– Сегодня был у Сан Саныча. Ничего особого не сказал. Погибший, вероятно, схватился с убийцей, следы на лице и костяшках кулаков. Биоматериала под ногтями нет. Отпечатки с ручек стерты. Стреляли, судя по гильзам, из ПМ, пули кучно легли. Баллистику ждем. Погибшие в хорошей физической форме, здоровый образ жизни, все такое, – кратко доложил Никита.

– Ого, как ты к нему в доверие втерся, меня до сих пор воспитывает. Пользуешься уважением, – похвалил сотрудника Воронцов.

Никита промолчал о подаренной бутылке отцовского коньяка и зашел с козырей.

– Самое главное. Есть подозреваемый. Был у убитого конфликт с ним, какое-то время тому долой, Берштейн застрелил его собаку, алабая бешеного. Задержал его. Пытался сбежать. Но от нас так просто не уйдешь, – с ноткой гордости улыбнулся Никита.

– Соболев Григорий, 1980 года рождения. Судим по 228, приводы, административки. Весь букет, – добавил Мошкович.

– Знаю я его. Проходил как-то по скупке краденого. Мутный чувак. Надо его потискать. Может быть все окажется проще, чем кажется, – Воронцов потрепал седую щеточку усов. – Когда колоть будете?

– Да скоро начнем. Его сейчас врачи смотрят.

– Сопротивлялся при аресте? – настороженно спросил Воронцов.

– Нет. Споткнулся, когда убегал, – невинно ответил Никита.

– Это хорошо. Прокуроров нам только не хватало.

Никита принялся готовить рапорты следователю, а дождавшись звонка от дежурного, спустился в комнату для допросов, куда доставили Соболева, хозяина агрессивных собак. В душе оперативник надеялся, что тот и окажется убийцей, в чем полицейские, его и уличат. Хотя инстинкт сыщика ему говорил, что в этом деле все будет намного сложнее. В момент появления Никиты Мошкович заканчивал процедурную часть:

– Предупреждаю Вас об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний по статье 308 УК РФ и об ответственности за дачу ложных показаний по статье 307 УК РФ.

– Давай, командир к делу, – слегка развязно махнул рукой Соболев. Лицо его сияло всеми цветами радуги, вторая рука была в лубке, подвешенном на платке через шею, – 51 статья мне понятна, желаю дать показания осознанно и без принуждений.

– Вот и хорошо. Расскажите о Ваших отношениях с Максимом Берштейном.

– Гандон он. Жид недобитый. Арнольдика моего застрелил, наглухо. Но я к его смерти отношения не имею. Хоть и с радостью бы ему башку оторвал, – Соболев не мог держать язык за зубами и нес все подряд.

– Это самое, то есть отношения неприязненные? – Мошкович уточнил формулировку.

– А пишите так, все равно у меня алиби есть.

– До алиби доберемся. Кроме этого случая с собакой еще были какие-то инциденты? – продолжал допрос Мошкович.

– Ну пару раз поссал на его забор потом, но он очканул, не вышел. Хотя явно меня видел.

– А где Вы были три дня назад? – оперативник игнорировал лексику подозреваемого.

Тот немного поморщил брови, вспоминая что он делал.

– Улетал я в командировку. Билеты, гостиница, все есть! – Соболев насмешливо улыбнулся: – Шах и мат, господа полицейские!

– Ну сам не убил, так нанял кого-то, – как бы ненароком высказался Никита.

– Э, командир, не натягивай сову на глобус. Я тут не при делах, – чуть сбавил гонор подозреваемый.

– А что, сударь? Телефончик давайте ваш посмотрим? Пароль снимете? Может там отчет от исполнителя есть? – Никита пошел ва-банк, достав из пакета с вещами задержанного его смартфон.

– А без санкции не имеете права, – заволновался Соболев.

Никита с переглянулся с Мошковичем, и начал было вставать:

– Ну санкция, так санкция. Заодно и машину с домом обыщем. Вдруг опять наркотой торгуешь.

– Погодите, – произнес Соболев, затем, после небольшой паузы он притянул к себе телефон, разблокировал и двинул в сторону полицейских. – Мне скрывать нечего. Я со старым завязал.

Никита взял телефон и просмотрел все мессенджеры, затем фотографии, включая удаленные. Кроме мемасиков, пошлых картинок и переписки с семьей ничего интересного не было. Правда, мессенджер в Телеграме был настроен на самоудаление чатов, что могло свидетельствовать о подозрительной переписке. Мошкович тем временем дооформил протокол допроса и дал Соболеву в нем расписаться.

– Могу быть свободен? – обретя свою былую уверенность, спросил Соболев у оперативников.

– Пока да, – ответил за них обоих Никита. – Из города не уезжайте пожалуйста без оповещения.

– Не вопрос.

Они проводили Соболева до дежурки, где ему под роспись вернули вещи и пошли в свой кабинет.

– Это самое, ты и вправду хотел санкцию на обыск просить? – недоверчиво спросил Мошкович напарника.

– Конечно, нет. Это же судья дает. Да и потом Соболев опытный злоумышленник. Вряд ли ствол домой принес. Так, на понт его взял, – улыбнулся Никита.

– Молодец. Что в целом о нем думаешь?

– Не особо верится, что он нанял киллеров из-за собаки. Погадить на забор, дом поджечь, самому разборку устроить – это да. Но чтобы он стал тратить деньги на наемных убийц? Да и потом уже столько времени прошло, с чего ему вдруг именно сейчас мстить начинать?

– Может наркомана послал? – Мошковичу хотелось побыстрее раскрыть дело. – Чего он убегал тогда?

– Инстинкт. Мы догоняем, они убегают, – неожиданно для самого себя Никита выдал философскую сентенцию о сути взаимоотношений правоохранителей с преступниками.

Беседу оперативников прервал Воронцов, заглянувший в их кабинет.

– Так парни, тут такое дело. Прислали мне молодое дарование, сказали обкатать в серьезном деле. Так что у вас помощник появляется. Пойдем представлю.

– А он что-то умеет? – ворчливо спросил начальника Мошкович. – Или это самое, «подай-принеси»? Сколько можно мне за весь отдел пахать?

– Да я откуда знаю? Начальство сказало, взять на стажировку. Мол, давно просишь вакансию закрыть. Вот, знакомьтесь, – Воронцов распахнул дверь своего кабинета. За его столом сидел крупный симпатичный парень с голубыми глазами и светлыми бровями.

– Это Филипп. Это Никита и Вадим, – Воронцов показал руками на всех присутствующих. Парень поспешно вскочил и пожал руку обоим оперативникам. Рукопожатие было довольно крепким, Филипп явно занимался спортом.

После знакомства Никита доложил об успехах:

– Допросили соседа, чью собаку убитый застрелил. Ну Соболев, который, с темным прошлым. Алиби слабое, жена. Проверим. Телефон показал, подозрительного ничего не нашли. Отпустили пока так, на меру пресечения не тянет, – продолжил он. – Вы что думаете?

– Без улик, однако сложно будет. Давай на прослушку поставим телефон. Вадим, займешься? – Воронцов повернулся к Мошковичу.

Тот кивнул, не забыв обреченно вздохнуть.

– Я старое дело поднял. Кое-какие зацепки есть, но что-то сомнительно, что тот же исполнитель, чуть не тридцать лет прошло. Пистолет, кстати, там ТТ был, – продолжил доклад Никита. – Может ну его, архив ворошить? Роман «Тридцать лет спустя», – хмыкнул он.

– От того что преступление старое, оно им не перестает быть. Для вас любая жизнь должна важной быть. Что сейчас отнятая, что тридцать лет назад, – неожиданно серьезно сообщил Воронцов.

Затем он смягчил тон:

– Давай, проверь до конца. Хотя и вправду сомнительно. Так, к Берштейнам. С близкими разговаривали? Может что-то с детьми или с родственниками там не поделили?

– Ну дочка, наверное, вне подозрений. Реально ее, это самое, накрыло, – покачал головой Мошкович. – А сына проверим. Ну еще там родственников каких поищем. Может все-таки наследство.

– А чем они по жизни занимались? – Воронцов пытливо посмотрел на подчиненных.

– Гуляли в основном, в теннис играли, книг в доме много. Съездил я в теннисный клуб с утра пораньше. Хорошие отзывы, бесконфликтные товарищи. Похоже, с Севера приехали, пенсия ранняя. Надо запросить пенсионный фонд, посмотреть, что там, – теперь на вопрос ответил Никита.

– А хотите, я быстро проверю? У меня подружка в пенсионном фонде работает, – вмешался в их разговор Филипп. Ему явно хотелось быть полезным в расследовании.