Гнилой Билл, переглянулся с одним из своих людей.

– Это не тот ли Гарсия, про которого говорили, что он живая карта и знает все течения Тихого океана.

– Да, – тихо прошептала дуэнья Анна, виновато смотря на меня. Её взгляд, говорил о том, что она сожалеет, что была вынуждена выдать мою тайну, дабы сохранить мне жизнь.

А вот я, кстати, совсем об этом не жалел и не понимал, что в этом важного. Все мои знания о море, укладывались на одну страницу учебника, и там не было ничего, окромя того, что вода в море солёная, а живут там акулы и дельфины. Ну, это я утрирую, но вот чтением морских карт, я вроде как, никогда не увлекался, так что, увы, мне, и ах, вот такой вот прибабах получился.

Портулан, портулан, что же это прозвище отца напоминает мне. О, наконец, я вспомнил, что оно означает. Портулан – это старая морская карта, к тому же предназначенная для узкого круга лиц. По ней ориентировались командиры эскадр, что вели их к берегам Испанского Мейна и другим колониям Нового Света. Ну а то, что эти карты здесь были, безусловно, магическими и читать их могли немногие, придавало остроту их изучению, и значительно снижала круг избранных лиц. А моя ценность, как потенциального знатока портуланов, сразу значительно повысилась.

Гнилой Билл, уже совсем с другим выражением лица, посмотрел на меня.

– Оооо, цыплёнок, а ты везучий! Я не ожидал, что у «Портулана» есть такой сын, но все ошибаются и Господь тоже! Видимо его отвлекли, когда твой папашка, зачинал тебя с твоей матерью, лучше бы он спустил своё семя на простыню, чтобы позже, получился более достойный его, отпрыск. Но тебе повезло…

Дальше, его монолог, прервал я, не в силах сдерживать своих эмоций. Кровь бросилась мне в лицо, когда я услышал от Гнилого Билла, это оскорбление. Даже плохо понимая его косноязычную, ломаную испанскую речь, я понял, какое страшное оскорбление он мне нанёс. Кровь или смерть!

У меня не было ни боевой магии, ни оружия, а лишь только храбрость отчаянья.

– Кто ты такой, вонючий индюк, чтобы отзываться о моём отце в таком контексте. Ты гнилая мразь, и тлен под его сапогами, рождённый от старой истасканной шлюхи, и зачатый больным сифилисом извращенцем, недоносок, вот ты кто, подлая тварь!

И я бросился в бой, не помня себя, и обладая, вместо оружия, одной только своей ненавистью. Бой закончился, так и не начавшись. Легко уйдя от меня вбок, Гнилой Билл, обрушил на мою несчастную голову гарду даги, и я потерял сознание от нанесённого мне удара, в который уже раз.

Очнулся я гораздо позже, оттого, что по моей голове текла кровь, а чьи-то руки волокли меня за ногу, словно труп. Подняв отяжелевшую, залитую кровью голову, я обнаружил, что меня тащит один из пиратов, достаточно молодо выглядевший, чтобы дать ему больше двадцати лет.

Но мне от этого было не легче. Что, я падаль какая-то, чтобы меня волочь за ногу, или не человек вовсе. Эти, и подобные им вопросы, роились у меня в голове, не давая трезво осмыслить ту ситуацию, в которую я попал.

Заметив, что я очнулся, молодой пират бросил меня волочь и, отпустив мою ногу сказал.

– Ну что, очнулся! Да, живуч ты, «Восемь реалов», а так и не подумаешь, обычный пухлый мальчишка-жирдяй. Небось, мамкину грудь до сих пор сосёшь, да сахарком тростниковым её молоко заедаешь, а, Восемь реалов?

Что за больная фантазия у этих моральных уродов, да постоянные оскорбления, неужели, они по-другому не могут, либо не умеют. Достали уже! Но сил, чтобы даже огрызаться, у меня не было, я был беспомощен, как новорождённый котёнок.

Чувствительный удар в пах, заставил меня вздрогнуть всем телом. А вот это уже против правил и не по-мужски. Бить лежачего, да ещё по детородному органу, это простите господа – моветон. Но быдло, на то оно и быдло, что не подчиняться обычным правилам. Я для этого пирата, также как и для остальных, был всего лишь «мясом» и источником получения доходов. Моя сомнительная полезность, зиждилась только на определённых возможностях, что она несла в себе, и всё.

– Вставай польо, давай, наша доброта не безгранична! Гнилой Билл, слов на ветер не бросает, а ты ещё не доказал свою полезность, цыплёнок. Вставай, а то у меня приказ, не пойдёшь сам, мне велено тебя пристрелить. Ничего личного, только дело.

Мне не хотелось вставать, хотелось просто лежать и сдохнуть. Столько приключений, переживаний, боли, унижений и оскорблений, я не получал за всю свою жизнь. А этот пацан, в чьём теле я был сейчас, тем более этого не заслужил. В чём он был виноват?

Как в той басне Крылова «Волк и ягнёнок», «ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать!» Но если я буду лежать, то меня убьют, а если я смогу найти себе силы встать и жить дальше, то я смогу отомстить. Но мстить желания абсолютно не было. Хорошо было в интернете. Насрёшь кому-нибудь в профиль, обольёшь моральной грязью, а потом, сидишь с чувством морального удовлетворения, ощущая себя великим и могучим. ( Это я не с себя).

Драться, как-то особо не приходилось, всё больше по-мелочи. А тут, надо было выжить! Выжить, чтобы отомстить, или зачем? Жить, чтобы мстить, или жить, чтобы жить? А получиться? А может ну его. Волна пофигизма, накрыла меня с головой, стало хорошо и спокойно.

– Как тебя зовут брат? – погрузившись в нирвану, спросил я у молодого пирата.

Тот несколько удивился от этого вопроса, особенно оттого, что вопрос я задал на английском.

– Грязный Флинн!

Нирвана, озабоченно плеснула волнами бытия. Что?! И вот этот гад, будет меня мочить? Не слишком ли много чести этому полузверёнышу, мнящего себя хозяином положения. Чисто из духа противоречия, я медленно поднялся и, шатаясь от слабости, ран в ногах, и головной боли, сделал шаг вперёд, подталкиваемый туда дубинкой, которую держал в руках Грязный Флинн.

Я медленно шёл, еле переставляя ноги и с тупым любопытством, рассматривая город Панаму. До нападения пиратов Генриа Моргана, это был уютный красивый город, застроенный большими красивыми зданиями и множеством церквей.

На его окраине виднелось несколько монастырей, что поднимали свои каменные стены над городом. Повсюду виднелись следы мелких пожаров и грабежей. Тут и там, бродили пираты, одетые, такое впечатление, в первые, попавшиеся им тряпки, главное, чтобы они были максимально дорогими и яркими. И неважно, что этот кусок шёлковой ткани, который украшал его голову в виде банданы или головного платка, когда-то был женским платьем.

Отовсюду слышались женские крики и мужские стенания. Но пленных мужчин почти не было видно, одни старики и дети. Англичане и немногочисленные французы, превратили церкви в тюрьмы, согнав туда женщин, детей и мужчин. А одну из церквей Панамы в арсенал, и плевать им было на слово божье, на Христа и веру.

Как будто бы эти церкви не были посвящены тому же Богу, которому молились и они. Странно всё это, они действовали хуже османских турков, разрушивших Византийские святыни, и вели себя соответствующе.

Внезапно, где-то недалеко за одним из красивых домов, взметнулся вверх огромный столб огня, а после донёсся грохот взрыва. Все бродившие в округе пираты, немедленно бросились туда.

Я бы тоже хотел это сделать, но у меня не было сил, и я был под охраной. Между тем, о том, что происходило за ближайшим поворотом, мне предстояло узнать самому. На углу улочки, из которой раздалось эхо взрыва, появилось несколько оборванцев, именующих себя пиратами, они вынуждено отступали, отстреливаясь из мушкетов от кого-то, не видимого из-за здания.

Клубок яростного белого огня, ударил в угол здания, пламя взметнулось вверх, завизжал один из пиратов, стряхивая с себя огонь, который охватил всю его одежду. Его товарищ, достав пистоль и отпустив мушкет, который он до этого держал, прицелился из него и нажал на спусковой крючок.

Грохнул выстрел, сноп разноцветного огня, больше похожего на бенгальский огонь, вырвался из ствола пистоля. Пуля, взвизгнув на высоких нотах, вырвалась вместе с искрами и улетела вперёд. Выстрел оказался точным, о чём свидетельствовал яростный вскрик, донёсшийся из скрытого от посторонних глаз переулка.