У вырождающихся же внезапное пробуждение страстей и колебание настроений нередко приводит к самым странным и эксцентричным действиям. У них умственная деятельность не может поставить преграды импульсивной чувствующей жизни. Внутреннее возбуждение обнаруживается необузданно. Крайне раздражительные, восприимчивые к самым ничтожным впечатлениям, они часто самым экзальтированным образом отзываются на самый пустячный повод. Иногда достаточно бывает самого безразличного, незначительного процесса, чтобы вызвать у них душевное волнение, при котором они способны на самые невероятные поступки.
То обстоятельство, что у вырождающихся аффект иногда ведёт к полному уничтожению интеллектуальных способностей и доводит этих индивидуумов во всей их невменяемости, до насилия и преступлений, часто заставляло думать, что аффект, как таковой, всегда представляет нечто болезненное. Но это взгляд поверхностный, отнюдь не основанный на фактах.
Человек, не способный к душевным волнениям, которого никакие психические раздражения не могут вывести из обычной колеи, напоминает тупое вьючное животное, которое шествует по своему пути, притуплённое и нечувствительное к ударам бича; которого нельзя вывести из себя, даже если выпалить вблизи него из пушки. Такая же тупость опять–таки встречается у другого класса вырождающихся, особливо у идиотов. Здоровый же человек подвержен душевным волнениям, но он умеет подчинить их рассудочной деятельности. Аффект гнева у здорового человека как выражение справедливого душевного ощущения имеет иногда даже нечто возвышенное и прекрасное. Гнев девушки, отвергающей недостойное предложение, гнев мужчины, считающего себя оскорблённым и требующего удовлетворения, конечно, не заключают в себе ничего болезненного и вряд ли будут смешаны с беспричинными вспышками бешенства у вырождающихся.
Явление, которое очень часто можно наблюдать у вырождающихся – это ненормально живая фантазия, сказывающаяся уже в самой ранней юности и нередко делающая невозможной целесообразную умственную деятельность. Такие дети склонны к мечтательству и так называемой необдуманности. Их духовные способности иногда сравнительно хорошо развиты, но они не способны пользоваться ими, так как их мечтания не допускают продолжительного, логического мышления. Их постоянно приходится тормошить; в школе они невнимательны и отвлекаются посторонними вещами. Уже в раннем детстве они беспокойно спят, видят страшные сны, с испугом пробуждаются, а иногда прямо страдают галлюцинациями. Очень характерна для таких богатых фантазией индивидуумов их наклонность к изобретению различных историй, выдаваемых ими за истинные происшествия. В эпоху возмужалости они нередко склонны к мировой скорби, рисуются сентиментальностью и часто ведут себя эксцентрично, оригинальничают.
В дальнейшей жизни они образуют класс людей, которых обыкновенно называют фантазёрами, мечтателями, утопистами или мистиками. Богатая фантазия, не руководимая сильной волей и целесообразной рассудочной деятельностью, чувствует особенное влечение к таинственному, непонятному и удивительному. С самого детства такой человек привык отдаваться грёзам и бесцельному мудрствованию, вместо того чтобы воспринимать впечатления реального мира в их действительной связи. Мир, в котором он живёт, не есть мир действительности; его мировоззрение создалось не на основании внешних впечатлений, реальных условий, а является результатом его мистического бреда, фантастических созданий его мозга.
Сюда относятся те религиозные мечтатели, основатели сект и прочее, которые, особливо в прежние времена оказывали значительное влияние на течение истории. Религиозное мечтательство и фанатизм религиозных сект, наблюдаемые ещё теперь особливо в России и Северной Америке, должны быть отнесены, главным образом, к этой форме психического вырождения.
В новейшее время фантазёры и утописты переходят часто от религиозного мечтательства к спиритизму, тайным наукам и т.п. мистическим вещам. Большая часть того, что ещё пишется теперь о спиритизме, ясновидении и т.д., имеет источником больной, выродившийся мозг, в котором господствуют фантастические призраки и в котором умственная деятельность слишком слаба для разумной критики.
Мы встречаем таких индивидуумов во всевозможных областях. Нередко они выступают в роли народных благодетелей, причём с величайшим пафосом провозглашают вещи, которых себе сами не уяснили, восстанавливают друг против друга общественные классы и считают себя апостолами свободы. У таких индивидуумов недостаточное развитие рассудочной деятельности может иногда ограничиться исключительно одной её частью, в то время как другие умственные свойства могут быть в высшей степени развиты. Так, например, имеются вырождающиеся индивидуумы с отличной памятью и хорошими способностями к учению. Иногда они приобретают даже обильный запас знаний, но они не умеют применять их. Фантазия преобладает у них над интеллектом и производит путаницу в разнообразных остатках прошлых впечатлений. Они не обладают способностью всецело сосредоточивать своё внимание на одном предмете; процесс их мышления подобен кораблю без руля, предоставленному на произвол ветра и волн. При поверхностном наблюдении, они, благодаря приобретённым знаниям, могут производить впечатление умных и интеллигентных людей, но так как у них нет умения логически группировать свои мысли, то они никогда не создадут ничего путного, а непостоянство их душевного склада не ускользнёт от сведущего наблюдателя.
История изобилует подобными примерами. Римский император Клавдий обладал, несмотря на свою умственную слабость, весьма порядочными знаниями греческого языка и выдающимся ораторским талантом; он так же написал объёмистое историческое сочинение. Несмотря на эти способности, он представлял собою тип вырождающегося человека. До того как его избрали в императоры, он имел особенную страсть к сутяжничеству и благодаря своей глупости и неспособности к логическому мышлению стал мишенью для насмешек адвокатов. При одном случае он письменно заявил, что «высказывается в пользу тех, которые сказали правду».
У других вырождающихся мы находим хорошо развитую рассудочную деятельность при полном почти отсутствии чувствующей жизни. Этим людям чужды условия этических чувств, сострадания, совести, любви и т.д.; их поступки основаны лишь на холодном расчете. Эгоизм и бесчувственность характеризуют каждый их поступок. Скареды, которые находят удовольствие лишь в накоплении богатств, которым чужды все идеальные черты жизни, которые не гнушаются никаких средств для достижения своих эгоистических целей, которые остаются бесчувственными не только к страданиям своих ближних, но и к участи ближайших родственников, принадлежат к этой категории психического вырождения.
Эта безчувствительность, при подходящих условиях со стороны остальных психических факторов может иметь последствием так называемое нравственное помешательство, а иногда даже повести к самым тяжёлым преступлениям. Часто у таких индивидуумов дело идёт не только о недостаточном развитии чувствительной жизни, но и об извращении ощущений и чувств. То, что другим людям внушает страх и ужас, доставляет им удовольствие и наслаждение; там, где другие испытывают боль и сострадание, они чувствуют себя удовлетворёнными и счастливыми. Подобные душевные состояния доводят иногда до животной жёсткости, которая по грубости может достигнуть невероятной степени.
И в этом отношении история изобилует примерами. Римский император Нерон был наследственно тяжело обременён как с отцовской, так и с материнской стороны. Сумасшествие и эпилепсия царили в обоих семействах, и отец, Домиций Агенобарб, был до того нравственно испорчен, что про него говорили, не будь он отцом Нейрона, он был бы сквернейшим человеком своего времени. Светоний рассказывает, что когда однажды отца Нерона поздравили с рождением сына, тот заметил: «От Агриппины и меня может родиться лишь чудовище, которое станет бичом человечества». Наклонность Нерона к жестокости, сладострастию и расточительности достаточно всем известна. Его поведение в то время, как он велел поджечь Рим, созерцание этого зрелища при чтении стихов, рисовавших гибель Трои, – всё это типично для вырождающегося. При этом он вовсе не был бездарностью в умственном отношении. Тщеславие, побудившее его выступить публично сначала в Неаполе в качестве актёра, певца и кучера, также довольно характерно для его психического вырождения.
