– Этот человек… рабочий, – рассеянно сказал Хэй. – Пф-ф, этот человек такой же работяга, как и я.

– Ну, я и сам думал, что он не тот, за кого себя выдает.

– Детективы никогда не умеют хорошо замаскироваться, – спокойно заявил Грексон.

Они свернули на Оксфорд-стрит, и Пол остановился.

– Что? Этот был детектив?

– Я так думаю, судя по твоему описанию разговора с ним. Дело в том, что я влюблен в замужнюю женщину. Мы вели себя вполне благопристойно, и никто не может сказать против нас ни слова. Но ее муж – чудовище и хочет развестись. Я уже давно подозреваю, что он следит за мной. Благодаря тебе, Пол, я теперь в этом уверен. Так что, может быть, теперь ты понимаешь, почему этот человек предостерегал тебя и говорил, что я «человек при делах».

– Понимаю, – кивнул Бикот с некоторым сомнением. – Смотри не попади в беду, Хэй.

– О, со мной все в порядке. И я не собираюсь делать ничего бесчестного, если ты это имеешь в виду. Это вина мужа, а не моя. Кстати, не мог бы ты описать того малого?

– Конечно. У него были рыжие волосы и рыжая борода, довольно красное лицо, и он прихрамывал.

– Все это маскарад, – презрительно сказал Хэй. – Хромота, скорее всего, притворная, борода накладная, на голове парик, а лицо нарумянено – действительно, очень неуклюже. Осмелюсь предположить, что в следующий раз, когда он будет следить за мной, он будет бледен и похож на джентльмена. Я знаю их уловки.

Друзья еще немного поговорили об этом эпизоде, а потом перешли к другим темам. Грексон описал замужнюю даму, которую обожал, и Пол упрекнул его за такую страсть.

– Так не годится, Хэй, – решительно сказал он. – Женщина, сбежавшая от мужа, не заслуживает уважения.

– Она еще не сбежала, сэр Галахад, – засмеялся Грексон. – Клянусь Юпитером, ты так наивен!

– Если это означает уважение к институту брака и обожание женщин, как ангелов, я надеюсь, что останусь наивным.

– Женщины, конечно, ангелы, – согласился Хэй, когда они шли по Гвинн-стрит, – это обычная фраза в любовных делах. Но есть ангелы двух видов. Дульсинея – это…

– Вот мы и пришли, – быстро перебил его Пол. Почему‐то его раздражало, что этот закоренелый грешник заговорил о Сильвии, и он начал думать, что Грексон Хэй опустился с тех пор, как они вместе учились. Не то чтобы его считали особенно хорошим учеником в Торрингтонской школе. Скорее наоборот, его там вовсе не жаловали. Однако у Пола не было времени вспоминать это в подробностях, потому что в этот момент в дверях лавки появился Аарон. Когда Пол приблизился, он вышел на тротуар.

– Входите, – пригласил старик. – Я хочу поговорить с вами наедине, – добавил он, бросив испуганный взгляд на Хэя.

– В таком случае я вас покину, – отозвался Грексон, высвобождая руку. – Дульсинее придется подождать другого случая. Иди и занимайся своими делами. Я подожду снаружи.

Бикот поблагодарил друга взглядом и вместе со стариком вошел в лавку.

– Брошь, – робко прошептал Аарон. – Она у вас? Отдайте ее мне… быстрее… быстрее.

В магазине никого не было, так как Барт, очевидно, ушел по какому‐то поручению. Дверь, ведущая на лестницу, по которой так часто спускалась Сильвия, была закрыта, и никто не мог подслушать их разговор.

– Брошь у меня, – сказал Пол. – Но…

– Отдайте ее мне, отдайте! – задыхаясь, проговорил Аарон. – Я куплю ее – за большую цену. Просите что хотите.

– Почему вы так стремитесь заполучить ее? – удивленно спросил Бикот.

– Это мое дело, – заявил Норман неожиданно властным тоном. – Я хочу ее купить. Мне понравились камни, – закончил он уже слабым голосом.

– Вы поэтому упали в обморок? – подозрительно спросил Пол.

– Нет. – Пожилой мужчина побледнел и прислонился к стойке, тяжело дыша. – Откуда у вас эта брошь? – спросил он, стараясь сохранять спокойствие, но с видимым усилием.

– Я получил ее от матери, а она – от отца…

– Бикот… Бикот, – пробормотал старик, нервно кусая губы. – Я не знаю никого с таким именем, кроме вас, и вы не шпион… не негодяй… ах… ах… – Он поймал изумленный взгляд Пола и резко переменил тон. – Простите, но эта брошь напоминает мне о неприятностях.

– Вы видели ее раньше?

– Да… то есть нет… Не спрашивайте… – Норман схватился за горло, как будто задыхался. – Я не могу говорить об этом. Я не смею. Как она досталась вашему отцу?

Все больше и больше удивляясь, Пол рассказал обо всем, что узнал от матери. Аарон слушал, сверкая единственным глазом и нервно подергивая худыми руками, пока молодой человек говорил. Когда Бикот закончил, он принялся грызть ногти.

– Да, да, – пробормотал он себе под нос, – ее попросят вернуть. Но она не вернется. Я хочу ее купить. Продайте ее мне, мистер Бикот.

– К сожалению, не могу, – добродушно ответил Пол. – Моя мать телеграфировала, чтобы я ее вернул. Мой отец узнал, что она послала ее мне, и теперь недоволен.

– Вы сказали матери, что показывали ее мне?

– Нет. В этом не было необходимости.

– Слава богу! – выдохнул процентщик, доставая малиновый платок. – Конечно, в этом не было необходимости, – нервно хихикнул он. – Неприлично рассказывать о закладывании вещей. Нехорошо, э-э-э… – Он вытер лицо и провел языком по побелевшим губам. – Значит, вы не продадите ее мне?

– Я не могу. Но я попрошу маму, возможно, она согласится.

– Нет-нет! Не делайте этого – ничего не говорите, ничего. Мне не нужна брошь. Я никогда не видел броши… Какая еще брошь… Пф-ф-ф, не говорите мне о броши, – залепетал старик.

– Мистер Норман, – серьезно спросил Бикот, – что за история связана с этой брошью?

Аарон всплеснул руками и попятился к стойке.

– Нет-нет, не спрашивайте. Что вы имеете в виду? Я не знаю никакой истории… Какой еще броши… Я никогда ее не видел… Я никогда… ах… – Он с облегчением замолчал, когда в магазин вошли две бледные девушки в очках… – Покупатели. Что вам угодно, леди? Чем я могу служить вам? – И букинист поспешно засуетился за прилавком, направив все свое внимание на покупательниц, но не забывая искоса поглядывать в сторону озадаченного Пола.

Видя, что с Аароном невозможно продолжать разговор, и подозревая по его поведению что‐то неладное, молодой джентльмен вышел из лавки. Он решил сам отвезти брошь в Уоргроув и подробнее расспросить о ней мать. Так он смог бы узнать, почему она хочет вернуть украшение – если не сама, то по требованию отца, и, возможно, объяснить наконец тайну.

– Продал брошь? – спросил Грексон, когда Бикот вышел из лавки и они зашагали по Гвинн-стрит.

– Нет. Я должен отослать ее матери и…

– Осторожнее! – закричал вдруг Хэй, спотыкаясь. – Апельсиновая корка… ах…

Споткнувшись, Пол вылетел на середину дороги, по которой быстро мчался автомобиль. Прежде чем Грексон успел понять, что произошло, его друг оказался под колесами.

– Дебби, – рыдала Сильвия, – он умрет, умрет!

– Только не он, моя драгоценная зверушка, – возражала служанка, поглаживая мягкие руки девушки своими жесткими ладонями. – У таких молодых людей столько же жизней, сколько у котов. Благослови тебя Бог, мой цветок, он будет здоров и будет ждать у алтаря, прежде чем мода изменится – а это достаточно быстро, – добавила Дебора, потирая свой курносый нос. – Потому что она меняется чуть ли не каждый божий день.

Они сидели в гостиной над букинистической лавкой. Это была квартира с низким потолком, длинная и узкая, с окнами по всей длине дома. Задние окна выходили на маленький грязный дворик, но Норман вставил в них темные витражные стекла, и сквозь них ничего нельзя было толком разглядеть. Почему он так поступил, оставалось для Сильвии загадкой, хотя Дебора подозревала, что старик не хотел, чтобы из окон было видно множество людей, которые приходили к задней лестнице после семи вечера. Окна на фасаде выходили на улицу и противоположные дома, а на подоконниках Сильвия вырастила несколько недорогих цветов, которые радовали ее глаз. Комната была обставлена всевозможным хламом, принесенным с бесчисленных распродаж, на которые ходил Аарон. Здесь были японские ширмы, диваны в стиле ампир, кресла красного дерева, персидские молитвенные коврики, столы в стиле Людовика XIV, арабские изразцы, вустерский фарфор, старинное пианино, которое, возможно, вышло из Ноева ковчега, и много других вещей ушедших эпох. Сильвия же цвела, как прекрасный цветок, среди этих обломков прошлого.