Мёртвая вода вытравила из него не всю магию. Она вымыла силу, но та постепенно скапливалась в самых дальних уголках души. И в самые отчаянные моменты можно было ощутить её слабую помощь!

Сила вернётся. Постепенно. И быстрее — если он сам вернётся в привычное тело. Главное сейчас выжить!

Нишай сосредоточился на потоке магии, что старательно формировала Шасти: он всё ещё был слишком тяжёл для девушки.

От напряжения кровь наполнила рот Нишая. Сила ломала его, выворачивая внутренности и разрывая сосуды.

Зря он обрадовался. Ему не вынести, его раздавит и…

И тут он увидел белое сияние. Белое-белое, как в снах Белой горы.

Сознание выскользнуло, он потерял себя и вдруг очнулся. И кривая улыбка пересекла окровавленные губы.

Получилось!

— Сапоги сними, — крикнул он охотнику. — Брось их в костёр! Никогда не бери ничего у колдунов!

Охотник растерянно улыбнулся и стал снимать сапоги.

Нишай обессиленно закрыл глаза. Дыхание сбилось, и силы покинули его.

Вокруг о чём-то говорили воины и дикари — Нишай почти ничего не слышал. В себя он пришёл только тогда, когда дело дошло до голосования.

И угадал: Ичин и Майман встали на одну сторону, Айнур и Чиен — на другую!

Йорд — он был слишком зол на колдунов — поддержал Айнура…

Нишай замер и перестал дышать: ну?..

Вернувшийся в своё тело охотник Акам покривился лицом, но выдохнул:

— Я не хочу его убивать. Я — жив, он лишился магии. Мы квиты.

Мир перевернулся в глазах Нишая. Неужели всё-таки повезло?

Он слышал, как беснуется Айнур, недовольный решением. Как гудят его люди и выкрикивают: «Казнить»!..

И вдруг понял — надежда была ложной: Кай промолчал! Если он сейчас скажет: «Казнить!..»

Перед глазами стало черно — силы, израсходованные жестоко и безмерно — покинули колдуна, застилая глаза пеленой.

Он знал: это подкралась смерть.

Как хорошо! Он даже не ощутит, как его зарежут. Он уже и так почти умирает.

— Каз-нить! Каз-нить! — выкрикивали воины.

— Вы чего, озверели все? — донёсся через темноту голос Кая. — Мы взяли его не на поле боя! Все наши люди — целы! Мы не дикари, чтобы убивать колдуна просто за то, что он — колдун! Мы — люди, Нишай должен жить, хотя бы для того, чтобы вы это поняли, идиоты!

Глава 27

Ритм и тени

Нет, я не хотел оставлять Нишая в живых. И уже придумал нужные фразы, чтобы объяснить: колдун слишком опасен.

Однако когда раздалось это хоровое: «Каз-нить!..»

Когда воины Айнура начали в едином ритме ударять кулаками о землю, заводя сами себя и сидевших рядом волков и барсов, я понял, что не могу это терпеть.

Колдуняку на гиляку? Ну уж нет. Это точно не мой путь. Каким бы ни был этот Нишай — у каждого есть право хотя бы на трезвых убийц!

Коллективные скандирования и пляски — штука наркотическая. Я знал это и по своему родному миру. Но здесь, где магия была разлита над горами и реками, ещё и сумел увидеть, что делает с людьми смертельный ритм психологической накачки.

Было ещё довольно светло, но я не глазами, а словно бы всей своей сущностью слышал, видел и ощущал: тьма подступала к костру, над которым висела окровавленная оленья туша, и уродовала лица людей звериными оскалами.

Заволновались и завыли волки на своей лёжке, испуганно заблеяли птицы-верблюды (или бараны, кто их там разберёт?). Ниса проснулась и потопала на волчью площадку к Мавику. Волк задирал маленькую драконицу, и она решила, что он сильнее.

Не дошла. Испугалась, припала к земле, испуганно вереща.

Но никто не слышал ни её криков, ни волчьего воя. Не вечер опускался на нас с неба, а инфернальная тьма поднималась из-под земли.

Перепуганные мальчишки, сами не понимая, что делают, вжались в землю. Им было страшно. Они не умели ещё убивать себе подобных и ритм выкриков их пока ещё только пугал, а не пробуждал жажду человеческой крови.

— Вы чего, озверели все⁈ — заорал я, перекрикивая «казнильщиков». — Мы взяли колдуна не на поле боя! Все наши люди — целы!

— Это как — не на поле боя? — подскочил Айнур. — А где? Ты что спятил, заяц?

— А что не так? — деланно удивился шутник Майман. — Ну, бегал колдун с мечом по полянке! Но ведь так и кузнечиков можно ловить!

Волки встретили его слова одобрительным хохотом, перебивая выкрики: «Казнить». И тьма изломалась от смеха, стала отползать к лесу рваными клочьями.

— Тихо!!! — заорал я. — Незур — успокой зверей, чего расселся!

Вот теперь волчий вой услышали все. Воин вскочил, побежал к драконице.

Ичин нашарил на шее варган, и резкий металлический звук пронёсся над лагерем. Как ни странно — он успокаивал нервы, хоть и шкрябал по ним, как монетою о стекло.

Когда Ниса прекратила верещать, заткнулись и волки. Только из загона с баранами и птицами всё ещё неслось жалобное блеяние.

— Колдуна надо оставить в живых хотя бы для нас самих, — сказал я тихо. — Мы — люди. Мы не убиваем от озверения. Колдун не сражался с нами в долине Эрлу. Он напал на лагерь с помощью магии, и магии его за это лишили.

Я посмотрел на Нишая, и отметил, что вид у него не бравый. Он был весь бледный, в испарине. На губах пузырилась кровь.

Охотник Акам, впрочем, выглядел не лучше.

Они изменились оба, я-то боялся, что буду путать их после переселения душ. Но знай я Нишая раньше — не купился бы на подставу.

Акам иначе жмурился, иначе держал и поворачивал голову. А уж знаменитая кривая улыбка Нишая — вообще изменяла его лицо до неузнаваемости.

Я привык к здешним лицам, стал их понимать. Наверное, это было хорошо.

— Плохо! — невпопад отозвался Истечи, незаметно протиснувшийся ко мне поближе.

Оглянувшись, я с удивлением отметил, что рядом сидит и Темир, и молодые барсы из моей дюжины. И даже Багай с Лойченом — самые способные из мальчишек пристроились рядом. Похоже, парни готовы были меня защищать, схватись я с Айнуром.

— Колдуну плохо, — пояснила Шасти. — И охотнику — тоже плохо. Они слишком долго были в чужих телах.

Нишай с охотником вроде сидели — не падали, но лица у них были такие, что можно было начинать хоронить.

— Ну, это поправимо, — ухмыльнулся Майман. — Мяса. И араки. И будут как новенькие.

— Ты серьёзно хочешь оставить в живых убийцу наших людей⁈ — взвился Айнур, срываясь с места в карьер.

— Список мне! — разозлился я. Теперь мы с военачальником были друг против друга — безо всякой инфернальной тьмы. Можно было и поорать.– Кого убил Нишай, когда и сколько? Ты видел его на поле боя? Сражался с ним?

Воины зашевелились, подсаживаясь поближе. Они жаждали зрелищ и ждали бурного спора.

Но тут опять влез Майман со своим юмором.

— К оружию! — заорал он, выхватывая нож. — Олень подгорел!

За голосованием и прочей хренью мы забыли про мясо!

Поднялась суматоха — охотники кинулись спасать жаркое. Они вытаскивали ножи, хватали плетёные из бересты плоские корзины, заготовленные для мяса.

Огромный костёр отодвинули в сторону, стали срезать подгоревшее мясо. Сваливать на берестяные «тарелки».

Вокруг тут же выстроилась очередь из любителей подгорелого. Я и раньше таких знавал. Им, верно, угля в питании не хватает.

Айнур продолжал наезжать на меня, но поднялся шум и повалил такой аппетитный запах и его уже особо не слушали.

— Ты просто не понимаешь, заяц! — ругал он меня. — Нишай — мастер чёрного слова! Да, сам он не сражался с нами! Но именно такие, как он, лепили печати на воинов, с которыми мы бились в долине Эрлу!

— Айнур, ты же видел, что не на каждого можно налепить печа?.. — В ораторском порыве я неловко взмахнул рукой и попал в мокрый волчий нос.

Это Мавик подкрался, протиснулся между Темиром и Истэчи и ткнул меня носом, требуя оленины. (Не все волки любили жареное, но этого я сам приручил. Если ещё и Ниса заявится…)