-К сожалению, я вынуждена вас покинуть! До свидания!

Как мне показалось, после моей прощальной тирады половина публики сразу протрезвела. Затем, переведя взгляд на своего сообщника, который что-то замешкался, я нетерпеливо окликнула его:

-Валерик!

-Сейчас, сейчас! – ответил парень, поспешно распрощавшись с хозяином.

Выйдя за ворота, я сказала сероглазому:

-Тебе – сюда, а мне – туда!

И мы разошлись, чтобы никогда больше не встретиться.

Убедившись в том, что Валерик действительно ушёл, я вернулась в Юркин палисадник, однако не услышала больше ничего интересного. Минут через пятнадцать гости стали расходиться и я увязалась следом за святошинскими. Парни, шатаясь из стороны в сторону, тянули повисших на них девок. По дороге Алёнке стало плохо и мой сосед, вынужденный её дожидаться, переругивался с сестрой в темноте:

-Говорил тебе: «Не пей водку!». Так нет же – нализалась, как свинья!

На что Алёнка, которую в течение всего вечера спаивал Чижевский, огрызнулась:

-На себя посмотри!

Наконец, мы добрались до Святошино. Войдя во двор бабушкиного дома, я вдруг услышала, что в саду кто-то разговаривает. Однако не успела открыть калитку, как столкнулась нос к носу с Женькой.

-Марина, ты куда? – испуганно воскликнул он.

-Да так, гуляю, - неопределённо ответила я, пытаясь заглянуть через дядькино плечо. – А ты что здесь делаешь?

-Тоже решил перед сном прогуляться, - уже более спокойным тоном произнёс Женька.

-Один?

-Один!

-А мне показалось, что ты с кем-то разговаривал, - я попыталась обойти его.

-Тебе послышалось. С кем бы это я мог говорить здесь в такое время? – дядька взял меня под руку. – Уже поздно, идём спать.

Мне пришлось подчиниться. Однако, вернувшись в горницу, я не стала ложиться в постель, так как у меня на сегодня было запланировано ещё одно мероприятие. Переодевшись в джинсы и свитер, а также не забыв о парике, я выключила свет и стала дожидаться, пока полностью стемнеет. В сумеречном свете, проникавшем поверх задёрнутых оконных занавесок, циферблат будильника был едва различим. Наконец, его обе стрелки стали приближаться к цифре «одиннадцать». «Ничего, пока дойду, будет совсем темно», - успокоив себя этой мыслью, я проскользнула в сени. Судя по тому, что под дверью, ведущей в зал, не было светлой полоски, дядька и бабушка уже легли спать.

Перебравшись по брёвнам через овраг, я обошла лес стороной и выбралась по полю с пшеницей на примыкавшие к Чижово огороды. Среди них меня интересовал только один огород, вернее, сад, а именно – Лёхин. Но, едва перемахнув через забор, я была тут же вынуждена залечь в кусты из-за мелькнувшей между деревьями фигуры. Пролежав так минут пять, я убедилась, что человек и не думает уходить из сада. Пришлось подползти поближе, чтобы рассмотреть его. Оказалось, что это был сам Лёха, который, водрузив на плечо массивную дубинку, обходил дозором собственные владения. В это время на крыльцо вышла женщина и позвала:

-Лёша, сыночек, иди попей парного молочка!

Однако тот ответил, что придёт немного попозже и женщина удалилась. Между тем парень продолжил свой обход. Двигаясь за ним по пятам, словно тень, я слышала, как Лёха, сплюнув, переложил дубинку на другое плечо и пробормотал:

-Всё равно её дождусь! Пусть только явится – тогда посмотрим…

«Ого! – подумала я. – Интересно, кого это он подстерегает? Уж не меня ли?»

Прошло ещё полчаса и в саду совсем стемнело. Пробираясь на ощупь между деревьями, я больше всего боялась уткнуться носом в Лёхины лопатки. Неожиданно под моей ногой треснул сучок и тотчас в темноте раздался зычный бас:

-Стой, кто идёт?

Естественно, я не стала откликаться на его зов. Поэтому, не обнаружив злоумышленника, рыжий двинулся дальше. Не знаю, на сколько бы его ещё хватило, но тут на крыльце появился Лёхин отец:

-Эй, долго ты там ещё будешь бродить? Иди в дом: мать волнуется!

Парень вздумал было возразить, но отец перебил его:

-Кому нужны твои черешни? Уже все спят давно! Пойдём, завтра рано вставать!

-А который час? – спросил рыжий.

-Уже двенадцатый!

Немного потоптавшись на месте, Лёха со вздохом отбросил дубинку и пошёл следом за отцом. Однако я не торопилась, так как он мог вернуться, чтобы перед сном ещё раз обойти сад. Наконец, свет в доме потух: теперь настал мой час. Даже когда мы с деревенскими обносили Гришкин сад, я не объедалась так черешнями, как в этот раз. И только когда меня стало уже тошнить, я, набив доверху черешнями целлофановый пакет, решила идти назад. Возвращаться прежним путём было нельзя, потому что в темноте я могла не разглядеть брёвен. Что же касается другого пути, то на просёлочной дороге меня кто-нибудь мог заметить. Оставался только один безопасный маршрут – через лес.

То исчезающая, то вновь появляющаяся в просвете между дымчатым кружевом ночных облаков луна освещала петлявшую среди деревьев тропинку и мне совсем не было страшно. Неспешно продвигаясь вперёд, я время от времени запускала руку в пакет за очередной порцией черешен. Однако вскоре пакет опустел, луна зашла за тучи и я впервые задумалась о том, что мне пора бы уже выйти на опушку леса. Судя по всему, я не заметила, как сбилась в темноте с тропинки и теперь кружила на одном месте. Как же мне теперь отыскать дорогу домой? Остановившись, я ждала, наверно, минут десять, пока сквозь серую пелену снова не проглянула луна. Разглядев в её тусклом свете уходившую вправо тропинку, я поспешила туда, опасаясь, как бы ночное светило вновь не скрылась за облаками.

Вдруг впереди между деревьями блеснул огонёк и вскоре я вышла на большую поляну, окружённую со всех сторон кустами. Посредине её горел костёр. И тут я узнала это место: там, за поляной, была дорога на Святошино и теперь ничто не мешало мне вернуться туда. Вместе с тем неукротимое любопытство удерживало меня на месте: я хотела знать, что за люди разожгли в лесу костёр. Сначала мне пришла в голову мысль, что это охотники. Но здесь не было дичи. Тогда, может, туристы? Тоже вряд ли… Внезапно ветер донёс до меня конское ржанье и я решила, что это пастухи в ночном. Хотя обычно лошадей выпасали на лугах за лесом. Желая выяснить всё наверняка, я, прячась за кустами, подобралась поближе и увидела расположенные полукругом возле костра шатры. Рядом стояли несколько телег с крытым верхом и паслись стреноженные кони. Едва я вгляделась в обличье и одежду сидевших у огня людей, как мне сразу стало всё ясно: это был самый настоящий цыганский табор. Судя по количеству шатров, табор был небольшой: человек двадцать-тридцать. Возле костра собралась, в основном, молодёжь. Оттуда доносился смех и неразборчивые восклицания, наверно, на цыганском языке. Где-то в шатре плакал ребёнок, изредка слышалось всхрапывание лошадей.

Неожиданно от костра отделились две фигуры: мужчина и женщина, и двинулись по тропинке в лес. «Хворост они, что ли, пошли собирать?» - подумала я и последовала за ними. Так как парочка отошла довольно далеко от поляны, мне приходилось ориентироваться в темноте на звук их шагов и огонёк папиросы, которую курил мужчина. Наконец, они остановились возле какого-то куста. Воспользовавшись этим, я улеглась на траву между ними, хотя и рисковала тем, что мне могли наступить на уши. Первой заговорила женщина и я по голосу определила, что ей не больше двадцати. Судя по интонации, она в чём-то упрекала парня, который, слушая её, молча курил. Между тем цыганка всё говорила и говорила, мешая русскую и цыганскую речь, так что я смогла уловить только общий смысл.

-Скажи только слово, - молила она, - и я буду твоей! Не побоюсь ни матери, ни отца – пускай бьёт!

При этом меня поразило то, что на все страстные призывы девушки её любимый отвечал молчанием. Наверно, это вывело из равновесия и цыганку, потому что она вдруг воскликнула:

-Почему ты молчишь? Значит, ты не любишь меня? Но кого же тогда ты любишь? Это Розка? Да?

Затем она перечислила ещё несколько имён, но цыган по-прежнему не издавал ни звука. Так что я даже подумала: «Что за истукан такой бесчувственный? Девушка ему в любви объясняется, а он – хоть бы слово в ответ!» Тем временем цыганка неожиданно