- Аккуратно только, бульон на себя на вылей. – улыбаясь предупреждаю Арса об опасности, и вовремя, из дырки в тесте на пластиковую тарелку хлещет ароматная, с янтарными каплями жидкость.

- Чёрт, самое вкусное мимо, - смеется Арсений, который чудом спас свой пиджак от жирного пятна.

- Можешь из тарелки выпить. Раньше, папа рассказывал, они сливали бульон в стакан, чтобы потом запить.

- Да, это разумный подход. Чёрт, сто лет не ел чебуреки.

- И я. Вкусно.

Вспоминаю, что на самом деле в этой забегаловке последний раз была очень давно, Никита, кажется, в первый класс ходил. А вообще чебуреки покупные ела, наверное, в Крыму, тоже несколько лет назад. И у папы. Папа делает сам, очень вкусно, лучше, чем в любом ресторане.

- Хотел бы попробовать чебуреки твоего папы.

- Папа вообще обалденно готовит, поэтому мне не всегда нравится еда в ресторанах – я привыкла вкусно есть дома.

- Обожаю, когда дома кто-то готовит.

- А у тебя не готовят? – задаю вопрос и тут же осекаюсь. Я не имела в виду его жену, нет, чёрт, я просто…

- Мама готовила раньше, сейчас у них помощница, но иногда мама сама встаёт в плите, просто ей уже тяжело.

Про жену молчит. Молчу и я.

- А у меня и папа и мама готовят. И я сама тоже. – естественно, кто еще? – Правда, сейчас иногда заказываем доставку, и полуфабрикатов стала больше покупать.

Не то, чтобы от хорошей жизни. Королькевич после последней своей выходки не перевёл деньги на детей. Не то, чтобы я нуждалась, у меня есть свои на счету, просто если сейчас ехать с детьми в Питер, потом готовить их к школе… Не хочу о деньгах. Потом.

Чебуреки съедены.

Мы оба молчим.

Что дальше?

- Милана…

- Ты давно в Москве?

- Три дня.

Сердце сжимается. А ко мне пришёл только сегодня. Дура я, дура! Не о том думаю. Он вообще не должен был…

- Я просто не смог… Уехать не увидев тебя.

- А как ты меня нашёл?

Усмехается.

- Нашёл. Связи везде, в том числе и на телевидении.

- Ясно.

- Пойдём?

- Куда? – голос сел, в горле ком. Куда мы можем пойти в этом городе? Куда? Куда мы вообще можем пойти вместе?

Нам нельзя вместе. Мы не друг для друга.

- Хотя бы на улицу для начала. – Арс обводит глазами заведение. Да, мы с ним тут немного белые вороны сейчас. Хотя я прекрасно знаю, что сюда ходят весьма обеспеченные, даже богатые люди. Просто поностальгировать. Вспомнить молодость, бесшабашную, дикую, безбашенную.

Молодость.

Боже, что я творю? Мне тридцать семь и у меня двое детей. И развод.

Боже… Дай же мне сил.

Мы идём к Бульварному, держимся за руки. Молчим.

Я не знаю о чём говорить. Просто не знаю. Видимо и он.

Но, как ни странно, молчание сейчас не напрягает. Наоборот. Оно как спасение. Наш щит. Наша броня.

Сворачиваем на Бульварное кольцо, идём вниз, направо, к Цветному.

Неожиданно я сжимаю руку Арса, потому что метрах в пятидесяти от нас из ресторана выходят Олег и Жанна. Бывший и балерина.

Арс тормозит, я врезаюсь в его спину, он поворачивается, прикрывает, обнимая.

- Мила.

Да, что ж такое? На край света с ним.

Машина тормозит, я не успеваю понять, как оказываюсь внутри. Вместе с Арсением. Это не такси. Его машина? Служебная? Или просто нанятая?

Какая разница. Между водительским креслом и нами поднимается перегородка. Меня затаскивают на колени, прижимают к сильному телу.

- Мила…

- Арс, не надо.

- Не сопротивляйся, пожалуйста. Я всё равно тебя возьму сегодня.

Ничего себе заявления! Он в этом так уверен?

- Я просто не смогу отпустить, Мила…

Как одна его рука оказывается под платьем, под резинкой тонюсенького чулка, я не знаю, как пальцы другой обхватывают сосок – не знаю. Как губы жадно поглощают мои – не знаю.

Ничего не знаю, просто упиваюсь своей беспомощностью и его напором, мощью, силой, мужественностью.

Хочу его. Просто хочу.

Без угрызений совести.

Пусть сегодня мне будет плевать.

Сегодня мы в моём городе, сегодня я королева.

- В отель поедешь со мной?

- Поеду. – стону ему в губы. Поеду на край света, глупый, сам не понимаешь?

Понимает он всё, наверняка, ему нравится эта игра.

Только вот я не играю.

Почему-то я нифига не играю.

- Мила… - моё лицо в его ладонях, глаза так близко, в них плещется тепло, море, солнце, нежность, страсть, всего понемногу, - Всё серьёзно, девочка, ты понимаешь, что всё это серьёзно?

Понимаю ли я?

Или мне уже всё равно?

Мне не двадцать лет, мне даже не тридцать.

Я всё очень хорошо понимаю. Я поступаю гадко. Очень гадко. Что бы там ни было у него с женой. Как бы там ни было.

У меня свой персональный котёл в аду. За всё.

Но я готова к нему сейчас. Может потом, завтра, через месяц, через год, через десять я пожалею. Но не сегодня.

Как мне мокро и горячо. Его пальцы там. Давят и гладят. И губы жадные до боли, и горячечный шепот, вырывающиеся из губ тихие, злые слова. Он матерится, и от этого я теку еще сильнее.

«Блядь, блядь, как же с тобой охуенно, сладко, горячо так, где же ты раньше была, девочка Милана?»

Ни хрена я не девочка. Была.

Замужем я была раньше.

В Москве жила.

Была добропорядочной московской девочкой. Женой. Матерью. Верной. Строящей домашний очаг. Видимо, плохо.

Да, плохо. От хороших ведь не сбегают к балеринам?

Или от любых всё-таки сбегают?