Поставив оружие на предохранитель, женщина вложила его обратно в сумочку, подобрала с земли дымящуюся гильзу и, как будто ни в чём не бывало, зашагала к застывшей в ступоре девушке.

– Матери – ни слова, – коротко сказала она, строго посмотреы Эвангелии в глаза.

– Э… Э-эльте А’Ллайс! – наконец выпав из ступора, произнесла ошеломлённая девушка и крепко обняла её, чуть ли не вжавшись всем телом в свою спасительницу.

А’Ллайс почувствовала, как на её плечо упало несколько слёз.

– Ну-ну, чего разнылась, как малолетняя девчонка? Всё обошлось, успокойся, – обняла в ответ она свою энкелин [внучка]. – Эльте никому не даст тебя в обиду. Но, моя дорогая, тебе уже скоро двадцать лет исполняется, а ты так и не научилась ничему из того, что я тебе показывала! Ты хоть помнишь, куда и как надо бить?

– Ногой в пах, – ответила Эвангелия на упрёки родственницы, не выпуская её из объятий. – Рёбром ладони по горлу.

– Верно, – согласилась А’Ллайс. – А тот свёрток, что я тебе подарила, всё ещё у тебя?

– Ага, – всё также скупо на слова, ответила девушка.

– Помни: применять его можно только в особо чрезвычайных ситуациях, когда твоя жизнь или жизнь твоих близких находятся под угрозой, – напомнила эльте А’Ллайс и освободилась от объятий. – Поэтому учись обороняться от вот таких мерзавцев грубой силой: кулаками и ногами. Или же беги…

– Знаю, знаю, как же, – грустно улыбнулась Эвангелия… и через секунду, резко переменившись в лице, испуганно вопросила: – А что, если они вернутся? И приведут с собой гвардию правопорядка? Ты же применила оружие, нарушила закон!..

Её молодое личико покрылось всеми признаками волнения.

– А что гвардейцы сделают своему бывшему сослуживцу, да и к тому же боевому офицеру в отставке? – нисколько не удивившись вопросам, невозмутимо отозвалась А’Ллайс. – Да и мало ли чего могло показаться пьяной молодёжи, угу? Утром встанут и сами ничего не вспомнят…

– Ну… а если действительно донесут, куда следуют? – всё ещё нервничала девушка.

– Тогда я всех их перестреляю, – невозмутимо ответила эльте А’Ллайс.

Наступило взаимное молчание, длительностью в несколько секунд.

– Шуточки у тебя, конечно… – поморщила носик Эвангелия.

А’Ллайс приложила руку к сердцу.

– Польщена, что вы оценили мой дешёвый зольдатский сарказм, мисс фон Берх, – кратко улыбнулась она, а затем устало вздохнула. – Пошли уже домой, а то я сейчас с ног свалюсь, – и справедливо для себя заметила: – Если я нарушила закон, то ты, моя дорогая, нарушила одно из правил войны.

– Хм? – сказать, что от этих слов девушка удивилась, – ничего не сказать. – Какое же?

– Не стой на одном месте дольше десяти секунд, – сообщила эльте. – Эти недоноски убежали три минуты назад, а мы с тобой даже и шага в сторону не сделали.

Эвангелия по-доброму усмехнулась.

– Хорошо, я запомню, – кивнула она. И тут же согласилась с ранее высказанным предложением: – Что ж, пошли. Матушка уже, наверное, заждалась…

И они отправились в путь.

– Как-то ты сегодня поздно возвращаешься, – продолжила разговор эльте А’Ллайс тонким замечанием. – Было много посетителей?

– Да. Сумасшедший денёк выдался: столько народу было, что даже во время обеденного перерыва всё шли и шли, шли и шли, – рассказала девушка и, взглянув на родственницу, подметила: – Да и ты сегодня не сказать, что рано вернулась.

– Навещала могилу родителей, а после задержалась у друзей: пили чай, вспоминали молодость, – сообщила А’Ллайс, в голосе которой чувствовалась печаль: она припомнила себе о давних ранах, которыми была покрыта её старая солдатская душа. – Ну… Ты понимаешь, о чём я…

Сказав это, А’Ллайс опустила налившиеся тоской глаза и тихо выдохнула. Заметив это, Эвангелия поспешила сменить тему.

– Не будем о грустном… – также снизив тон, предложила девушка.

– Не будем, – согласилась её эльте, после чего обе родственницы замолчали.

Продолжить диалог не получилось. Эвангелия, осознав, что вновь напомнила эльте о былом, погрустнела. А’Ллайс редко и неохотно рассказывала о своих родителях и братьях. И тем более ничего не говорила о своих друзьях, с которыми ей довелось пройти всю войну. Единственное, что было известно Эвангелии, – для эльте её боевые друзья были одними из немногих, кем она действительно дорожила и кого по-настоящему любила. Любила настолько сильно, что порою девушке даже казалось, что к своим друзьям эльте А’Ллайс питает больше любви, чем к ней самой…

Остаток пути до дома родственницы преодолели, не проронив ни слова. Эвангелия ощущала на себе вину из-за того, что её неосторожные слова опечалили эльте, и дальнейшим разговором она боялась усугубить положение. А’Ллайс же думала о давно прожитых временах, которые обернулись ей ночными кошмарами на всю жизнь, а когда она вспоминает прошлое, то всегда хмурится и молчит.

И вот наконец перед родственницами предстало родовое поместье дворянской семьи фон Берх. Это большое двухэтажное здание, возведённое из тёмного камня и синей черепицы, внутри которого имелось более двадцати комнат, несколько кухонь, просторная гостиная и множество коридоров. Вокруг поместья раскинулась большая территория, окружённая высоким каменным забором, в котором имелся всего лишь один вход, представляющий из себя кованые ворота с символом «VB» посередине, что означало «Von Berhh».

– Вот мы и дома… – слабо улыбнулась утомившаяся А’Ллайс и, повернув массивный ключ в замке, открыла створку ворот.

Когда-то давно, во времена детства А’Ллайс, в поместье служило два десятка человек прислуги: стража, горничные, повара, конюхи, ремонтники, садовники, нянечки и дворецкий. В те давние дни хозяином поместья был Оттэр фон Берх – отец А’Ллайс и её трёх старших братьев. А сейчас главой дома являлась лишь одна А’Ллайс, которая твёрдо решила отказаться от пережитков прошлого в лице прислуги и возложила уход за поместьем на свои плечи. Поэтому, войдя на порог поместья, их никто не встретил, кроме приятного аромата свежеприготовленной еды, что еле заметной дымкой тянулся прямиком с ближайшей кухни – судя по всему, Фрида, дочь А’Ллайс и мать Эвангелии, в очередной раз провела весь вечер на кухне за приготовлением ужина для всего семейства.

– Мам, мы дома! – погромче сказала Эвангелия, снимая с уставших ног синие туфли на очень низком каблуке. – Фух… Почему мы не можем переехать в город? – с этим вопросом она обратилась к своей эльте. – Это просто невыносимо, каждый день проделывать столь долгий путь до работы и обратно!..

– Хочешь – переезжай, – абсолютно равнодушным тоном отозвалась эльте А’Ллайс, укладывая тонкие чёрные перчатки на столик у парадного хода. – А я здесь останусь. Кто-то же должен присматривать за нашим поместьем.