– Нет, – честно сказал я.
– Порядка семи километров. Площадь – примерно как Австралия. Или там Бразилия. Ну что там найдешь?..
Официальной информации по инциденту с советской лодкой практически не было. Сначала: «прервалась связь, ведутся поисковые работы». Потом: «связь восстановить не удается»… Потом, конечно, было собрание родных членов экипажа, пришло командование флота. Поговорило по-человечески, без казенных фраз. Но и тут ничего не было сказано, кроме: да, скорее всего наши ребята уже не вернутся. Ничего не поделаешь. Они выбрали такую профессию, для настоящих мужчин. Где ходишь рядом со смертью. Вы это знаете. Нам всем придется пережить разлуку… О причинах катастрофы, даже предположительно, ничего сказано не было.
– А эти слухи? – спросил я. – Про сумерки и тени?
– Ну а что слухи? Их, как говорится, к делу не пришьешь. Официальные лица от всего этого открестились категорически. Ничего не знаем, а вам советуем бабьим сплетням не доверять…
– Так и сказали про бабьи сплетни?
– Нет. Дословно не было. Но по сути недалеко. Сказали, что по закону пока не имеют права признать экипаж умершим, а следовательно, пенсии нам, членам семей, пока не будет. Но по-товарищески помогут.
– Помогли?
– Да! Это да. За что спасибо, без вопросов. Не обманули, не бросили, не забыли. Так и помогали, пока юридически не утряслось.
– Были объявлены умершими?
Лариса кивнула, и некоторое время мы шагали молча. Потом она каким-то усталым голосом произнесла:
– Больше восьми лет прошло… Вернулась сюда. О музыке уже думать было поздно. Но я еще там начала работать в кадровой службе ВМФ, вольнонаемным сотрудником. Самоучкой получила запись в трудовой книжке, а это уже профессия. Так и тружусь. Мама умерла, детей у нас не было. Когда приехали туда, на север, я по дурости… ну, в общем, решила избавиться от ребенка. Ну и… не самая лучшая больница и медперсонал…
– Понимаю, – поспешил сказать я, понимая больше.
Мне в самом деле как-то стало ее жалко. Весь этот выпендреж… или даже нет, не то слово. Стремление выглядеть ярко, победно, почти владычицей морской – это все защитная реакция. От одиночества, утрат и сопутствующего шлейфа.
Я бросил мгновенный взгляд – так, чтобы она не заметила. У нее было странное лицо: будто она увидела нечто неожиданное.
И я подумал, что отчасти это верно. Должно быть, она не очень ожидала, что разговор развернется в ту сторону, в какую развернулся. И этот разговор перевел нас двоих через некую грань, после которой мы уже не два нечаянных собеседника. И даже не просто те, кто встретился с определенной целью. То есть, вот просто так улыбнуться, распрощаться и разойтись у нас уже не выйдет. Даже если мы оба захотим. Попали в перепутье судеб.
Эта мысль так глубоко вошла в меня, что я на какое-то время перестал слушать спутницу. Вроде бы она что-то говорила, но слова не доходили до моего сознания. И она это заметила. И вновь перешла на «вы»:
– Вы… не слушаете меня?
Я спохватился.
– Да нет, слушаю, конечно. Просто задумался. Знаете, каждая человеческая судьба это сюжет для романа, не находите?
Конечно, я постарался, чтобы эта фраза прозвучала как комплимент, но Лариса Юрьевна то ли другого ожидала от меня, то ли в моих словах ей почудилось нечто неведомое мне… Кто знает! Ведь что у бабы в башке – она и сама разобрать не может.
Лариса Юрьевна заметно замкнулась. Так же, как до этого заметно распахнула душу. Я немного ругнул себя: мне хотелось как-то так по-умному подвести разговор к Беззубцеву, выпытать по максимуму. Ведь ясно, что у них что-то в отношениях не так, иначе бы она просто не стала вызывать меня на столь откровенный разговор… А впрочем, рассудил я, слишком торопиться тут не стоит. Успею.
После этого наша беседа явно остыла, став полуформальной. Побродили прогулочным шагом, поговорили о том, о сем…
– Ну, в общем, вот так, Василий. Извините, но хотелось поделиться. Так сказать, встреча ветеранов с молодежью…
– Не наговаривайте на себя, Лариса Юрьевна. Вы молодая и очень статная женщина.
Я произнес это с шаблонной вежливостью в голосе, но видно было, насколько ей приятно. Она помолчала… видимо, размышляя, как строить диалог дальше. Решила поставить ситуацию на паузу:
– Ладно, Василий. Спасибо вам. На самом деле, вот так пообщаешься с вашим поколением, и как на свежем воздухе побывала.
– Надо чаще встречаться, – ляпнул я автоматом, без всяких сложных мыслей.
Она странновато усмехнулась. И секунд через пять сказала:
– Я тоже так считаю. Но надо все обдумать.
Мыслитель. Что ей обдумывать?.. Но пусть. Ее дело.
На этом мы учтиво распрощались. Куда она удалилась, я не знаю, а я по пути в общагу прикидывал, анализировал. И по всему выходило, что этот ход со стороны Ларисы был своего рода разведкой. Ей хотелось прощупать, кто я таков, чем дышу, чем живу. Есть у нее к этому интерес. Только не ясный мне до конца.
И уже на самом подходе не то, чтобы меня осенило, а как-то незаметно взяла и проявилась мысль: а вдруг это Беззубцев через нее пытается разузнать обо мне?.. Она не сама по себе, а лишь инструмент в его руках. Пуркуа па?..
Этот французский вопрос я задал себе уже на крыльце. Только шагнул на него, как дверь открылась, прямо на меня вывалился Саша.
– О! – вскричал он радостно. – Тропа мимо не проведет… Свободен?
– Сейчас или вообще?
– В ближайшую ночь! Не пойми превратно, – он рассмеялся.
– Я тебя понял правильно, – улыбнулся и я. – Разгрузка? В «Ракитовом лесу»?
– Точно! Правда, придется попотеть. Аж два вагона. Зато обещают по тридцадке на брата. За это стоит попахать.
– Так-то оно так… Это что же, опять все те же самые теневики?
– Да ну! Нет, конечно. Это Горпродторг, продукты питания. Говорят, консервы, бакалея разная, кондитерка… Короче говоря, ты в деле?
– Вопросов нет!
– Тогда как всегда. К одиннадцати будь готов.
Я шутливо козырнул и пошел отдыхать и готовиться к ночной вахте.
Витьки в комнате почему-то не было. Я решил, что он двинул к своему резиденту-оптовику; думаю, был недалек от истины, поскольку заявился Витек примерно через час, такой важный и загадочный, как будто стал обладателем совершенно секретной информации, доступной кругу избранных лиц. Я его пытать не стал, хотя видел, что сосед мой раздираем этой самой секретностью и лютым желанием похвастать чем-то очень интересным. Чувство долга взяло вверх, Витек на сей счет замкнул уста и героически говорил о пустяках.
За ужином я предупредил его, что ночью иду на разгрузку.
– Давай, – вяло согласился он, тыча вилкой в пучок макарон. – А я, пожалуй, отправлюсь в объятия… кто там у нас, Морфей, да?
– Это у греков, а не у нас, – я усмехнулся. – Но в принципе ты прав. Я и сам с ним подружусь на часок, – сказал я. – Надо бы сил набраться.
– Резонно. Я дверь запирать не буду, ты когда со станции придешь, то закроешь.
И он тут же вырубился, обладая счастливой способностью засыпать в мгновенье ока. А я вновь задумался над сегодняшней встречей с Ларисой. Правда, из этой задумчивости так ничего и не выдумалось, кроме уже известного тезиса: данное знакомство мне еще аукнется в будущем. Но подробности этого грядущего пока скрывались в тумане…
С разгрузкой на сей раз все сложилось как по маслу. Не знаю, как растерли между собой тему пищевики и железнодорожники, да только нам досталось по тридцать рублей целиком. Хотя пришлось непросто. Коробки, мешки с тушенкой, сгущенкой, гречкой, рисом, макаронами, пряниками… все это мы таскали, таскали и таскали, под конец работы ныла спина, мелко дрожали ноги, и тупо одна мысль накрыла: ну, еще немного, еще вот-вот, и все кончится… Но как обычно в таких случаях бывает, «вот-вот» никак не наступало, а когда все же наступило, то эмоций осталось лишь на мечту о мягкой панцирной сетке. Скорее бы добраться!..
Но вот и это исполнилось в пять утра. Августовские рассветы уже не ранние, в пять часов еще тьма тьмой, хотя какое-то предчувствие утра неясно брезжило в ночном холодке… Возвращались мы в отличном настроении, приподнятом пятерками, червонцами и четвертаками в карманах – уж кому какие купюры достались.
