После этих слов А’Ллайс прошла вперёд и, поднявшись по спиральной лестнице, ведущей на второй этаж, проследовала в дальнейший коридор, где сразу пропала из виду. Она понимала, что Эвангелия, как и Фрида, никогда не оставит её одну, хоть их отношения и было сложно назвать «хорошими». Однако при этом бывший офицер была совсем не против, если энкелин переберётся в Лийбенхау или даже в столицу – огромный и величественный город Рэйнбург.

А’Ллайс прекрасно понимала, что Эвангелия молода и у неё ещё вся жизнь впереди, которую необходимо как-то устраивать, а не томиться в отдалённой глуши, где из людей только матушка и эльте.

Сама же Эвангелия уже давно не прочь переехать в Лийбенхау, поближе к месту учёбы. Да только привыкла она к своему родовому поместью. К этим просторным комнатам и длинным коридорам, высоким стенам, с развешанными на них старинными картинами, на которых были изображены её предки, к широким окнам, через которые открывался вид на поле, когда-то давно предназначавшееся для езды на лошадях, к всё так же роскошному цветочному саду…

Да и как она может уехать от своих любимых матери и эльте? Её единственные родные, близкие душе и сердцу люди…

Отца девушка не помнила. По словам матери, он трагически погиб во время путешествия из Рэйланда в Соединённые Земли Ойстиланда, когда Эвангелии было всего четыре года: корабль, на котором плыл её отец, угодил в сильный шторм и разбился о рифы. Единственное, что всё ещё напоминало девушке о своём родителе, это потрёпанное временем фото высокого светловолосого мужчины средних лет с подписью на обратной стороне: «Михаэль Вайс»…

– А вот и ты.

Из расположенного справа от парадного входа коридора вышла Фрида, одетая в домашнее синее платье и заляпанный пятнами жира белый фартук. Женщина подошла к дочери и крепко её обняла.

– А-а… – наконец отлипнув от Эвангелии, Фрида вдруг вспомнила про свою матушку и погрустнела. – Эльте всё без настроения, да?..

– Угу, – кивнула девушка. – Ходила проведать родителей и друзей. А ты же знаешь, что после этого она всегда… – Эвангелия осеклась, чтобы подобрать слова помягче. – Ну, «такая» вот. Думаю, ты понимаешь, о чём я.

– Да… – вздохнув, согласилась Фрида и сложила руки у пояса. – Хорошо. Вымой руки, переоденься и иди к столу, там уже всё накрыто. А я пока пойду поговорю с твоей эльте…

– Эй, а давай лучше я сама попробую, – вдруг предложила Эвангелия и, сделав шаг вперёд, приблизилась к матери. – В последнее время она очень редко разговаривает со мной, и я бы хотела это исправить. Тем более мне есть, что ей сказать. А тут такая прекрасная возможность поговорить появилась, грех не воспользоваться…

На самом деле Эвангелия ещё не понимала, что сказать эльте: если бы знала, то болтала бы с ней ещё по пути домой, но не вышло. Однако сейчас, дома, в окружении старинной утвари, мебели и других вещей, знакомых А’Ллайс ещё с детства, то есть в окружении спокойной, домашней обстановки, можно было попробовать невзначай завести диалог, отвлечь её от печали и, наконец-то… «направить на истинный путь»?

– Но вообще-то… – возразила было Фрида, но, увидев глаза дочери, источавшие надежду, тут же сдалась. – Ну-у, хорошо, уговорила. Поговори сама. Только старайся не припоминать ей войну, хорошо?.. И обязательно вымой руки! – сказав это, матушка улыбнулась и поправила вываливающиеся из причёски дочери локоны светлых волос.

– Хи-хи! – по-девичьи хихикнула Эвангелия и улыбнулась в ответ. – Как же тут забыть про руки? Ты ведь меня к столу не пустишь!

* * *

Как и следовало ожидать, эльте А’Ллайс находилась в своем кабинете, одновременно с этим служившем ей спальней и местом проведения досуга, то есть чтением исторических книг и местных газет, а также игре на музыкальных инструментах.

Яркий свет заходящего солнца, который заливал кабинет, придавал этому помещению дополнительную изысканность. Несмотря на его и без того богатое убранство, здесь было несколько резных шкафов из дорогих пород тёмной древесины, высокие стены, обклеенные недешёвыми обоями багрового цвета с декоративной позолотой, большие прямоугольные окна с бархатными шторами. Также в кабинете была стойка с настоящими рыцарскими доспехами, пожелтевший глобус с устаревшей довоенной картой мира, красный ковёр из велюра и рабочий стол с зелёным покрытием.

На стене в обрамлении скрещенных сабель висел щит с гербом Рэйландского Райха. И, конечно же, здесь были картины. Их было две: одна с изображением молодой А’Ллайс, которая только что выпустилась из офицерской академии, а на втором полотне – ещё более молодая А’Ллайс в окружении своих родителей и братьев.

Всё в кабинете было чисто и убрано: привитая ещё во время службы любовь А’Ллайс к порядку давала о себе знать даже спустя десятилетия…

Застав свою эльте спящей – как это у неё получилось так быстро уснуть? – Эвангелия впала в ступор и задалась вполне ожидаемыми вопросом: будить или нет?

Однако, как следует задуматься над этим у девушки не вышло – краем глаза она случайно заметила, что возле приоткрытого шкафа стоял ранее не виданный ею сундук. Красивый, резной.

Интересно, что в нём находится?

Соблазн узнать, что находится в сундуке, был настолько велик, что Эвангелия даже не подумала о возможных моральных последствиях и начала медленно и осторожно приближаться к нему. Когда она достигла цели и склонилась над сундуком, то, как и ожидалось, обнаружила внутри вещи. Но это были не простые гражданские вещи, а военные. Причем довольно старые, слегка потерявшие свой первоначальный цвет.

Внутри сундука находился серо-зеленый китель в обрамлении красного канта и оловянных пуговиц, покрытый еле заметными порезами и редкими дырками. Также там была кожаная сумка планшетного вида, погоны, разнообразные золотые и черные кресты – возможно, награды – с красно-черно-белыми подвязками. Кроме того, в сундуке была фляга в шерстяном чехле и множество других предметов солдатского снаряжения…

За сундуком послышалось шуршание. Мгновение – и перед Эвангелией показалась тёмная кошка, что оскалила острые зубки и недовольно зашипела на девушку.

– Разве матушка не учила тебя стучаться, прежде чем войти?

Внезапно раздавшийся голос испугал девушку, отчего та чуть не выронила из рук офицерскую фуражку. Посмотрев в сторону кровати, Эвангелия увидела неторопливо приближающуюся эльте А’Ллайс, чей угрюмый взгляд на морщинистом лице не предвещал ничего хорошего.

– Как и не научила не рыться в чужих вещах, – невесело хмыкнула А’Ллайс, покосившись на занятие своей энкелин. Увидев, какой головной убор держит молодая девушка, эльте А’Ллайс смягчилась и пояснила: – Эту фуражку мне вручили при окончании офицерской академии в Рэйнбурге. Славные были деньки…

Её глаза наполнились грустью.

– Ринна, тссс! – шикнула А’Ллайс на кошку, отчего та смиренно замолчала. А затем эльте обратилась к своей энкелин: – Да, ты всё правильно поняла. Это снаряжение, в котором мне в своё время довелось повоевать, – она уселась на стоящий рядом высокий стул, а после кивнула на точно такой же возле неё. Поняв всё без слов, Эвангелия села напротив А’Ллайс. – Так, что дальше… Ох.