— Ты скучала по мне? — медленно выдыхаю я, мои зубы прижимаются к ее лицу.

Она ничего не говорит.

Я сжимаю ее горло сильнее, и она сглатывает, впиваясь острыми черными ногтями в мое запястье. Злобная маленькая сучка царапает меня достаточно сильно, чтобы пустить кровь, но мне все равно. Мне нравится, как она царапает меня. Я люблю в ней все, черт возьми, даже когда это причиняет боль.

— Детка, ответь на вопрос.

— Нет, — хрипит она, пытаясь отдышаться.

— Нет, ты не скучала по мне, или нет, ты не ответишь на вопрос?

Снова тишина.

Я теряю терпение и поднимаю ее с земли, держа за талию и шею.

— Эй, — рявкает Энди, догоняя нас, и упирает руки в бока, когда я останавливаюсь и приподнимаю бровь, глядя на нее. — Аттикус, что ты… Как…?

— Выкладывай, малышка, — говорю я, когда она продолжает запинаться на собственных словах, без сомнения, шокированная тем, что видит меня здесь. — У нас в запасе не вся ночь.

— Не называй меня так, — огрызается она на этот раз, всегда такая чувствительная. — И не смей причинять ей боль, — добавляет она, я полагаю, имея в виду Вайолет.

— Но ей нравится, когда я причиняю боль, — говорю я, ухмыляясь, когда беру зубами мочку уха Вайолет, прикусываю ее, заставляя ее взвизгнуть. — Скажи ей, детка.

— Ви? — Спрашивает Энди, теперь игнорируя меня. — Что мне делать?

Слезы, которые я видел в глазах Вайолет раньше, наконец-то падают, и она издает сдавленный звук, сворачиваясь калачиком и прижимая мою руку к своему лицу, а другой рукой проводит пальцами по моим волосам. Она все еще стоит ко мне спиной, но она цепляется за меня, как будто боится, что я вот-вот растворюсь в воздухе в любую секунду, и это разбивает мое гребаное сердце.

Взгляд Энди смягчается, когда она наблюдает, как ее лучшая подруга разваливается на части, а затем она кивает и наклоняет ко мне подбородок, молча говоря мне пойти собрать ее обратно. Она предлагает мне бутылку текилы, и я отпускаю лицо Вайолет, чтобы забрать ее у нее, держа ее между пальцами, пока уношу Вайолет подальше от всех этих любопытных ублюдков, пялящихся на нас. Они достаточно умны, чтобы не смотреть на нее ниже шеи, потому что, если бы они это сделали, она бы глотала их засохшую кровь позже, когда я засовывал бы пальцы ей в горло.

Музыка стихает по мере того, как я иду дальше, и я едва слышу ее, когда нахожу для нас уединенное место посреди леса. Я ставлю Вайолет на ноги и прислоняю ее спиной к дереву, заполняя ее пространство и убирая ее мягкие волосы за уши.

— Вайолет, — шепчу я, проводя большими пальцами по красной краске на ее губах, размазывая ее по заплаканным щекам. — Не плачь, красотка. Теперь я здесь.

— Прекрати это, — выдыхает она, отводя мои руки от своего лица.

— Ви—

— Нет, Атти. Я не могу сделать это прямо сейчас.

— Нет? — Спрашиваю я, слегка улыбаясь возвращающемуся в ее глаза огню. — Почему нет?

— Почему ты здесь?

— Это и моя вечеринка тоже, помнишь? — Мои глаза останавливаются на ожерелье, которое на ней надето — моем ожерелье — и я вытаскиваю его из ее блузки, наматывая на кулак.

— Я имела в виду, как ты здесь оказался? Когда ты вышел?

— Сегодня, — говорю я ей, качая головой, когда ее ноздри раздуваются, как будто она думает, что ее разыграли ее собственные друзья. — Никто не знал, что я приду. Даже Феникс. Я хотел сделать тебе сюрприз.

Она глубоко вдыхает, и я использую цепочку, чтобы притянуть ее к себе, и облизываю ее нижнюю губу, стискивая челюсть, когда она дает мне пощечину достаточно сильно, чтобы оставить след.

— Если кто-то здесь и разозлится, так это я. — Я снова обхватываю ее рукой за горло, заставляя поднять глаза и встретиться с моими. — Семь месяцев. Семь гребаных месяцев, Вайолет. Ты чуть не убила меня.

— Ты это заслужил.

— Ты маленькая сучка.

Она снова дает мне пощечину, и я хватаю ее за запястья, прижимая их к дереву над ее головой.

— Отпусти меня.

— Нет, пока ты не поцелуешь меня.

— Пошел ты.

Я наклоняю голову и коленом раздвигаю ее ноги, прижимаясь своими бедрами к ее, наслаждаясь тем, как приоткрываются ее губы, когда я трусь членом о ее киску.

— Поцелуй меня.

— Нет.

— Скажи мне, что ты скучала по мне.

— Нет.

Меня по-настоящему тошнит от этого слова, я поднимаю ее запястья одной рукой и беру за подбородок, удерживая ее голову неподвижно и прижимаясь своим лбом к ее.

Ее глаза широко открыты, и она снова смотрит на меня, изучая белую краску, покрывающую всю правую сторону моего лица, черные пятна вокруг моего глаза и жуткую красную улыбку, пересекающую мой рот, которая соответствует ее.

— Скажи мне, что любишь меня.

— Нет, — хрипит она. — Я перестала давным-давно.

Я моргаю от этого, немного отстраняясь. — Ты лжешь.

— Ты так думаешь? — Она ухмыляется, заставая меня врасплох, и этого достаточно, чтобы отвлечь меня от зрелища, как она поднимает колено и бьет меня по яйцам.

— Гребаная пизда, — рычу я, не на нее — я бы никогда ее так не назвал, — а на жгучую боль в моем члене.

Я опускаюсь на колени и обхватываю руками пах, мой рот приоткрывается, когда я пытаюсь втянуть немного воздуха в легкие. Каким-то образом мне удается не выблевать свои внутренности, я поднимаю глаза и ищу Вайолет, но все, что я вижу, это ее спину, когда она уходит от меня.

— Вайолет!

ГЛАВА 4

ВАЙОЛЕТ

Я все еще слышу, как он зовет меня по имени. Мое сердце бешено колотится, и я не могу угнаться за мыслями, проносящимися в моей голове.

Он вернулся.

Он действительно вернулся, и он пришел за мной.

Я не знаю, что я чувствую по этому поводу.

Предполагалось, что у меня будет больше времени, больше информации, чтобы подготовиться, чтобы не быть застигнутой врасплох, как ребенок, почти перед всеми, кого мы знаем.

До сегодняшнего вечера я не планировала, что буду делать, когда этот день наконец настанет. Я еще не была готова думать об этом, и теперь, когда это происходит, я, блядь, не знаю, как мне с этим справиться. Удар по его яйцам, вероятно, был не лучшим началом.

После того, как я сделала это и ушла, я нашла дорогу к этой маленькой заброшенной хижине примерно в полумиле от того места, где мы были раньше. Теперь я сижу на потрескавшихся ступеньках крыльца, вспоминая тот раз, когда он наклонил меня на этом самом месте и трахал, пока остальные наши друзья веселились внутри.

Мне следовало пойти куда-нибудь еще. Любое место в этих лесах было бы лучше, чем это место, но, возможно, я надеялась, что он найдет меня.

Я слышу, как он снова зовет меня по имени, и слабый болезненный трепет пробегает по мне, когда я понимаю, что он приближается. Зная, что это ненадолго, я вытаскиваю косяк, который спрятала сбоку в ботинке, и поджигаю кончик зажигалкой, которую нашла в толстовке Аттикуса на следующее утро после его ареста. Никто не знает, что я ношу ее с собой, куда бы я ни пошла, даже Энди. Или что я все еще сплю в его футболках и снова и снова перечитываю его письма, когда не могу уснуть.

Это мои маленькие секреты.

— Это было грубо.

— Раньше тебе нравилось, когда я вела себя грубо, — отвечаю я, глядя в землю и выпуская дым.

— Все еще нравишься. — Он подходит ближе, пока его бедра не оказываются прямо перед моим лицом, сжимая свой член через джинсы, чтобы показать мне. — Теперь я снова жесткий.

Я облизываю пересохшие губы и нахожу в себе смелость поднять на него глаза, невольно улыбаясь, когда он смотрит на меня сверху вниз и делает глоток текилы прямо из бутылки. Я поднимаю косяк и меняю его на алкоголь, мое горло горит, когда я делаю глоток. Он все еще смотрит на меня, когда делает затяжку, белое облачко дыма вылетает из его полных губ, когда он выдыхает.

Хотела бы я сказать, что забыла, какой он сексуальный, но я не могу. Я никогда не могла забыть ни черта о нем, как бы сильно я ни заставляла себя стараться.