Имя мое – Надежда. И ношу я его не случайно.

К моей бабушке часто приходят люди. Они думают, бабка умеет общаться с мертвыми. Что ж, пусть думают. Я у себя за перегородкой все слышу, когда готовлю уроки.

Сегодня у нас трое гостей, все по записи. Я вижу с балкона, как они подходят с трех сторон к подъезду.

Юлия Дмитриевна Юрьева – женщина в черном лет пятидесяти, выглядит старше – приехала на метро, плетется по тротуару, раскачиваясь и косолапя от безразличия к себе. Грузная, в бесформенном длинном закрытом платье она больше всего похожа на черный мешок с трупом. Примерно так оно и есть, Юлия Дмитриевна носит в сердце труп.

Две линии в ее облике бросаются в глаза – черный вертикальный штрих на лбу – морщина, которая никогда не расправляется – и белая линия пробора: Юлия Дмитриевна поседела год назад и недавно перестала красить волосы. В ней так много боли, так много! – как гноя в созревшем фурункуле. Нажми, нет, прикоснись – и брызнет.

Справа по пешеходной тропинке решительно шагает Алексей. Ему немного за тридцать, он высоко держит гордую голову на длинной жилистой шее, близко посажены глаза, как у тела с Туринской плащаницы. Им завладела безумная идея, она мучит его, как моча при цистите, и никак ему не облегчиться. Этой идеей он занавесил свое горе и развеселил себя. Он на грани самоубийства, и ему весело.

Слева прямо по газону, глядя в навигатор, петляет Андрей в шортах. Оставил машину во дворах. Ему не больно и не страшно, ему, видите ли, интересно, задумал авантюру. В его сорок два как можно в такую чушь верить? А он верит! И, главное, задуманное им действительно возможно. Но веру его в невероятное жизнь отгрызет как заусенец.

Я ухожу с балкона и иду готовить посуду для гостей. Бабушка почему-то против, боится, что ли, что побью.

«Ой, не надо, опять поколотишь, сил моих нет!» – стонет бабушка. Но я ведь уже большая.

Юлия Дмитриевна подковыляла к подъезду в спальном районе и сверила адрес с мятой бумажкой. У подъезда росли мальвы, – обратила на них внимание: одобрила ухоженность, – аккуратно подвязаны, и заметила, что их цветки похожи на раструбы громкоговорителей или граммофонов. Устало посмотрела на свои пыльные туфли. Их давно было пора убрать, и достать босоножки. Но, разувшись дома, она забывала о существовании обуви и вновь вспоминала, только когда наступала пора выходить, а искать уже не было ни времени, ни моральных сил. Юлия Дмитриевна тяжело вздохнула, ощутила кислый запах своего нестираного платья и увидела на козырьке подъезда рыжую кошку, а на балконе третьего этажа милую светловолосую девочку, очень похожую на Настю в детстве. На рукав девочки вспрыгнул голубь-сизарь и девочка погладила его по перьям.

Юлия Дмитриевна решила, что девочка с птицей – это хороший знак и позвонила в домофон. Тут же что-то капнуло ей на голову. Женщина гадливо провела рукой по волосам в уверенности, что это помет. Но ладонь окрасилась красным. Юлия Дмитриевна растерянно оглянулась и увидела на асфальте у подъезда голубя без головы.

«Дрянная кошка! – подумала женщина. Надеюсь, это не тот ручной, что был у девочки».

Она так и вошла в подъезд с протянутой рукой в красных разводах.

За ней в открытую дверь влетел парень, но в лифте Юлия Дмитриевна поднималась одна: парень зачертыхался и принялся старательно вытирать ноги о коврик. Алексей ступил в кровь, но увидев красное пятно на седом проборе старой женщины в трауре решил, что легко отделался.

Он уже ждал лифт, когда домофон снова заработал: вошел Андрей с рыжей кошкой на руках.

В подъезде кошка вырвалась и метнулась сквозь решетку в подвал, а Андрей и Алексей поднимались в лифте и смотрели, как набухает солидная царапина на руке Андрея.

Дверь Юлии Дмитриевне открыла девочка лет восьми, похожая на Настю и на Алису Теплякову: умное, но изможденное существо, прозрачное и сутулое, как петров крест или подъельник.

Девочка поймала гостью за грязную руку и потянула в сторону ванной.

«Спасибо, деточка! У меня рука очень грязная, ты тоже помой ручку прямо сейчас!» – забеспокоилась женщина, пытаясь протащить ладонь девочки под кран, но снова раздался звонок в дверь, и девочка вырвалась, чтобы открыть.

«Помой-помой!» – очистила совесть Юлия Дмитриевна, берясь за мыло.

В ванной комнате было чисто настолько, насколько может быть чисто, если никогда не делать ремонт.

«Бедное дитя, сирота, наверное, – подумала женщина. – Может, удочерить ее?»

Андрей и Алексей увидели ребенка лет восьми, облизывающего пальцы. Андрея это навело на мысль, что саднящую царапину тоже можно лизнуть, все-таки собственная слюна дезинфицирует.

– Вкусно? – Алексей решил с помощью шутки найти общий язык с ребенком.

Ребенок кивнул и повел куда-то в темноту старуху, вышедшую из санузла.

В единственной комнате, перегороженной шкафом, с занавешенными окнами сидела ведьма, к которой Юлия Дмитриевна и пришла.

Сидела она очень буднично, на диване, за которым висел ковер. Ковер лежал и на полу, а в старой полированной «стенке» напротив дивана стоял старый телевизор с кинескопом.

«Только что не черно-белый», – подумала женщина.

– Ого, его ворсейшество! – оценил какой-то из ковров Андрей.

Алексей пропустил в комнату ребенка с подносом, спросил:

– Тебе помочь?

– Вы нам уже помогаете! – мудро ответил тоненький голосок и мужчины заметили, что ребенок – девочка. – Пейте чай, слушайте бабушку, чаевые оставляйте на подносе.

Девочка тенью скользнула за перегораживающий комнату шкаф.

Трое людей расселись вокруг журнального столика на расшатанных табуретках.

Чай оказался каркаде, дешевый, на редкость противный. Ребенок соль в него насыпал, что ли, вместо сахара. Но всем было все равно.

Юлии Дмитриевне не хотелось ни пить, ни есть, ей вообще глотание давалось с трудом. Она сразу положила под край блюдца пять тысяч.

Мужчины это с интересом заметили, но класть пока ничего не стали.

Алексей решил из вежливости выпить гадость. Андрей с чашкой в руках симулировал телефонный звонок и вылил пойло в раковину в ванной. На дне чашки оказалось птичье перо. «Голубиное, в окно залетело, на кухне балкон открыт», – догадался Андрей, радуясь своей проницательности.

Условия встречи были таковы: ведьма сидит-сидит на диване, а потом вдруг что-то говорит, и тот, кому она это сказала, точно понимает, что – ему. Ведьма все знает.

Эту ведьму из Марьино люди часто рекомендовали друг другу, рассказывали, советы ее помогают. Вот только никто не признавался, что именно ему сказала ведьма. Самый внятный ответ был: «Звучит, как безумие».

Сначала гости видели ведьму не очень хорошо: она отвернулась от них, и разглядеть можно было вялое ухо женщины лет восьмидесяти, цветастый халат, баранки скатанных до щиколоток чулок на красно-синих слоновьих ногах, красные бархатные тапки.

«Похожа чем-то на Матрону Московскую», – подумала Юлия Дмитриевна.

Ведьма немного развернулась и уставилась в экран выключенного телевизора.

«Она в отражении нас видит», – подумал Андрей и поднес к губам пустую чашку.

Гости смотрели на профиль хозяйки: что-то в нем было странное.

Алексей, единственный выпивший пойло, громко икнул и тихо извинился.

Ведьма повернула лицо на звук, и причина странности стала очевидной: неумелая детская рука нанесла на лицо старухи яркий кукольный макияж. Губы свисали увядшей свеклой. Кривые румянцы, обсыпавшиеся дешевые тушь и синие тени. Еще и волосы надо лбом были собраны двумя яркими заколками с бабочками.

Но в целом было неясно: измывалась девчонка или хотела, как лучше. Удивляло, что бабушка это позволила. Но, возможно, она невменяемая, и то, что говорит, действительно – безумие? Примерно так и подумали все трое, но поздоровались еще раз, раз уж хозяйка посмотрела на них.