– Да-да, – снова заговорил первый, смотря в глаза своему невежественному другу, – вышло довольно удачно: как раз был посевной сезон, но дождевой воды не хватало – пошел проливной косохлест; рыба к рыбаку не шла – с дождями здоровые косяки поперли; охота никак не выходила – так и тут все переменилось. И месяца не прошло, как послушник стал желанным гостем в любом доме. А как он к кому-то в гости заглянет, так ту семью наутро удача и посетит! Мою матушку он вылечил от ночных кошмаров, женушку извозчика Дун – от многолетней хвори, хозяйку Сун и ее заведение – от мелкой нечисти, что шныряла по кухне и отравляла яства. И вот ты мне сам ответь, лестно ль это звучит, когда я тебе рассказал лишь малость от того, что знаю?

– Появление Го Бо в Сичжуне[9], нашей столице, – истинная удача!

На секунду к наставнику вернулось чувство настоящего: каждая мышца его спящего тела сжалась от одного упоминания города – Сичжун. Но каким бы сильным ни было потрясение, он не проснулся, а потому разговоры, долетавшие до ушей Го Бо, проникали и в сознание Го Бохая.

– Занятно все это, – заговорил человек, который впервые услышал про послушника. – Вот только, прожив здесь столько времени, я так и не ощутил ничего чудодейственного. Откуда мне знать, что все тобою рассказанное не стечение обстоятельств? Как говорят, будет день – будет и ночь, где была засуха – когда-нибудь пойдет дождь.

– Хах, правду говорят о тебе, что ты неверующий балбес! – фыркнул рассказчик. – Живешь отшельнической жизнью где-то на отшибе да появляешься на людях лишь по праздникам!

Го Бо отвлекся от беседы, когда вновь увидел перед собой хозяйку Сун. Женщина подошла с подручным, поставила на стол скромные плошки с рисом, мясом, зеленью, а юноше вручила котомку, доверху набитую яблоками, и квадратный сверток.

– Бери-бери, не стесняйся, это твое старое одеяние, что пострадало во время очищения моего заведения. Тогда тебе изрядно потрепали даопао[10], но мы все подлатали. Знала, что оно тебе еще пригодится. Сходи наверх и переоденься.

Го Бо поблагодарил хозяйку, после чего послушно переоделся и покинул трактир госпожи Сун. Самому Го Бохаю, погруженному в волнение, казалось, что бродит он бесцельно. Однако в какой-то момент неподалеку показалась группа детей, сидевших на земле и игравших с камнями. Послушник остановился и поздоровался, помахав им рукой. Они тотчас подбежали.

– Братец, ты и правда пришел, как и обещал! На этот раз ты надолго?

– Останься с нами, братец! Можешь же, можешь?

Самый маленький из детей прильнул к ноге Го Бо, вцепился ручонками и прошептал:

– Ган-Ган скучал…

Го Бохай вдруг ощутил прилив кроткой нежности, которая совершенно точно не могла быть его чувством и принадлежала послушнику. Го Бо погладил мальчонку по голове и из-за спины достал мешок.

– Берите сколько хотите, для меня одного этого будет много.

Ручонки нырнули в котомку, и каждый голодный ребенок вынул по яблоку. Кто-то из них поинтересовался:

– Это тетушка Сун снова вручила братцу?

– Верно, – ответил Го Бо.

– Она с таким трепетом каждый раз ждет следующего шанса вручить их тебе! Я знаю это, потому что моя матушка работает у нее на кухне. Наверняка ее опечалит тот факт, что яблоки всякий раз достаются нам…

– От госпожи Сун ничего не скроешь – ее сердце зорко, потому-то и вручает так много при каждой встрече. – Го Бо заглянул в сумку и удивился: – Ох! Почему на этот раз вы так мало взяли? Оставили мне половину. Что мне с этим делать?

Ребятня просияла.

– Так праздник же сегодня! Угощений будет столько, что животы по швам пойдут!

– Братец не знал? Завтра первый день весны!

Только услышав об этом, Го Бо слегка смутился, и его реакция показалась детям довольно занятной. Малыши залились смехом.

– Братец, ты что, так заработался?

– Нужно срочно поспешить домой к семье! Твоя женушка, наверное, совсем заждалась! – воскликнул самый старший из детей.

В честь празднования Нового года[11] обычно проводят самый продолжительный фестиваль в году. Сейчас же большинство людей, вероятно, заняты немного другим: выбрасывают всякий мусор и рухлядь из дома, вывешивают символы удачи и парные надписи да готовят побольше для семейного застолья. Самой организацией масштабного празднования займутся лишь завтра – немудрено, что Го Бо не заметил городских приготовлений. Только после того как все семьи воссоединятся и отпразднуют первый день весны, в центре города развернется фестиваль с разнообразными угощениями и забавными играми, люди выставят яркие фонари и свечи для заблудших душ, которые пришли повидать родных, а сами смертные отправятся делать подношения. Гулянье закончится, лишь когда всем старым богам – таким, как Нефритовый император, – вознесут все молитвы.

Глаза детворы блестели сейчас как звезды в ночном небе. Поглядывая на смущенного Го Бо, они приговаривали: «Все же есть женушка? Кто она, братец?»

Однако Го Бохай знал, что смутил его молодую версию вовсе не праздник. С юных лет небожитель невзлюбил громкие гулянья. Веселье, радость и ликование ассоциировались у него с опасностью, застающей отдыхающих врасплох. Причиной тому было прошлое, шедшее за богом по пятам, как тень. Прошло не так много лет, чтобы память могла стереть страшные картины того, как во время празднования в честь наступления весны все семейство Го и те, кто находился в отчем доме, встретили свой ужасный конец от закаленной стали южан. Го Бай, к счастью или нет, оказался единственным выжившим. В свою очередь и Сичжун, город, в котором он сейчас пребывал, некогда пострадал от солдат клана Ба. Ранее процветавшая столица Запада с приходом вражеского войска превратилась в самый обычный, непримечательный город Юго-Запада с новым руководством.

Го Бо покачал головой.

– Нет у этого скромного той, что могла бы стать спутницей жизни. Нет и барышни, которой понравился бы такой бедняк, как я. – А Го Бохай умилился наивности и чистоте сердец ребятни.

– Не говори так, братец! Ты многим нравишься! – продолжали лепетать дети.

– Моя кузина до беспамятства влюблена в твою красоту!

– А моя старшая сестра постоянно о тебе ведет речи!

– Да кому нужны эти барышни? Вот я хочу стать таким, как ты! Когда достигну достаточного возраста, обязательно пойду в послушники храма Тяньтань!

– И я! – тихо добавил мальчик, не отпускавший ногу Го Бо.

– Я тоже пойду. Хочу научиться всем штучкам, которые знает братец! И тогда буду разгонять нечисть в Сичжуне, заставлять ее от страха прятаться по углам!

– Братец, а как сейчас обстоят дела с усоногими?

На долю секунды Го Бо замялся:

– Вы их снова видели?

– Конечно! – Ребятня закивала.

– Должно быть, помните, что к ним нельзя прикасаться? – серьезно уточнил послушник.

Усоногими сичжунские дети называли крупных многоножек – наверное, самых омерзительных насекомых в Поднебесной, что вели ночной образ жизни, обладали целой дюжиной пар лапок и скользким панцирем, да в довесок еще и умели ползать по стенам. Кого подобное не испугает?

Го Бо продолжил:

– Родные вас осматривают каждое утро на наличие укусов?

– Каждое!

– Да, каждое, но… братец, взгляни. – Мальчик закатал рукав. Под одеждой скрывалось красное пятно, похожее на ожог. – Она меня не кусала, ночью лишь проползла… Я тут же ее скинул, но наутро в этом месте вдруг заболело.

Ребятня склонилась над рукой, как и Го Бо.

– Ого! Ган-Ган, сильно болит?

– Страшно, наверное, было, да?

Го Бохай припомнил, что сичжунские многоножки были чрезвычайно ядовиты. Кому-то везло пережить их укус, кому-то нет. Потому детей от них берегли как зеницу ока – они чаще всего становились жертвами кровожадных тварей. В других городах эти беспозвоночные тоже водились и могли быть опасны для человека. Однако здесь, в Сичжуне, они все будто озверели и нападали на людей в домах, забирались под одежду, в посуду.