– Не могу знать, – отрапортовал вахтенный. – Кавторанг лично распорядился сопроводить матроса Шапиро к вам на освидетельствование.

– Разве можно отказать Максу Константиновичу, – ответила Варвара Петровна. – Костя, покинь, пожалуйста, кабинет на время осмотра. А вас, – она перевела взгляд на Артема, – я попрошу присесть вот сюда, к столу.

Артем послушно уселся на стул, Маша стала возле врача, а Костя быстро вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Прежде чем приступить к осмотру, – начала Варвара Петровна, – я хочу предупредить вас и провести устный опрос. Труд водолаза относится к категории тяжелых, поэтому в отряд мы принимает только полностью здоровых людей. Вы подвержены частым головным болям?

– Нет, у меня еще ни разу в жизни не болела голова.

– Вы не страдаете от шума в ушах?

– Нет.

– Вам доводилось отхаркивать кровью?

– Боже упаси, никогда!

– Бывают боли в груди?

– Нет.

– Болеете венерическими болезнями?

Артем покраснел. Варвара Петровна тоже.

– Понимаете, по нашим законам то, от чего возможно заработать такую болезнь, разрешается лишь с женой. И поскольку я не женат…

– Значит, вы девственник? – спросила Варвара Петровна, из красной становясь пунцовой.

– Да, – опустил глаза Артем.

– Как часто пьете водку или другие алкогольные напитки и сколько за один прием?

– Я вообще не пью.

– Ну что ж, давайте начнем осмотр. Обнажитесь до пояса.

Когда Артем разделся, Маша и Варвара Петровна переглянулись. Им было на что посмотреть, по причудливой воле Небес торс Артема напоминал торсы классических статуй Праксителя.

Через десять минут выслушивания через стетоскоп и осторожного простукивания кончиками пальцев Варвара Петровна вернулась за стол заполнять формуляр.

– Можешь одеваться, – сказала Маша. Это «ты» самым красноречивым образом сообщило Артему, что осмотр успешно завершен и он принят в Кронштадтскую школу водолазов.

Варвара Петровна заполнила формуляр и попросила Машу:

– Позови, пожалуйста, вахтенного.

– Рада сообщить, – продолжила она, обращаясь к Артему, после того как Костя вернулся в кабинет, – что вы абсолютно здоровы и можете приступить к обучению. Возвращайтесь в казарму и доложите дежурному по отряду, что успешно прошли медосмотр.

Артем с трудом попрощался и вышел вслед за вахтенным. Жгучий жар сапфирового солнца навалился ему на плечи. Лазоревая чистота неба вдруг сгустилась до сумерек изумрудной зелени. Артем замедлил шаги и несколько раз глубоко вздохнул.

Варвара Петровна поразила его не меньше, чем море. Но про море он по крайней мере что-то слышал и немного представлял, как оно может выглядеть. И хоть на деле простор и красота моря отличались от его представления о них, но все-таки шока неожиданности он не испытал.

Девушек и женщин он видел тысячи, десятки тысяч раз, уж тут-то ничего нового оказаться не могло. И тем не менее оказалось. Незнакомое доселе ощущение исходило из повернувшего в иное положение сердца, и он еще не понимал, как со всем этим справляться и как теперь жить.

Небо просветлело, солнце из сапфирового снова стало желтым, дыхание вернулось к нормальному, и он услышал слова ничего не заметившего вахтенного:

– Что, брат, глаза вылупил? Ошалел небось от такой фамильярности? Да, у нас тут так, ни справок, ни казенных рапортов, все на словах, все на доверии. Это потому, что дело наше водолазное только на доверии и держится. Когда уходишь под воду, надо полностью доверять тем, кто остался наверху, до конца на них полагаться, а им – на тебя внизу. Иначе ни черта из работы не получится. Мы тут все – одна большая семья: и офицеры, и врачи, и матросы. А Макс Константинович просто отец родной, я тебе говорю! Докторша наша, не смотри, что молодая, ух, какая вострая! Она не только медицинский институт для женщин окончила, а посещала академика Павлова в Военно-медицинской академии. Во как! Академик ее к нам и рекомендовал вольнонаемным младшим врачом. Для изучения, как это… – он почесал в затылке, – а, физиологии подводных погружений. Вот ты ныряешь себе и знать не ведаешь, как это мудрено зовется!

Артем ничего не ответил. В Чернобыле он не успел столкнуться ни со справками, ни с казенными рапортами, ни с каким-либо другим проявлением чиновной бюрократии. Отношения между людьми в еврейской общине очень походили на то, чем сейчас хвалился вахтенный.

К счастью или несчастью, все зависит от взгляда. Артем просто не знал другого типа отношений. Ему, наивному юноше, выросшему под крылом заботливой матери и за оградой общинной поруки, только предстояло вкусить горечь несправедливых обид, презрительного высокомерия и унижающей надменности.

Проходя мимо низкого забора, огораживающего какое-то сооружение посреди двора, вахтенный дружески ухватил Артема за рукав и повел к воротам.

– Пойдем, покажу. Ты уже наш, так что можно.

Отперев замок, он провел Артема внутрь к устью большого колодца, прикрытого толстой деревянной крышкой.

– Помоги, – коротко бросил вахтенный, берясь за бронзовую ручку на крышке.

Артем ухватился за другую, вдвоем они легко сняли крышку и положили ее на вымощенный кирпичом пол.

– Колодец? – спросил Артем, заглядывая через край.

– Нет, бак для погружений, – воскликнул вахтенный. – Целых две сажени[1] глубиной! Как только тебя обучат пользоваться водолазным аппаратом, будешь сюда погружаться каждый божий день. Зимой и летом, в снег и в дождь, ломать ломом лед и погружаться.

– А зачем так часто? – удивился Артем.

– Затем, чтобы аппарат стал частью твоего тела. Чтобы не думать, какой вентиль покрутить и какой шланг расправить, а делать это, как ухо чешешь – не задумываясь.

– А ты уже научился?

– Да! Ночью меня разбуди, в ботинки могу не попасть, а аппарат с закрытыми глазами нацеплю: бултых! – и поминай, как звали.

– То есть? – не понял Артем. – Зачем тебя поминать?

– Ну, это так говорят. В смысле, нырнул и уплыл. К примеру, требуется ко вражескому кораблю незаметно подобраться и мину поставить или другое важное задание выполнить. Для этого надо себя под водой чувствовать, как за столом у тещи на блинах.

– Я не боюсь воды, – сказал Артем, перевешиваясь через край и касаясь рукой прохладной глади. – Я на Припяти вырос, на речке нашей. Купаться обожаю, особенно люблю нырять.

– Вот теперь и накупаешься, – улыбнулся вахтенный. – А то, что нырять любишь, это просто здорово. Сколько можешь под водой просидеть?

– Долго, – ответил Артем.

– Долго у тебя – это сколько? Минута, две, три?

– Не знаю, никогда не мерял. Часов-то у меня нет.

– О, хорошо, что про часы вспомнил. Заболтались мы с тобой. Пошли скорей в каптерку, надо тебе форму получить и прочее матросское имущество.

Спустя час, уже облаченный в форму, с вещмешком, туго набитым всяческим добром, назначения доброй половины которого Артем не понимал, он был представлен дежурному по отряду – старшему водолазу Ефиму Бочкаренко.

Тот и в самом деле походил на бочку: кряжистый, широкоплечий, с круглой, выпирающей грудью, обтянутой синей фланелевой рубахой, в широком вырезе которой виднелись полосы тельняшки. Бескозырка была чуть сдвинута набок, пряжка пояса сияла, словно золотая, стрелки наутюженных брючин упирались в расчищенные до блеска черные ботинки.

Артем получил такое же обмундирование, только сидело оно на нем косо и неуклюже. Подойдя к Бочкаренко, он вскинул руку к бескозырке и доложил:

– Матрос Шапиро прибыл в расположение отряда.

Эту фразу и жест он десять минут репетировал с Костей и, судя по его довольному лицу, репетиция не прошла даром.

Бочкаренко небрежно козырнул в ответ и тяжелым, точно каменным шагом обошел вокруг матроса. Сделав полный круг, он остановился напротив и, раскачиваясь с носка на пятку, произнес:

– Гюйс поправить, ремень подтянуть, пряжку надраить, брюки выгладить, ботинки чтоб сверкали. Вопросы есть?