – и наконец понять, любит он меня или нет, раз уж, по словам Тины, это единственный рабочий способ.

– Миа, – сказал он уже настойчивее. – Тебе надо поспать. У тебя впереди очень насыщенный день.

– Да-да, – радостно согласилась я.

– Я серьезно, Миа, – сказал он. Иногда он начинает общаться со мной в приказном тоне, как Чудовище в «Красавице и Чудовище» – больше всего на свете люблю этот фильм! Или как Патрик Суэйзи командует Бэби в «Грязных танцах». Прям мурашки по коже. – Вешай трубку и ложись спать.

– Ты первый вешай, – сказала я.

К сожалению, тут его командирский тон как-то пропал. И он заговорил голосом, который я слышала только раз – на крыльце нашего с мамой нью-йоркского дома в ночь Зимнего бала, когда и случился тот самый поцелуй.

И это, говоря по совести, взбудоражило меня еще больше, чем приказная манера общения.

– Нет, – сказал он. – Ты вешай первая.

– Нет, – пискнула я, вся дрожа от возбуждения. – Ты.

– Нет, ты, – ответил он.

– А ну-ка оба быстро вешайте! – сказала Лилли очень грубо с другого телефона. – Мне нужно позвонить Борису, пока его ночной «Бенадрил»[8] не начал действовать.

Мы торопливо попрощались и повесили трубки.

Но я почти уверена, что Майкл сказал бы: «Я тебя люблю», – если б в наш разговор не влезла Лилли.

Через десять дней увижу его снова. ПОСКОРЕЕ БЫ!!!!!!!

13:00–15:00

Обед с Дженовийским историческим обществом

Бабушка иногда такая вредина. Только представьте: ущипнула меня, потому что ей, видите ли, показалось, что за обедом я на несколько секунд задремала! Точно синяк будет. Хорошо, что у меня все равно нет времени ходить на пляж. А то пошла бы я, увидел бы кто-нибудь эту отметину – и точно позвонил бы в органы опеки или еще куда-нибудь.

И вовсе я не спала, между прочим. Просто дала глазам передохнуть.

Бабушка говорит, что я веду себя безответственно – не сплю полночи из-за «этого мальчика» и слушаю, как он нашептывает мне всякую нежную дребедень. Мол, вот принц Рене никогда не относился ни к одной из своих девиц так наплевательски.

Я твердо заявила в ответ, что Майкл как раз таки настаивал, чтобы я повесила трубку, потому что очень обо мне заботится, и что это я не соглашалась прервать разговор. И что никакой нежной дребедени мы друг другу не нашептывали, а вели очень содержательные дискуссии об искусстве, литературе и экспансии Билла Гейтса в индустрию программного обеспечения.

На что бабушка только фыркнула.

Ясное дело: завидует. Сама бы не отказалась иметь такого же умного и чуткого кавалера, как у меня. Ну хотеть не вредно. Бабушка слишком вредная и к тому же с бровями творит бог знает что. Мальчикам нравятся девочки с настоящими бровями, а не нарисованными.