– Подождите меня, – деревянным голосом сказал он, пошел к конюшне и быстро вернулся, держа в руках вилы. Брент посмотрел на него, ничего не сказал, заковылял вперед и все пошли за ним к реке.
Со вчерашнего дня река не изменилась – вода была такой же мутной и быстрой, также сердито выбрасывала на берег пенные волны. Брент попросил Инару показать, где они вчера сидели, и девочка в сопровождении матери повела народ к тому месту, откуда им было удобно высматривать уток.
– Осмотрите здесь все еще раз внимательно, не спешите, – распорядился староста, и люди разбрелись по берегу, ища в траве и на прибрежном песке хоть какие-нибудь следы. Огда вместе с Инарой тоже пошли на поиски следов Седны, они старательно рассматривали примятую траву, следы волн на песке, мелкие камешки и в изобилии валявшиеся здесь полосатые желто-коричневые створки ракушек, мертвые водоросли. Им не удалось найти ничего, что говорило бы о судьбе пропавшей девушки, и Огда уже повернулась, чтобы идти назад, когда Инара заметила, как рядом с берегом в покрытом водой песке что-то блестит. Вырвав у матери руку, девочка забежала в холодную воду, быстро схватила горсть песка вместе привлекшим ее внимание блестящим предметом и выскочила на берег. Огда не успела даже вскрикнуть, как дочь снова оказалась рядом с ней и разжала ладонь. В руке Инары вперемешку с песком были разорванные бисерные бусы Седны.
– Мама, это ее бусы, я точно знаю, – Инара полными слез глазами смотрела на Огду, девочка только сейчас осознала, что Седны уже нет в живых. Огда обняла своего ребенка, и они пошли к смотревшему в их сторону старосте. Инара отдала свою находку Бренту, и тот долго молчал, глядя то на реку, то остатки украшения пропавшей девушки. Все сомнения отпали – Седну забрала река, и была ли эта жертва последней – неизвестно.
Брент отдал остатки бус отцу Седны и тот словно окаменел, стоял неподвижно, сжимая в одной руке нить с остатками бисера, а другой бесполезные вилы. Эти бусы он сам купил старшей дочери, когда ездил прошлой осенью торговать в город.
– Теперь надо ждать, когда она всплывет или искать вниз по течению, – Брент старался не смотреть на отца Седны, глядел поверх голов людей на опасную речку, – теперь только ждать, – добавил он и неловко хлопнул отца Седны по плечу. Тот не шевельнулся, тогда двое мужчин осторожно взяли его под руки, и повели к дому. Инара с матерью пропустили его и старосту вперед и собрались, было, пойти следом, когда Инара оглянулась на реку еще раз. Сначала она подумала, что ей просто показалось, но нет – в реке действительно что-то было. Мать тянула дочь за руку, но Инара упиралась, внимательно глядя на мутную Вихру. Девочка заметила, что очень близко к поверхности воды, почти выступая из нее, лежала длинная белая фигура, издалека было не понятно – мужская или женская. Именно лежала, а не плыла по течению, она сама каким-то непонятным образом незаметно для глаза двигалась против довольно сильного потока, не давая реке сносить себя. Белые волосы, доходившие почти до колен, сливались с длинной белой же одеждой и шевелились в такт течению Вихры. Присмотревшись, Инара разглядела, что лицо у фигуры женское, красивое, глаза закрыты, рот неподвижен. Но в следующее мгновение эти глаза внезапно резко открылись и посмотрели из-под воды, рот скривился в безобразной, но радостной, даже удовлетворенной не улыбке – оскале, ибо улыбаться мог только человек, а нечто в воде не было человеком. Инара вздрогнула, но страх ее сразу улетучился, существо в воде заметило, что Инара его видит, и мгновенно ушло на глубину. Оно не нырнуло, не сделало ни одного движения, а именно ушло, скрылось, как скрывается под водой брошенный в нее камень. Огда снова потянула Инару за руку и девочка, оторвав, наконец, взгляд от воды, пошла рядом с матерью.
Обратно в село шли молча, разговаривать никому не хотелось, все мысли людей были только об утонувшей девушке и об опасности, которая таилась теперь в реке. И самым ужасным в этом было даже не то, что никто не мог даже предположить, когда река снова захочет забрать себе кого-либо из живых, неважно – человека или животное, оказавшихся поблизости от воды. Хуже всего было то, что бороться с притаившимся в реке чудовищем невозможно, у людей нет для этого сил и средств. Теперь все село будет жить под угрозой того, что несчастье может произойти с любым: мужчиной, женщиной, ребенком, коровой, овцой или лошадью. Хорошо, если речной дух удовольствуется одной жертвой, а если он войдет во вкус? Где теперь стирать белье, поить скотину? Приближается жаркое лето, наверняка дети буду бегать на речку купаться – их же ничем не удержишь, разве только на привязь посадить.
Инара плелась следом за матерью, смотрела себе под ноги, чтобы никто не видел ее слез. Она не в первый раз видела смерть, помнит, как умерла старая Мерья, до беспамятства любившая девочку. Инара сидела около постели старухи почти до самого последнего ее часа, и лишь когда старуха начала задыхаться, Огда увела девочку, а сама осталась около умирающей. Умирали соседи – старики и старухи, прожившие долгую жизнь, оставившие после себя множество детей, внуков, крепкие дома и ухоженные поля. Это не было чем-то неестественным, пугающим или неправильным, это был закон жизни. Происходили и несчастные случаи – кого-то укусила ядовитая змея, кто-то замерз в поле, потеряв дорогу в зимнюю пургу, или был в лесу насмерть придавлен упавшим деревом. Такие случаи можно было понять и объяснить, но то, что случилось с Седной, было совершенно непонятно и необъяснимо. Даже если девушка сошла с ума и решила утопиться, она бы не стала рвать на себе бусы, ее явно силой тащили в воду, а, значит, утопили. И утопил тот, кого Инара видела сегодня в реке.
Процессия уже почти подошла к дому Седны, и тут Инара увидела ее мать – не вынесшая муки неизвестности Реба бежала по улице им навстречу. Увидев скорбные лица людей, убитого горем мужа, которого вели под руки два соседа, женщина сразу все поняла и молча, как подрубленное деревце, упала в пыльную дорожную колею.
– Ее больше нет, Реба, река забрала нашу дочь. – Сказал отец Седны бесцветным, тихим страшным голосом, освободился от поддерживающих его людей и на негнущихся ногах прошел мимо сидящей в пыли жены к дому. Бусы Седны он так и держал в руках. Женщине помогли встать, взяли под руки, повели в дом.
– Нечего вам тут, идите, – Брент как будто недовольно махнул рукой на Огду с девочкой, – побыстрее давайте, что встали. Староста гнал их подальше от ворот полного горя дома, откуда уже несся дружный рев рыдающих младших брата и сестры Седны и почти сразу к нему прибавился то ли плач, то ли вой ее матери. Огда почти побежала прочь, таща за собой Инару. Девочка не успевала за матерью, несколько раз спотыкалась и даже два раза упала, больно ударившись, но всегда терпеливая, заботливая и мягкая Огда не давала ей ни мгновения, чтобы прийти в себя – грубо, рывками тянула за собой, грозя вывихнуть Инаре руку. Огда стремилась как можно быстрее и как можно дальше убраться от дома Седны, чтобы не слышать этих ужасных, полных боли и страданий воплей. Огде все казалось, что они бегут слишком медленно, как во сне, когда ты очень спешишь, а ноги делаются тяжелыми, непослушными, и двигаться очень трудно.
Наконец, когда они добрались до дома, Огда буквально втолкнула Инару в комнату, закрыла дверь. Младшие девочки и брат сидели на лавке и молча, со страхом и нетерпением ждали – им было категорически запрещено выходить со двора. Теперь, когда все ее дети были вместе и в безопасности, у Огды немножко отлегло от сердца, но расслабляться было рано. Велев Инаре сесть на лавку, Огда встала перед притихшими детьми и медленно, но громко и с расстановкой заговорила:
– С сегодняшнего дня я и отец запрещаем вам ходить на реку. Чтобы ни случилось, вы не должны подходить близко к реке, а тем более заходить в воду, купаться. Я очень хочу, чтобы вы меня послушались и сделали так, как я вам скажу. Вчера в реке утонула Седна, – младшие дети вытаращили на мать глазенки, а потом дружно посмотрели на глядящую в пол Инару. – Я и отец не хотим, чтобы.... Тут у Огды кончились слова, она перестала сдерживаться и тоже, наконец, заплакала. Дети дружно подбежали к ней, обняли, стали успокаивать.
