– Оставь письма, большинство из них – пустые заискивания чиновников, которые желали должным образом выразить мне свое уважение. Ты упомянул молодого господина Мэна, который бесстрашно ринулся в бой в ущелье Шуйлун. Вы оба бились плечом к плечу, защищали и поддерживали друг друга. Считал ли ты его убийцей, когда он спасал себя и жизнь товарищей от разбойников?

У Чан отрицательно покачал головой.

– Тогда что тебя беспокоит?

– Вы, учитель.

– Я? – Ответ привел Го Бохая в замешательство. – Чем же?

– Вы ведь не одобряете насилия, а я – ваш ученик. – Хмурый наследник в упор посмотрел на наставника снизу вверх, будто не замечая его странной реакции. – Последнее, чего может хотеть этот ученик, – огорчить учителя.

Мягкий смех Го Бохая, последовавший за этим пылким монологом, развеял остатки напряжения. Из-за рухнувшей кипы писем пыльца поднялась в воздух и теперь витала вокруг улыбающегося наставника.

– Ты еще очень юн и наивен, дитя. В будущем ты примкнешь к рядам вознесенных. Покровительство – нелегкое дело. Ты будешь непрерывно разбираться с людскими проблемами, искать правильные решения, попутно сталкиваясь с трудностями Небесных устоев, и по итогу сам не заметишь, как превратишься в центр весов. Время от времени, как бы ты ни желал обратного, та или иная чаша будет перевешивать… Не всегда удается удержать идеальный баланс. Однако стоит оставаться честным с самим собой вне зависимости от того, что о тебе могут подумать.

Пока Го Бохай говорил, в его руках томился идеально сложенный в четыре раза и украшенный рисунком желтой хризантемы лист, тот самый, ставший причиной рассыпанной по полу кипы. Письмо хранило в себе сердечные благодарности из столицы Лунъюань главенствующим господам клана У за то, что в трудную минуту наследник Севера находился с ними, и за то, что его бесценная помощь спасла жизни многих. В послании Восток восхвалял храбрость будущего бога У Тяньбао перед лицом опасности и обещал неустанно поддерживать молодого господина при любой возможности.

Свеча, которую зажег сам Го Бохай, каждый раз потрескивала, когда пыльца попадала в ее огонек. Но тени учителя и ученика ни разу не дрогнули.

– Я очень рад, что твоя жизнь в безопасности. Того и гляди когда-нибудь и мне понадобится помощь северного бога У Тяньбао!

Шутливая интонация учителя разгладила морщинки меж густых бровей У Чана. Ученик позволил себе даже расслабленно улыбнуться в ответ:

– Я навсегда ваш личный бог, что бы ни случилось.

Ресницы Го Бохая дрогнули.

– Поможешь мне с письмами? Заодно расскажешь, что еще с тобой приключилось.

И наследник радостно согласился. Если бы в ближайшие несколько часов кто-нибудь прошел мимо зала знаний, то не устоял бы перед очарованием по-настоящему теплой и сердечной атмосферы, что царила внутри. Из помещения то и дело доносился заливистый смех наследника и мягкий тембр его бессменного наставника. Они сидели рядом, расположившись на подушках, что в любое другое время могло показаться неудобным, но только не сейчас. Сейчас существовали только подернувшиеся пеленой усталости бархатные серые глаза учителя и раскрасневшиеся от долгих речей щеки его ученика.

В квадрате окна уже забрезжил рассвет, а У Чан все болтал без умолку об избранных господах, о делах, с которыми они разбирались, о красивых местах, в которых успели побывать. Под его бодрые рассказы Го Бохай разделался с письмами чиновников и последние полчаса с добродушной улыбкой слушал вдохновенно размахивающего руками юношу, сложив свои безупречные ладони на коленях.

Приученный без лишних слов понимать наставника, У Чан осекся и грустно уточнил:

– Нам пора?

– К сожалению. Нужно сообщить всем о твоем приезде, иначе рискуем навлечь на себя гнев главенствующей четы. Постой! – Го Бохай взмахом руки остановил поднявшегося было ученика. – Понравился ли тебе мой подарок?

У Чан застыл, с немым ужасом глядя на по-прежнему спокойного наставника.

Го Бохай без труда прочитал на растерянном лице ученика ответ на свой вопрос. По какой-то непонятной причине юнец не смог выделить пару минут на распечатывание конверта! Неужто пренебрег подарком? Но почему? Думал, что наставник – демон, и злился на него? Отчего-то мысль о разочаровавшемся в нем искреннем У Чане вызывала досаду. Наследник клана У был не из тех, кто легкомысленно относится к таким вещам, как потеря доверия.

– Учитель! Прошу простить этого нерадивого ученика, он действительно не вскрывал конверт, – стыдясь, склонил сребровласую макушку и выпалил У Чан на одном дыхании куда-то себе в ноги.

Спросить бы почему, но Го Бохай замешкался. Обычно он предпочитал слышать неприятную правду без экивоков, когда же дело касалось У Чана… Наставник вздохнул и произнес самым деликатным тоном, на какой только был способен:

– Давай посмотрим вместе.

У Чан возразил:

– Все не так, как может казаться!

– Я не прошу объяснений, я прошу письмо. Распечатай его, и делу конец.

Реакция наследника оказалась неожиданной. Схватившись за край воротника с потайным карманом, он принялся мотать головой из стороны в сторону, постепенно отстраняясь от наставника.

– Перечишь мне, да еще и противишься? Но почему?

Юнец как-то жалобно поджал губы и едва не бросился наутек.

– Нет! Убейте – не отдам!

Спор из «отдай» и «ну уж нет» продлился недолго – Го Бохай отбросил уговоры, как только У Чан отполз на приличное от стола расстояние. Тогда наставнику пришлось подойти самому. Первая попытка выудить из-за пазухи письмо увенчалась неудачей: У Чан сжался что было мочи и вцепился в нагрудный карман, будто у него отбирают последние гроши. Разумеется, Го Бохай не собирался применять силу, но его вдруг захватил азарт погони – вспомнилось, как раньше ученик так же капризничал. Вторая и третья попытки Го Бохая также провалились. Как он ни пробовал, наследник юрко уклонялся и не отступал в борьбе за свой подарок. Когда воспитанник в очередной раз подскочил, желая отползти, Го Бохай безжалостно ухватил его, да не за руку или за шиворот, а за ухо. Он легонько ущипнул, потянул его, и У Чан запищал:

– Извините! Извините! Я сдаюсь!

Едва удерживая рвущийся наружу смех, наставник выхватил помятое письмо, вернулся к столу и произнес с притворной строгостью:

– Теперь сядь и объяснись. Вопиющее непослушание! Все же я твой наставник!

Смущенный У Чан пробормотал:

– Учитель же…

– Учителем ты решил меня называть, будучи еще ребенком. Я понимающе отнесся к подобному, все же наше общение строилось именно в подобном ключе. Я был принят на службу в качестве твоего наставника. А пока сядь поближе и взгляни. – Го Бохай развернул письмо, положил его на стол и пригладил рукой.

Измятая бумага некоторое время противилась, но все же выпрямилась, явив содержимое. У Чан склонил голову над листком и удивился: вопреки ожиданиям, это оказалось не письмо, а аккуратный набросок юноши, опирающегося на меч.

– Это… я?

– Кто же еще так небрежно обращается с отцовским подарком?

У Чан мигом вспомнил тот день. Изображенная на листе сцена произошла до прибытия четырех старейшин на гору Хэншань. Тогда Го Бохай вдруг ни с того ни с сего решил, что тренировка для будущего бога посреди подготовки к церемонии Посвящения будет уместна, и наказал без устали заниматься. Большую часть времени он присутствовал лично и лишь изредка покидал тренировочное поле. В моменты, когда наследник оставался один, он опирался на меч и устраивал себе передышку. Немало людей в тот день мелькало перед глазами У Чана, но он не был заинтересован в их делах, поэтому не обращал внимания. Но, вспомнив сейчас, осознал, что все же был один мужичок частым гостем на горизонте.

– Неужели это нарисовал тот пьянчуга, называвший себя «рукой божьей воли»?

– Верно, мастер Ли. Он достиг огромных вершин в своем деле, о чем свидетельствует столичная скульптура. Не стоит ругать других за их пагубные привычки.