Основатели озвучивают девиз общества – «Nullius in verba» (Ничего со слов), при этом, Роберт Бойль, будучи физиком и натуралистом, был ещё и известным христианским богословом, а Джон Уилкинс и вовсе англиканским священником. Это самая старинная Академия наук в мире, куда и сейчас входят практически все передовые умы современности. Более 70 Нобелевских лауреатов, и тот факт, что создание такого авторитетного научного сообщества произведено «руками» теологов и учёных, как раз и являет собой пример не просто совместимости, а абсолютной монолитности, более того – неразрывности религии и науки, Высшего сонма идей и физических законов природы, созданных непревзойдённым гением Высшего Разума.

Но, как ни странно, именно здесь и именно тогда начинают звучать первые громкие голоса, возвышающие «науку» над религией, постепенно отодвигая её в разряд застарелой традиции, но которая всё ещё может приносить пользу – например, вещать простолюдинам о нравственности и морально-этических ценностях, а «нам – учёным это ни к чему, мы итак всё это знаем. Так что, если церковь не мешает науке и «прогрессу», то пусть она будет».

Примерно в таком контексте начинается очередной виток формирования совершенно нового образа «человека-интеллектуала», для которого естествознание – это свет просвещения, а религия – устаревшая сказка для «черни».

Под влиянием собственных успехов и открытий, наука со своей строгой методологией, прямыми экспериментальными исследованиями, математическими и физическими расчётами постепенно ставится «единственным» способом истинного познания мира. «Ничего со слов», как декламировали члены Лондонской академии. Так в 1663 году некий учёный представил членам общества свой философско-теологический трактат для обсуждения на ближайшем заседании. Работа была ему возвращена обратно с пояснением буквально следующего содержания: «Королевское общество не заинтересовано в знании по схоластическим и теологическим материям, поскольку единственная его задача – культивировать знание о природе и полезных искусствах с помощью наблюдения и эксперимента и расширять его ради обеспечения безопасности и благосостояния человечества. Таковы границы деятельности британской ассамблеи философов, как они определены королевской хартией, и её члены не считают возможным нарушать эти границы». Другому автору, предложившему сходную работу, ответ был более резок: «Вы не можете не знать, что целью данного Королевского института является продвижение естественного знания с помощью экспериментов и в рамках этой цели, среди других занятий, его члены приглашают всех способных людей, где бы они ни находились, изучать Книгу Природы, а не писания остроумных людей».

Дело в том, что ещё первые философы начала времён вывели одну очень важную закономерность – люди, это пожалуй единственное сообщество, которое не может взаимодействовать с миром напрямую. Человеку нужен некий инструментарий, то есть некие «идеи», которые служили бы ему проводниками в физическую реальность. Включаться в структуру бытия непосредственно, на уровне природных рефлексов, это удел всего остального животного мира. Они действуют прямо – клыками, когтями, мышцами, и для своего сосуществования с остальным миром им не нужны никакие дополнительные обоснования. Но мы устроены несколько иначе и не можем без нормативов поведения, без кодексов, без концепций, ибо так мы строим наши жизненные практики, стараясь возвысится над собственными инстинктами, поэтому вопрос надёжного «инструментария» устройства собственного бытия для нас далеко не праздный.

Платон вывел постулат о существовании мира «идей», как отдельной, наивысшей структуры реальности, которая являет нам ключевые, незримые, сакральные установки, а мы лишь пытаемся осмыслить их и воплотить в земных проекциях своей жизни. То есть мир идей – это то, откуда мы черпаем «смыслы», Божественный неизменный первоисток или по-другому – Высший сонм. Подобная трактовка мироздания была далеко не единственной, например, как альтернатива – «энтелехии» Аристотеля, но все они, так или иначе, проистекали из трансцендентных основ за пределами «звёздного неба».

Примерно с XVII века постепенно начинает преобладать иное толкование «идеи», не как чего-то незыблемого «сверху», а как что-то, что рождается и проистекает изнутри самого человека. То есть «идеи», это наши представления о мире, и это тоже было очень ярко, особенно если учесть, что подобная мысль всё также проецировалась на интеллигибельную палитру Вселенной, поскольку все мыслители сходились в очевидности существования «законов», как чего-то реального, но одновременно нематериального, а значит «идеи» – это не физические факты и события, а то что их, как бы, обосновывает. Именно они скрепляют фаты и события в единый смысловой нарратив, рождая из них «историю», одновременно выступая незримой её частью.

Но вот, учёные начинают абсолютизировать «науку», объявляя научный рационализм действенным, самодостаточным и единственно верным. Постулируется новая формула. Идеи – это то, что мы мыслим и не более того. Большинство наших идей спонтанны. Их рождает сам человек, поэтому сам процесс познания зависит исключительно от интеллектуальной потенции индивида и не имеет никакой мистической природы, поскольку целиком зависит от умственных практик. И несмотря на то, что «атеизм» ещё не является признаком образованности и пока ещё употребляется, как оскорбление, но уже чувствуется рождение этих скептических настроений в отношении совершенно отчётливых, до той поры, сакральных основ «знания» о мире.

Так случилось, что вопрошание, критический анализ, разумное сомнение и непрерывный поиск наиболее лучших объяснений – всё это является обязательными элементами научного процесса. Именно на основе «критического мышления» рождаются гипотезы, аргументы, доказательства и научные теории, объясняющие физическую реальность. Видимо на этом кураже, окрылённые своими успехами, учёные эпохи Просвещения начали думать … а, почему бы нам не выйти за пределы своей «юрисдикции» и не направить вектор скептицизма на совершенно другую область – на философию и религию, вернее на церковный канон, и очень скоро они обнаружили, что столь привычная и столь действенная научная методология, которая так успешно раскрывает тайны физических алгоритмов, здесь совершенно не работает и совершенно не может ничего объяснить. Этот механизм оказался абсолютно нежизнеспособен, когда направлен на познание интеллигибельных субстанций и это естественно, ибо физикализмом невозможно доказать метафизические истины – он, просто, не обладает для этого необходимым инструментарием. Но к какому же выводу, после подобной неудачи, приходит учёный-натуралист?! Нет … он не признаёт бессилие материалистического подхода в этой области и не допускает никакой альтернативы суждения, а говорит: «Раз наука ничего здесь не видит и не выявляет никаких эмпирических доказательств, а только это и есть единственный способ истинного познания, значит нет никакого сверхъестественного мира». Вот на таком алогизме стало рождаться самое пагубное социальное явление, которое с каждым временем становилось всё более массовым. Материалисты стали считать и уверяли в этом всех вокруг, что только научные ценности и практики есть настоящая истина, тогда как церковь защищает свои собственные очевидные заблуждения, лишь для того, чтобы удержать власть над умами людей и сохранить свой статус единственного источника знания во всём, включая законы природы. На основе явных научных ошибок, на основе толкования несостоятельных воззрений древности в форме официального христианского канона и всяческое упорство в этом, идеи учёных о законах и структуре Вселенной, подтверждённые эмпирически, стали использовать, как главный аргумент против всего церковного института.

Но, пока эти голоса звучат негромко и разрозненно, ибо пока ещё нет некой общей рациональной идеи, которая могла бы стать «достойной» альтернативой учению о сакральности жизни и которая стала бы главным концептуальным остовом «атеизма», объединив под своё начало всех скептиков мира. Нет общего «знамени». Интеллектуалы-физикалисты пока ещё только выражают простые сомнения, робко поговаривая о том, что нет рациональных доказательств существования Бога, что это невозможно доказать или опровергнуть, что это не дело науки, но вообще-то «Его» скорее всего нет, потому что вот, посмотрите чего достигли физики, посмотрите химики, биологи, математики и без всякого «бога» … в общем, всё в таком роде. Всё больше европейских университетов объявляют о своём религиозном нейтралитете, и всё бы ничего, если бы эти эрудиты и дальше следовали бы своей привычной канве, но вот, прошло несколько столетий, пока наконец не появилась «идея», которая оказалась самой «успешной» парадигмой научного знания о природе и которая, как им показалось, могла бы стать знаменем «просвещённого теологического скептицизма». Нигилисты всего мира ликовали. Наконец они получили возможность громогласно объявить о своей «победе» над закостенелыми суевериями древности, предлагая своё, «научное», а потому истинное прочтение мира.