Ирэн между тем протянула Лоренцу отвар.
– Лоренц, выпейте, это поможет.
– Спасибо. – он с трудом смог протолкнуть через першащее горло жидкость, пахнущую хвоей и полынью. Из-за горечи он не сразу ощутил послевкусие характерное для марьина корня. Активируя талисман защиты от ядов, он сказал – Ирэн, если вы вздумали усыпить меня и сбежать, то это плохая идея. Вы умрете, если не будете находиться рядом со мной.
Девушка вздрогнула и опустила глаза в пол.
– Я ничего подобного не хотела, не надо меня запугивать… – даже без магии разума было понятно, что она врет.
– Я вас не запугиваю, к сожалению. – Лоренц достал кинжал Эанатума из-за пазухи и показал его Ирэн. – Этот артефакт темной магии поглотил вашу тень, вдалеке от него, вы потеряете разум, как было в Цвикау, а если расстояние станет слишком большим, то и жизнь. А заклинание Биндинга на нем не даст никому завладеть клинком, пока я его не потеряю. Я же говорил, только это остановило у-и-на-э-наг. Так, что, ваша жизнь и свобода в моих руках, – невесело улыбнулся он.
Ирэн распрямилась, ее лицо стало неживым, рука дернулась к перевязи с ножами. Лоренц непроизвольно зажмурил глаза. С колдовать ничего в ответ он не успевал, а его оружие валялось под лавкой.
– Опять рабство… – донесся до него шепот. Когда он открыл глаза Ирэн стояла все также перед ним. Ее плечи поникли, со смиренным видом она смотрела в пол.
– Простите, мой господин, что напугала вас, – девушка сняла свою куртку и начала расстегивать рубаху.
– Фрекен Деко! Что вы делаете?
– Тоже, что и обычно мне приходилось делать, когда я была в неволе.
– Прекратите сейчас же! Вы моя поднадзорная! – Лоренц опять зажмурился, чтобы не видеть часть соблазнительной женской груди, появившейся в разрезе рубахи. – Я не какой-нибудь подонок! Клянусь честью… – в чем он клянется Лоренц так и не придумал. Когда он открыл глаза, Ирэн сидела напротив него на лавке в гораздо более целомудренном виде. Лоренц спрятал кинжал.
– Простите, я привыкла к несколько иному обращению. – она утерла слезы.
– Мне интересно, где это вы привыкли к другому обхождению? Вы говорили про неволю, но в кайзеррейхе запрещено рабство, не то что в варварской Эллонике. Разрешено только освященное богами и традициями крепостное право. Но вы же дворянка, или я не прав?
– Вы правы, мои документы не подделка. А насчет рабства, на самом деле все не так просто… – начала Ирэн свою историю.
Здесь следует сделать небольшое отступление в историю Таира, чтобы была понятна подоплека произошедшего с Ирэн.
Шатору была одной из самых негостеприимных провинций кайзеррейха. Да, климат там был мягче чем в Ангельтхайме, а проклятий и темной магии ей во время войны перепало значительно меньше чем солнечной Аррации, граничащей с Ки-эн-ги, и 'кузне рейха' – Фридрихсланду. Даже рассказы про такие частые в центральной империи прорывы Инферно, здесь слушали как сказки.
Основная проблема заключалась в народе зверолюдей бистаа. Если с южными степными племенами еще можно было договорится и даже как-то разделить границу, то северные лесные тиерменшен, не имеющие четкого управления, творили, что хотели. А начинать полноценную карательную экспедицию даже сейчас для империи было чревато.
Второй проблемой был откровенный административный бардак. На севере от Шатору, во главе провинции Вестланн уже давно сидел назначенный императором граф Сколде, а на юге, в Агдере, распоряжалось, в нарушение всех таирских традиций, народное вече, которым, однако, умелый оратор, маркиз фон Пфальц, мог без труда управлять. Не без доли магии, конечно же.
Агдер, бывшая часть Эллоники, вообще стоял стороной от всех остальных частей рейха. Там никогда не было крепостного права, да и варварские традиции народовластия так и не искоренились за полторы тысячи лет после падения гегемонии южных городов-государств.
Родина Ирэн получила от соседей все минусы аристократической и демократической системы в виде совершенно неуправляемого совета дворян-магнатов, которые по закону были равны, но каждый мнил себя равнее других. А уж от хитросплетений родственных связей, союзов и давних счетов зубы ломило у любого имперского управленца, посланного управлять этой вольницей. Дело усугублялось тем, что магнаты присоединение к Таиру не очень-то одобряли, ведь имперская администрация ограничивала их свободу.
Мелкие аристократы, имевшие только небольшие владения в лесах северо-запада, как и тиерменшен были не против заняться разбоем. Да они вообще от бистаа не сильно отличались по повадкам, а некоторые и по крови.
Вот в такой обстановке вялотекущей партизанской войны, отсутствия какой-либо власти и полного 'беспредела' жил земан* Деко.
* самый низкий дворянский титул в Шатору, находящийся ниже барона. Название 'земан' происходит от гномийского слова 'zem' – 'земля'. Титул был в основном распространён на территории Шатору, находившейся долгое время в составе Гномийского Директората Вестланн.
В тринадцать ее выдали замуж за соседа – барона Дьердь Батори. Нормальное явление для Шатору. Батюшка был рад, что его дочка получит возможность есть с серебра, а не прозябать в доме, который достоин скорее деревенского старосты, чем потомка двоюродного племянника самого короля Великого Шатору Баньяди.
Как понял Лоренц, родословная была единственным богатством семьи Деко. Отец ее любил говорить, что мог бы даже претендовать на престол. Но если посмотреть правде в глаза, то для этого пришлось бы перебить половину страны. Что сам Баньяди, что его племянник, Имре Текеле, отличались потрясающей любвеобильностью и потомков наплодили не счесть.
Рад был и барон, уже пару лет как положивший глаз на смазливую соседскую девицу и очень кстати овдовевший. А Ирэн… Ирэн никто не спрашивал. Да она и не сказать, чтобы была против, хотя бы потому, что не очень понимала, что из себя замужество представляет. К тому же добрый дядя Дьердь регулярно привозил ей конфеты, куклы и ножи.
/ Что, глаза вылезли от удивления? А ты что думал Лор! Когда приходят рейдеры тиерменшен, молить о пощаде конечно можно. Они там в Шатору все на редкость религиозны, оттуда культ Иштар и пошел. Но алебарда защищает гораздо лучше, чем молитва. Это я тебе как бог говорю. /
Дьердь Батори в сущности был неплохим человеком. Похожий на медведя высокий грузный громкий мужчина тридцати пяти лет на Ирэн голос поднимал редко и бил только за дело и аккуратно, так чтобы потом можно было без стыда в гости выехать. В общем-то можно сказать, что Ирэн чувствовала себя у него как дома.
У Лоренца перекосило лицо, когда он слушал с какой ностальгией Ирэн рассказывает про время, проведенное в поместье Батори.
/ Лор, если у вас в метрополии домашнее насилие не принято, то это не значит, что везде так. Так что расслабься. Для нее это действительно были лучшие годы жизни. /
Главная проблема барона была в том, что он был слишком азартен. На его счастье большую часть времени ему везло, да и магии он разбирался лучше многих. Достаточно, чтобы пресечь попытки смухлевать, а изредка и самому прибегнуть к мошенничеству. Да поблизости серьезных игроков в карты не было.
Но однажды удача повернулась к нему спиной. Во время визита маркиза Августа Морица, прибывшего по поводу организации очередного похода за головами в земли бистаа Дьердь проигрывал одну партию за другой и в конце концов, когда на кону стояло поместье, не успел он выложить карту Нив-Миззета на стол, как получил в ответ Клинок Рока…
Мориц, если честно, тоже был не очень рад выигрышу. Земля в этом медвежьем углу, была не очень нужна, а вот барон Батори в качестве союзника нужен был. Пока Август с местной дружиной поладит, времени много пройдет, да и сил на это положить придется немало. К тому же нет-нет, да и кидал он взгляд на юную жену Дьердь, тихонечко игравшую в углу на лютне.
На предложение Морица, барон Батори согласился быстро. В самом деле поместье новое ему взять не откуда, а вот жениться еще раз – это как два пальца об стол ударить! И вместо документов на землю маркиз Август увез с собой Ирэн.