– Одиннадцать лет?

– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать – неважно.

– И вы признаете, что знали об уклонении от налогов?

– Я не знала подробностей и не видела денег. Все изменилось только в этом году. Сейчас самое время напомнить вам о соглашении о сотрудничестве.

– Я помню. – Мисс Мозби, тяжело вздохнув, выдавила улыбку, посмотрела направо, потом налево. – Что ж, когда мы увидим все учетные записи?

Старина Стю показал ей флешку:

– Все здесь. Можем заняться этим вместе. Нам потребуется примерно час.

– Прекрасно! Приступим.

Следующие недели превратились для Дианты в кошмар. Она проводила по шестнадцать часов в сутки в кабинете без окна в подвале собственного дома. Руководить разрушением адвокатской фирмы, просуществовавшей 60 лет, было немыслимо трудной задачей, к которой она оказалась не готова. А кто к такому мог быть готов? В каком учебнике расписано, как успокаивать рассерженных клиентов, отчаявшихся сотрудников, требовательных судей, как быть с нарушением всех сроков, с падающими гонорарами, нехваткой наличности, с неуступчивыми банкирами, перепуганными секретарями и помощниками, с чудовищным взрывом в соцсетях, с несносной прессой, с адвокатами, кружащими, как стервятники, готовые спикировать на труп? Среди всего этого хаоса ей постоянно приходилось отвлекаться на расследование преступлений Маллоев и на вопросы налоговиков по поводу надувательских схем Болтона. Дома она чувствовала себя в безопасности, здесь ей не грозила встреча ни с наймитами Расти и Кирка, ни с их адвокатами. Ф. Рею Залински и Нику Далмору ужасно хотелось с ней поговорить, и они отряжали к ней домой своих детективов. Нанятый Джонатаном охранник регулярно отваживал эту публику.

С юристами Дианте говорить приходилось, и часто. Раз в два дня ей звонил и сообщал новости Хьюстон Дойл. Адвокаты Кирка и Расти старались оттянуть на недели и даже на месяцы назначение даты судебного процесса. Дойл не собирался разворачивать процесс, но серьезные переговоры о досудебном соглашении могли начаться только спустя месяцы после того, как используют все свои уловки адвокаты. Дианта приходила в ужас при одной мысли о том, чтобы, войдя в переполненный зал суда, свидетельствовать против двух своих давних коллег, и Дойл усердно убеждал ее, что подобного не произойдет. Он не сомневался, что братья в конце концов согласятся отсидеть тридцать месяцев в федеральной тюрьме нестрогого режима.

Это и был сценарий ее мечты. Чем дольше Маллои останутся без адвокатских лицензий, тем дольше на счета фирмы будут поступать табачные деньги.

А фирмой теперь была она сама, Дианта Брэдшоу.

Она вела переговоры с юристами министерства юстиции, представлявшими налоговиков, и была довольна ходом расследования. Благодаря безупречной бухгалтерии Старины Стю найти деньги не составило труда. В начале декабря ей по секрету сообщили, что вскоре Болтону Маллою предъявят обвинение в уклонении от уплаты налогов по пяти статьям.

Она постоянно беседовала с десятками адвокатов, занятых исками к фирме Маллоев, и умоляла их не спешить. В конце концов она устала от звука собственного голоса.

Спать приходилось урывками, накапливалась усталость. Пропал аппетит, хотя к плите встал Джонатан. Фиби, их дочь, стыдила мать – заставляла ее заниматься йогой и крутить педали велотренажера.

Дианте просто необходим был побег. С началом каникул у Фиби семейство сбежало в Нью-Йорк, а потом в Париж, где провело Рождество в своем любимом отеле. Оттуда они отправились поездом в Цюрих, красиво укутанный снегом. Там Дианта встречалась с банкирами. Старина Стю орудовал из дому, перемещая деньги по миру. Дианта встретилась с адвокатом и учредила в сердце финансового центра Цюриха частный швейцарский офис фирмы «Маллой энд Маллой».

Очередной поезд доставил их в Альпы, где они поселились в милой старомодной гостинице и неделю катались на лыжах. Там семья приняла единогласное решение остаться в Европе.

На пятом этаже нового здания на берегу реки Лиммат они нашли просторную квартиру и сняли ее на год. Фиби пошла учиться в международную школу.

С узкого балкона квартиры Дианта любовалась рекой и сверкающей башней швейцарского банка на противоположном берегу, новым домом ее денег, поступающих от табачных компаний.

Ей хотелось находиться поближе к ним.