Мы ещё немного помолчали… Я сделала глоток из бутылки и снова спросила:

– Зачем ты участвовал в контрабандных вылазках последних лет, если знал, что Церемония Отсеивания, с которой ты почти наверняка не выберешься, уже близка? Ты живёшь в достатке, так зачем же тебе богатство, которое ты не потратишь?

– Я продолжал заниматься этим, потому что встретил тебя, – он так спокойно произнёс свою правду, будто чувствовал, что моё психологическое состояние в сумме с моим алкогольным опьянением дают ему безопасную форточку. Я думала, что это всё, что он скажет по этому поводу – что он занимался воровством, чтобы просто видеться со мной, помогать мне и страховать меня в моём контрабандистском деле, – но он продолжил говорить: – Я накопил много серебра, с целью отдать его тебе перед самой Церемонией Отсеивания, но теперь получается, что оно не нужно и тебе…

Тяжело кряхтя, я потянулась к мешковатому рюкзаку, с которым прибежала сюда, и вытащила из него два льняных мешка. Стоило мне гулко бахнуть их на пол, как один из них развязался и открыл блеск покоящихся в нём серебряных монет.

– Как известно, в Кар-Хар ни с оружием, ни с серебром не пропускают, а значит, нам нужно решить, что делать с этим, – сдвинув брови, заключила я.

– Отдадим Тиарнаку сто монет. Слышал, его суконную лавку разграбили.

– Здесь больше чем сто монет.

– Не самая большая проблема в жизни.

– Это точно.

Минута молчания… И снова Стейнмунн:

– Давай спать.

Я ничего не ответила. Только согласно кивнула. Он поднялся с матраса и ушёл, забрав из моих рук бутылку с недопитым виски, который я уже сама не хотела пить и не пила. Он не выключил тусклую голую лампу…

Я не легла, а скорее завалилась на бок, совершенно случайно попав головой прямо на подушку. Кое-как накрылась пледом, отчего-то резко вздрогнула, после чего сразу же провалилась в бессознательное состояние. Сон был чёрным: мне как будто не ничего не снилось, а снилась именно чернота.

Почти целые сутки я отсиживалась в подвале дома Стейнмунна. Трижды он заглядывал ко мне, приносил еду и воду, но я отреагировала только на воду, и то только из-за последствий неожиданно лёгкого, как от виски, похмелья. В любом случае физически мне было далеко не так же хреново, как в душе. Я просто лежала на матрасе и сверлила взглядом тёмный потолок, периодически переворачиваясь на бока, и тогда уже сверлила взглядом тёмные стены. Перед глазами стояли страшные картины смерти Ардена, Геи и Арлена, трупов Октавии, Эсфиры и Берда, последних минут жизни матери, а потому из глаз непрерывно текла вода – я всю подушку промочила своими горькими слезами.

В течение дня Стейнмунн пытался вывести меня из бесконтрольного ступора, но у него ничего не выходило, потому что я не желала идти на контакт. Я понимала, что, скорее всего, своим пребыванием здесь ставлю под угрозу жизнь последнего значимого для меня человека, всё ещё остающегося живым лишь потому, что он всегда держался от меня на безопасном расстоянии, так что только эта мысль заставила меня подняться ночью. Конечно, я не знала, что наступила уже вторая ночь, но по своему внутреннему времяощущению распознавала ночь, и, как в итоге оказалось, не ошиблась – Стейнмунн пришел сообщить о том, что отправляется на ночную вылазку и в это время в доме никого не будет.

– В Кар-Хар серебро с собой не возьмёшь и оружие тоже – всех отсеившихся обыскивают и увозят в чём есть, с пустыми карманами, так что советую просто хорошо одеться… – после этих уверенных слов он вдруг спросил с явным сомнением в голосе. – Ты ведь решилась стать тэйсинтаем?

В ответ на этот вопрос я только вяло кивнула, после чего произнесла отстранённым тоном:

– Я пойду с тобой.

– Куда? Наружу? Вот ещё!

– Я сказала: я пойду.

– Нет, это неразумно, неоправданный риск. Чтобы пережить эту ночь, тебе лучше оставаться здесь.

– Прикончат, так прикончат – меньше мороки.

– А обо мне ты подумала? – в его тоне появились неожиданные претенциозные нотки. – Что мне делать, если тебя прикончат, да ещё и из-за того, что я взял тебя с собой?

– Ты не взял меня с собой, Стейнмунн, – с этими словами я направилась в сторону лестницы. – Я сама пошла.

Надев капюшон, я начала подниматься вверх по бетонной лестнице, понимая, что сейчас мне совсем не до чувств: ни до его чувств, ни до своих, которые вдруг как будто прекратили своё существование или попросту онемели настолько, что я перестала ощущать их присутствие.

Перед выходом через тайный ход, ведущий прямиком на крышу, мы посчитали всё имеющееся у нас серебро.

– Я понимаю, откуда у нас с Бердом столько серебра, ведь мы долго копили его, чтобы обеспечить будущее Октавии и Эсфиры, но вот эти пятьсот пятьдесят монет принадлежат тебе, – с этими словами я отодвинула в сторону увесистый мешок, стараясь не смущаться от одной только мысли о том, что Стейнмунн накопил такое богатство только для того, чтобы в конце концов отдать его мне, – однако откуда у тебя эти два мешка? – я указала на два небольших мешка, выполненных из жесткой мешковины, в каждом из которых лежало по девяносто монет. Похожие мешки мы получили в предпоследней сделке, я бы за версту узнала их…

– Эти два мешка принадлежали Ардену и Арлену.

От этих слов мои брови непроизвольно сдвинулись к переносице:

– Ни за что не поверю в то, что Хеймсворды доверили бы своё серебро тебе на хранение. Они доверяли только друг другу, ну, может быть, ещё Гее.

– Всё верно: они не доверяли мне это серебро. Я просто знал месторасположение их тайника.

– Откуда?!

– Забыла? Я ведь вор.

– Но ты ведь воровал исключительно у ликторов… Или… Стейнмунн, ты что, воровал у Ардена и Арлена?

– Подворовывал немного с тех пор, как Арлен бросил меня на двадцать пять монет. С того дня я просто незаметно возвращал себе своё.

– И что же, совсем незаметно вернул себе двадцать пять монет?

– С процентами.

– А если бы они узнали! Они бы порезали тебя, Рокетт! Арден в гневе мог быть просто ужасным! Только подумай, что бы могло случиться, узнай они о твоих манёврах!

– Но не узнали ведь. Не думай об этом, у нас и без того полно хлопот. Эти мешки я забрал из их хранилища вчера ночью, спустя два часа после твоего прихода ко мне. У меня в голове внушительный список людей, которым мы раздадим всё это богатство. Так что если у тебя есть кандидаты на получение доли – озвучивай.

Все дорогие мне люди были мертвы, а единственный всё ещё живой не нуждался в этом серебре. Осознание этого факта в одну секунду могло бы ввести меня в глубочайшую депрессию, если бы передо мной не маячили требующие решения дела.

В сумме у нас на руках оказалась тысяча четыреста монет – с таким состоянием в Кантоне–J одному человеку можно жить и долго, и сытно, и безопасно. Но мы не стали отдавать всё одному человеку. Начали с дома Тиарнака: забросили в его камин вместо ста монет сто пятьдесят, трижды постучали о железную трубу и в ответ получили тройной стук – доказательство того, что хозяин дома получил посылку с запиской о том, что он может по своему усмотрению использовать всё свалившееся на его голову серебро. Доставка этой посылки была для меня важна, так как именно из желания помочь Тиарнаку Берд решился на последнюю в своей жизни вылазку.

Дальше мы пошли по домам знакомых Стейнмунна – всего пунктов назначения было двадцать один, в каждую трубу было вброшено по пятьдесят монет ровно: все посылки заранее были распределены по маленьким самодельным мешочкам. Я отметила, что в каждом доме, в который прилетели наши дары, жили семейные пары с детьми, и только в одном доме жила одинокая женщина. Я спросила у Стейнмунна, кто она такая, и он ответил, что она бывшая обитательница борделя, не так давно завязавшая со своей прошлой профессией – дальше я расспрашивать не захотела, так как прекрасно понимала, что Стейнмунн не может являться девственником.